Нэн Райан - Твоя, только твоя

Мэри закусила губу.

Со слезами на глазах она стояла на широкой веранде Лонгвуда и смотрела вдаль, пока ее отец не скрылся из виду. Несмотря на теплое солнце, ее бил озноб. У Мэри было предчувствие, что она больше никогда не увидит Джона Томаса. В этот момент она очень остро ощутила свое одиночество.

Тяжело вздохнув, женщина вернулась в опустевший молчаливый дом.

В июне в штате Теннесси прошел референдум. Несмотря на сильные просеверные настроения, было принято решение присоединиться к Конфедерации. Штат Теннесси присоединился к ней последним.

В конце июля, через три месяца после отъезда Джона Томаса, пришло известие, что он убит. Джон Томас Пребл погиб в первой же большой битве гражданской войны. Мэри осталась совсем одна.

Но горевать было не время.

Состояние Преблов стало таять еще до войны и было существенно уменьшено событиями, разделившими страну. Морская блокада разрушила британский хлопковый рынок. Когда объявили о займах в пользу армии южан, Мэри поняла, что оказалась в сложном финансовом положении. Этой весной на огромных плантациях было посажено очень мало хлопка. К концу лета разбежались все рабы.

Наступала осень, а конца войны все не было видно. В Мемфис приходили сообщения об огромных потерях южан. К Рождеству не осталось ни одной семьи, которая бы не потеряла отца, мужа, брата, сына, любимого.

Топот марширующих ног и барабанная дробь на улицах не прекращались, как не прекращались стоны и крики раненых и умирающих – их доставляли с поля боя в госпиталь графства Шелби, куда Мэри устроилась работать на добровольных началах. Решив внести свою лепту в правое дело, она неутомимо выхаживала солдат, раненых и покалеченных в бою. Для многих из них ее склоненное лицо стало последним, что они видели на этой земле.

Война приблизилась к дому, когда армия Гранта встретилась с армией генерала Альберта Сидни Джонсона в Питсбурге. Войска высадились в сотне миль к востоку от Мемфиса. Началась битва при Шилоу, и река Теннесси окрасилась кровью лучших сынов Конфедерации.

В конце того же месяца адмирал Дэвид Фаррагу занял Нью-Орлеан. Это был сильнейший удар по Конфедерации. И Мэри вместе со своими соседями стала опасаться, что янки придут в Мемфис по Миссисипи.

И янки пришли. Но не с юга, не из Нью-Орлеана. Они пришли с севера.

В мае капитан Джеймс Монтгомери повел речной флот южан в атаку на военные суда, обстреливавшие форт Пиллоу, в штате Теннесси. Монтгомери и его люди пытались остановить и отбросить назад наступающих северян.

Но флот восставших штатов потерпел поражение.

Под огнем судов северян силы конфедератов были вынуждены оставить форт Пиллоу, который был последним укреплением к северу от Мемфиса.

Мемфис готовился к худшему.

И это худшее не заставило себя ждать. Жарким и влажным утром шестого июня по городу разнеслась весть о том, что янки находятся в нескольких милях от Мемфиса, вверх по реке. Горожане выскочили из постелей и бросились на высокий берег Миссисипи.

Мэри, Лия и ее четверо детей наблюдали за тем, как военные суда федеральных войск приближаются к Мемфису. Как только красный солнечный диск поднялся над горизонтом, зловеще показался первый таранный корабль северян «Королева Запада».

В сильный полевой бинокль Мэри наблюдала за приближением стального корабля. Высокий смуглый офицер северян – его фигура четко вырисовывалась на фоне розового неба – одиноко стоял на покачивавшейся палубе. Но не его прекрасная осанка и властный вид человека, привыкшего отдавать приказания, привлекли внимание Мэри. Было в нем что-то еще. Нечто такое, отчего по всему телу женщины пробежала дрожь. Было в этом командире-янки нечто смутно знакомое.

Вот он рванулся вперед и властным движением руки отдал приказание.

И тут же корабли северян открыли пушечный, огонь. Флотилия Джеймса Монтгомери, командовавшего флотом конфедератов, смело устремилась в атаку, но враг существенно превосходил ее в огневой мощи и в численности боевых кораблей.

Утро было исключительно тихим и ясным. Противники энергично обменивались пушечными выстрелами. Через несколько минут реку заволокло дымом, и Мэри могла разглядеть только вспышки выстрелов.

Женщина поморгала и прищурилась. Грохотали пушки, доносились крики команд. Граждане Мемфиса молились о победе южан.

Но силы федеральных войск превосходили силы конфедератов, и через два часа флотилия восставших штатов была полностью разгромлена. Из восьми кораблей конфедератов уцелел только один.

Беззащитный Мемфис сдался.

В полдень коммодор флота северян Чарльз X. Дэвис смог пройти вниз по реке в направлении Виксбурга, где он предполагал соединиться с силами коммодора Фарагу, направлявшегося на север из Нью-Орлеана.

Но в Виксбург ушел не весь флот Дэвиса.

Один военный корабль и три подразделения морской пехоты были оставлены, чтобы удержать завоеванный город. Павший Мемфис должен был быть немедленно оккупирован войсками северян под командованием молодого морского капитана, которому коммодор Дэвис полностью доверял.

К вечеру моряки в синей форме заполонили город. В этот день Мэри отправилась спать с болью в сердце: федеральные войска захватили родной город.

Мемфис, столица американского Нила, сдался янки!

Мэри Пребл не могла в это поверить. Она не хотела этому верить. Впервые в жизни она испытывала страх, находясь в собственном доме. Прежде ей и в голову не приходило чего-то бояться, хотя она оставалась одна в огромном доме. С ней были лишь старая повариха Мэтти да пожилой Тайтес с его артритом.

Остальные слуги давным-давно покинули усадьбу. Те, кто не убежал, были отправлены в дома других, более обеспеченных горожан. Мэри отослала бы и Мэтти с Тайтесом, но беспомощная престарелая пара никому была не нужна. Долгие годы старики заботились о семье Преблов, а теперь Мэри должна была позаботиться о них.

В эту ночь она долго не могла заснуть.

Проснувшись утром, Мэри поспешила в госпиталь. По дороге она кипела от гнева, видя, что улицы Мемфиса запружены моряками в синей форме.

Ее ярость перешла в ужас, когда она увидела, как легкий утренний ветерок полощет звездно-полосатый флаг на крыше пятиэтажного здания почты.

Мэри остановилась и смотрела на него, не веря своим глазам.

Покачав головой, она как во сне двинулась дальше. На улице Адамса, в квартале от госпиталя, Мэри была потрясена, увидев, как военные в синей форме снуют вверх и вниз по лестнице особняка Уитли. Они чувствовали себя там как дома. Женщина была так поражена увиденным, что несколько минут молча смотрела, не двигаясь с места.

И пока она наблюдала за происходящим, за ней тоже наблюдали.

В гостиной особняка Уитли высокий смуглый офицер прислонился мускулистым плечом к окну и выглянул на улицу. Его прищуренные глаза были холодны как лед, красивое лицо совершенно бесстрастно. Офицер, не мигая, смотрел на стройную светловолосую женщину, стоявшую на другой стороне улицы.

Смуглый поджарый офицер был тем самым моряком, что вел флот федералов в битву за Мемфис. Сейчас капитан был оставлен во главе войск, оккупировавших город. И прекрасно себя чувствовал на этом ответственном посту, умело и решительно исполняя свои обязанности. У него даже оставалось время следить за передвижениями Мэри.

Капитан всегда знал, когда Мэри покидала Лонгвуд. Он знал, куда она ходила, что делала и когда возвращалась домой. Он даже с точностью до минуты знал, когда она каждый вечер гасит лампу, ложась спать.

У Мэри появился новый повод для беспокойства. Она стала опасаться, что янки оккупируют Лонгвуд. При одной только мысли об этом в сердце женщины закрадывался страх.

Проходили дни, и каждый раз, заметив приближавшихся к ее дому военных в синей форме, Мэри Элен следила за ними, затаив дыхание. Многие из прекрасных особняков в городе были уже заняты оккупационными войсками. Мэри с ужасом думала о том, что они вот-вот займут Лонгвуд и разорят ее любимый дом.

Прошла неделя, и Мэри перестала вздрагивать при появлении янки вблизи Лонгвуда. Она говорила себе, что в городе множество больших, красивых особняков. Может быть, завоевателям и не понадобится ее дом. Сохрани ее Господь! Что может быть хуже, этих заносчивых вояк в синей форме, сидящих на розовом гарнитуре в ее гостиной!

Мэри было невыносимо видеть янки, заполонивших все улицы. Было неприятно каждое утро проходить между ними по пути в госпиталь. У нее вызывали отвращение похотливые взгляды, которые они бросали в ее сторону.

Но бывали моменты, когда не видно было ни одного вояки в синей форме, и все равно у Мэри оставалось ощущение, что за ней наблюдают. Это ощущение трудно было объяснить логически. Просто она чувствовала, как у нее волосы встают на затылке – ей казалось, что янки все время за ней следят.

Они словно шли за ней по пятам. Рассматривали ее. Преследовали ее.

Женщина неожиданно останавливалась и беспокойно оглядывалась, ожидая увидеть какого-нибудь моряка, или солдата в синей форме, дерзко глядящего на нее. Но никого не было видно. Мэри решила, что у нее настолько расшалились нервы, что ей уже мерещится всякая чертовщина.

Наконец Мэри немного расслабилась. За две недели она не увидела на заросших сорняками лужайках Лонгвуда ни одного янки. Ее явно щадили. Хозяйка Лонгвуда не знала, кто и почему, но в любом случае была признательна, и ей стало легче.

Презренные янки продолжали бросать в ее сторону заинтересованные взгляды, когда она шла в госпиталь и обратно, но теперь они ее не слишком беспокоили. Мэри по-прежнему плохо спала, хотя ощущение безопасности понемногу восстанавливалось.

И все же она прекрасно понимала, что после наступления темноты одинокая женщина не может быть в безопасности в занятом северянами городе, и Мэри старалась не искушать судьбу.

Так было до одного июньского вечера, когда Мэри Элен больше не смогла вынести жару и одиночество. Она безрассудно покинула безопасный Лонгвуд и отправилась к реке, где и встретила обнаженного морского капитана.