Ночью она проснулась, осторожно высвободилась из его сонных цепких объятий. Села на постели, медленно накинула на плечи халат. Отчего-то захотелось курить… Вроде и привычки такой не было, так, баловалась иногда с девчонками за компанию. Даже и не вспомнить, есть ли вообще в доме сигареты… Кажется, где-то валялась пачка в дальнем ящике кухонного стола. Пойти посмотреть, что ли?

Да, осталась одна сигарета. Можно постоять у окна, пуская в форточку дым, посмотреть на грустную глянцевую луну. И отдать наконец себе полный отчет в том, что сейчас произошло…

Значит, все-таки Витя. А что – Витя как Витя… По крайней мере ничего плохого, даже наоборот… Так выложился в проявлении нежности, такие слова говорил! Причем абсолютно серьезно, без куража. Да, именно это ее обижало всегда в Никите – легкое, едва заметное небрежение, кураж. А у Вити все так серьезно, с душевно-горячей старательностью… Причем такой искренней, что берешь ее с радостью, с ответной, хоть и немного вынужденной, но благодарностью! А что… Может, и не зря говорят, что мы любим вовсе не человека, а его любовь к себе?..

Да, может, и так. И пусть с ее стороны это звучит весьма и весьма эгоистично. Да кто, кто посмеет ее в эгоизме обвинить? Она любила без эгоизма, всей душой, но ее предали… Посмеялись, покуражились, выбросили. И пусть они все катятся с их куражами и насмешливостью! А для полноты ощущений можно и поубавить вам смеха в глазах… Так, в назидание.

Нина затянулась глубоко табачным дымом, распаляясь в мыслях. Да, да, можно и поубавить! Мы с Виктором вам смешны, Лариса Борисовна? Простецки забавны? Ах, какой смешной кавалер-белобрысик! Ах, привел вашу несостоявшуюся невестку на Дебюсси! Ну, посмотрим, посмотрим, кто из нас будет смешнее выглядеть.

Конечно, краем сознания Нина понимала, что надо остановиться в злобно-мстительных мыслях. Но не могла. Ее несло и несло… Может, это первородное из нее поперло? Из серии «не троньте дворнягу, у нее свое достоинство есть, пусть и плебейски мстительное»? Да, мы такие, из третьего поколения слесарей-инструментальщиков со второго турбомоторного.

Боже, какой ужас, если так… Но с другой стороны, позвольте и мне постоять с другой стороны баррикады! Уж сколько раз твердили этому миру – не провоцируйте нас, веселые снобы! Обиду в человеческом сознании еще никто не отменял!

Нина докурила сигарету до самого фильтра, щелчком выбросила окурок в форточку. Луна смотрела прямо в лицо, усмехалась. Ладно, надо идти спать… Утром со всеми эмоциями разберемся. Вместе с Витей…

* * *

Утром она проснулась от запаха кофе. Удивилась – откуда вдруг? И вспомнила, и поняла… И потянулась всем телом от удовольствия, которое принесло с собой понимание. Значит, Витя для нее завтрак готовит?.. Вот так вам! Не она подскочила чуть свет, а Витя! Что ж, еще одно новое ощущение в новой жизни… А может, он кофе в постель принесет?

Ой ой, несет, кажется… А у нее голова лохматая! Да и бог с ней, с головой. Наверное, надо притвориться спящей, чтобы совсем все по-настоящему было…

– Нин… Просыпайся, Нин… На работу опоздаешь.

– М-м-м…

Нина прогнулась в спине, потянулась в сонной неге. Открыла глаза, увидела его счастливо-озабоченное лицо. Улыбнулась…

– Я тебе тут кофе сварил… И завтрак приготовил, поешь… Любишь гренки с майонезом?

– Не-а. Я с майонезом не люблю. Я люблю с сыром.

– Ладно, буду знать…

Сев на постели, Нина откинула за спину спутанные волосы. Витя поставил перед ней поднос, передал чашку в руки, одновременно скользнув поцелуем по щеке. Она сморщилась, капризно отстраняясь:

– Ну, Вить…

Да, и это ощущение было новым – позволить себе капризничать. Довольно приятное, между прочим. Еще одна компенсированная прореха пережитого небрежения. Да разве Никите пришло бы в голову ей хоть раз утром кофе в постель принести? Хотя нет… Поначалу вроде было… Или не было? Нет, все-таки было…

Нина потерла ладонью лоб, пытаясь вспомнить. И тут же обозлилась на себя – зачем, зачем теперь-то вспоминать? Или ей никогда уже от тех отношений не отделаться? Да что это такое… Сама себе утро испортила!

– Что, Нин? Сахару мало в кофе положил, да? Так я наугад, две ложки…

– Нет, Вить, кофе отличный, спасибо. Ты мне лучше скажи… Помнишь, мы вчера говорили про фотографии? Те самые, которые у тебя в базе есть? Ну, где муж Ларисы Борисовны…

– Нин… Ну зачем тебе, а? – поморщился Витя, озадаченно поцарапав пальцами подбородок. – Брось, Нин… По-моему, это глупо, то, что ты затеяла. Конечно, я все готов для тебя сделать, но… Ей-богу, не нравится мне это. Чего ж мы нашу жизнь будем с подлости начинать? Оно нам надо?

– Ты понимаешь, Вить… Я не могу тебе сейчас всего объяснить. Но… Ты мне просто поверь на слово. Мне тяжело, понимаешь? А так… Если я это сделаю… Мне легче жить будет, я избавлюсь таким образом от… От… В общем, сделай это для меня, Вить! Ну, пожалуйста! Ну что тебе, трудно?

И опять ее удивили капризные нотки в собственном голосе. Почувствовала – даже губы надула по-детски. Ох, как быстро свою женскую власть распознала! Вон и глаза у Вити уже размякли, поплыли…

– Ладно, уговорила, черт с тобой. Распечатаю я несколько фотографий, возьму грех на душу. Только ты мне должна объяснить логическую связь… Кто эта женщина, которой ты хочешь подкинуть фотографии?

– Так жена твоего клиента, та самая, которую мы в консерватории… Лариса Борисовна…

– Да это я понял! Но я не о том… Что она тебе плохого сделала? За что ты ей хочешь отомстить?

– Это не месть, Вить!

– А что это?

– Я… Я и сама не знаю. В общем… Она мать моего бывшего парня, Вить.

– А… Что ж, теперь мне понятно. Это он тебя обидел, да? Он тебя бросил?

– Вить, я не хочу об этом… Не заросло еще, понимаешь?

– Понимаю… Это называется – перенос, Нин.

– Что?

– Ну, перенос… Обижаешься на одного, переносишь на другого. Все просто, Нин… Седьмой класс, первая четверть. Все до предела просто. У тебя обида болит, а тут я нарисовался со своей любовью, да? И с возможностью этого переноса… Ладно, можешь не отвечать, я-то как раз не обижаюсь.

Помолчали немного, не глядя друг на друга. Потом Витя вздохнул, спросил деловито, будто закрыл неловкую паузу:

– Значит, давай по порядку… Ты хочешь эти фотки просто взять и подкинуть, да? А каким способом? По почте переслать, что ли?

– Ну, я не знаю… Придумаю что-нибудь.

– Нет. Давай уж я тогда сам все сделаю. Я лучше знаю, как это сделать, чтобы на тебя не вышли.

– Кто… не вышел?

– Ну, мало ли… Знаешь, что с женщинами после такого шока бывает? Инсульт хватит, а ты виновата будешь! Значит, так и договоримся – я сам. И сразу забудем об этом, ладно? А то неприятно как-то, прямо мороз по коже. Но если тебе так надо, что ж…

– А когда ты все сделаешь?

– Ну, давай сегодня… Или завтра… Адрес только напиши, куда доставить.

– Спасибо, Вить.

– Ой, не надо меня благодарить, Нин, ради бога! Не будем больше об этом, ни слова, ладно?

– Все, все, не будем. Забыли, ни слова… А который час? На работу не опаздываем?

– Ну, у меня-то график свободный… А ты, по-моему, уже сильно опаздываешь. Если в пробку попадем – пиши пропало, влетит от начальства.

– Да у меня начальница хорошая, я не боюсь! – ответила Нина, весело чмокнув его в щеку. – Чур я первая в душ!.. – вскочила она с постели.

Весь день практически осуществленная подлость не уходила у нее из головы. О чем бы ни думала – рисовались поневоле картины, одна страшнее другой…

Вот Лариса Борисовна открывает почтовый ящик, достает пухлый конверт. Дома, сидя в любимом кресле, аккуратно разрезает сбоку ножницами. Фотографии веером сыплются ей на колени… Интересно, что это за фотографии? Совсем интимного характера или не очень? Надо было у Вити уточнить. Потом всматривается в одну, в другую. Руки начинают дрожать, лицо приобретает бледно-землистый оттенок. И гаснет обычное выражение насмешливости в глазах…

Уфф… Противно вообще-то. Витя прав. А главное, собственных злорадных ощущений – никаких. Зачем, зачем она эту глупость затеяла? Надо Вите срочно звонить, остановить его… Черт, телефон дома впопыхах забыла! Наверное, это судьба? Значит, пусть будет, как будет?

А вдруг ее и впрямь инсульт разобьет? Что тогда? А тогда ты, матушка, будешь пожизненно совестью мучиться. Хотя – как ты об этом узнаешь? Никите вдруг позвонишь и скажешь – не виноватая я? Ничего, мол, такого ужасного не хотела? А хотела только обидную смешливость из глаз убрать? Как будто последствия подлых поступков можно как-то отрегулировать…

К обеду Нина совсем измучилась, побежала искать Витин офис. Нашла, но дверь оказалась закрыта… Уже вернувшись, чертыхнулась про себя досадливо – можно ведь было записку оставить! И наплыли слезы на глаза, все цифры на мониторе слились в единую линию.

Потом приказала себе – все, хватит! Ничего с Ларисой Борисовной не случится. Ну, поплачет немного, зато и снобизма, глядишь, поубавится. А у нее – счастья прибавится волшебным образом. Потому что это закон такой – если где-то убыло, в другом месте обязательно прибыло… Ведь она уже чувствует себя счастливой? Или?.. Или… Опять проклятые слезы наплыли на глаза… Да что ж это за день сумасбродный такой, скорей бы он закончился!

Вечером, после работы, Витя ее поджидал, как обычно. Нина плюхнулась на переднее сиденье, глянула ему в глаза, собираясь спросить, отправил или нет по адресу злополучные фотографии… И не решилась почему-то. Да и чего спрашивать – ясно же, что отправил. Витя – человек слова. Мужик сказал – мужик сделал. Да, он такой… Все, что захочет, то для нее и сделает. Настоящий мужчина. Как там Лариса Борисовна шепнула ей на ухо? Это именно то, что тебе нужно, Ниночка?

Да, Лариса Борисовна. Получается, именно то.

* * *

Постепенно Витя перебрался к Нине. В шкафу появились его рубашки, на письменном столе обосновалось подобие рабочего места с компьютером, сканером, принтером. Как выяснилось, он тоже снимал где-то комнату, но имелись перспективы на собственное жилье – был выплачен вступительный взнос в долевое строительство. Он даже подвез ее однажды к вздыбленной кранами и зияющей пустыми глазницами окон новостройке, проговорил гордо: