Неожиданно оказавшись сверху, Клер в растерянности заморгала. А Хью тихо рассмеялся и положил подушку себе под голову. Всем своим видом он явно давал понять, что намерен оставаться в этой позиции еще некоторое время. Подумав о том, что им предстоит расстаться, – но об этом не надо думать, чтобы не испортить оставшееся им время! – она не стала торопить Хью.

Он уйдет, и она скорее всего больше никогда его не увидит.

Мысль пронзила сердце как ножом.

– А что ты имела в виду? «Когда мы все кончили»? – кажется, такты сказала? – Он закинул руки за голову, явив вид своих волосатых подмышек. – Ведь мы с тобой только начали.

– О, Хью… – Она вздохнула. Конечно же, он был прав – в этом не могло быть сомнений. Окончательно забыв о скромности и о собственных запретах, забыв даже о том, что она голая, Клер положила подбородок на скрещенные у него на груди руки и настойчиво посмотрела ему в глаза. – Хью, ты же знаешь, что после этой ночи мы, возможно, никогда больше не увидимся.

Она надеялась увидеть боль в его глазах, но он в очередной раз улыбнулся и с беспечностью заметил:

– Никогда не знаешь, что тебе принесет жизнь.

Это был удар, вернее, укол в сердце. Но Клер его выдержала и решила: если она не хочет делать из себя не только распутницу, но и дуру, надо поддерживать легкий тон, он его явно предпочитает. И неужели она в самом деле ожидала от него уверений в вечной любви? Нет, конечно. Головой – нет. Только уязвимым сердцем. Он, конечно, проделывал это много раз с разными женщинами. Для него это не имеет такого огромного значения, как для нее.

Значительность события казалась пугающей, но сейчас она не будет об этом думать. И завтра не будет, и послезавтра, вообще никогда. Она будет думать только о том, какое сокровище ей досталось этой ночью.

Она и хотела-то всего одну ночь, ведь одна ночь все же лучше, чем ничего. В сущности, она получила то, о чем мечтала, и даже больше.

Наверное, он заметил тень, скользнувшую по ее лицу, потому что вдруг нахмурился. Затем обнял ее и, погладив по волосам, спросил:

– Что-то не так? – В его глазах было беспокойство. Клер покачала головой, потом улыбнулась. И тут же подумала, что эта ее улыбка – самое храброе из всего, что она сделала в жизни.

– Нет-нет, все в порядке. – Она на мгновение опустила ресницы. – Кстати, спасибо за урок. Это было очень познавательно… и забавно.

– Ты же сказала «замечательно».

– И это тоже.

Он сдвинул руки вниз и сжал ее ягодицы.

– Ой! – взвизгнула Клер.

Хью тут же убрал руки, и она, скатившись с него, прижалась к стене. Он взглянул на нее с удивлением, затем, смутившись, пробормотал:

– Ах, прости, я забыл. Давай попробую исправиться. Он раскаивался, он настаивал и наконец уговорил ее лечь на живот, после чего принялся за массаж. У него оказались очень нежные руки, он старался убавить боль, и вскоре она забыла, почему он ласкает ее ягодицы – забыла из-за острого удовольствия, которое получала. Внезапно Хью нагнулся и поцеловал бедные ягодицы, он покрывал их легкими поцелуями под тем предлогом, что этим уменьшает боль, и она действительно совершенно забыла о боли. А потом его рука скользнула к шишечке меж ее ног, и Клер почти тотчас же снова ощутила страстное желание. Минуту спустя он опять ее взял – на сей раз вошел в нее сзади и вскоре довел до еще большего экстаза, чем раньше. Она стонала и громко выкрикивала его имя с каждым толчком.

– Боже всемогущий! – прорычал Хью, и она не знала, ругается он или молится, знала только, что с этими словами он вонзился в нее в момент наивысшего блаженства. Она в последний раз закричала, а он задержался в ней на несколько мгновений, а потом упал рядом и затих.

Через какое-то время он перекатился и уложил ее рядом. Утомленная, Клер зевнула и мечтательно улыбнулась. Хью поцеловал ее в губы, но она так устала, что не хватило сил ему ответить. Они лежали в обнимку, тихо перешептываясь. Потом глаза ее закрылись, и она заснула.

– Мисс! Мисс, пора!

Сначала Клер подумала, что это ей снится. Ей снилось что-то очень хорошее, но что именно, она не могла вспомнить. Наконец она открыла глаза и увидела Джеймса, наклонившегося над ней. Причем он явно собирался дернуть ее за руку.

Клер с облегчением отметила, что на ней была ночная рубашка. А может, ей все приснилось? Но нет, множество приятных уколов и болей в чрезвычайно интимных местах напоминало о том, что делали они с Хью.

Но где же он? Приподнявшись, она поняла, что лежит в кровати одна. А рядом стоял Джеймс. Значит, Хью уехал, а перед этим, очевидно, надел на нее рубашку, чтобы не опозорить перед слугой.

– Мисс, вы должны встать и одеться, – заявил Джеймс. – Мастер Хью уехал час назад, а скоро и мы должны отплывать.

Клер закрыла глаза, и ей почудилось, что в груди ее разбилось сердце.

Глава 22

Апрель 1813 года

– Должна заметить, пить этот уксус было не слишком приятно, но результат того стоил. – Прохаживаясь перед высоким зеркалом в своей спальне в Ричмонд-Хаусе на Кавендиш-сквер, леди Элизабет Баннинг с удовлетворением поглядывала на свою гибкую фигуру.

– Бет, ты выглядишь прекрасно, – с полной искренностью сказала Клер.

Рядом с Клер стояла Туиндл – нянька, гувернантка и компаньонка всех трех сестер, бывшая в прошлом гувернанткой и компаньонкой их матери. Высокая и тощая, узколицая, со строгим седым пучком на макушке, она важно кивнула:

– Я же вам говорила, что лорд Байрон использовал его как тоник для похудения, и на вас, мисс Бет, он подействовал очень хорошо. Исчезла пухлость, от которой вы раньше страдали.

Три месяца прошло с тех пор, как Клер проснулась одна в рыбацкой хижине во Франции. За это время боль от сознания, что она, возможно, никогда больше не увидит Хью, превратилась в постоянную тоску, и Клер начинала понимать, что тоска эта навсегда останется с ней. Другой же постоянной мукой была тревога за него. Может, на пути в Париж его схватили солдаты? Может, его кто-то выдал? Разные судьбы подстерегают шпиона, и большинство из них ужасны. Его могли ранить, посадить в тюрьму и даже убить. А она об этом так и не узнает. Но Клер то и дело напоминала себе, что нет толку гадать и тревожиться, все, что она могла сделать, – это постараться выбросить из головы свои страхи.

А для этого есть одно-единственное средство – не позволять себе думать. И Клер предалась неистовой деятельности. Помогло то, что лондонский сезон был в разгаре и у нее, как у сопровождающей при восемнадцатилетней Бет, было множество хлопот. Целые дни они проводили в разъездах по модным магазинам, принимали гостей, сами отправлялись в гости, гуляли в парке или каким-нибудь образом развлекались. И почти каждый вечер что-нибудь происходило – сегодня, например, они с Бет давали бал, и Клер ужасно устала, когда готовилась к нему. Впрочем, ее это вполне устраивало, так как можно было отвлечься от тяжких дум. Правда, Туиндл не далее как сегодня утром хмуро проворчала, мол, Клер выглядит «измученной донельзя», поэтому ей надо отдохнуть и предоставить оставшиеся дела прислуге. Клер отмела такую заботу с улыбкой и ласковым словом. Туиндл, конечно, не понимала, что Клер скрывает от нее тот род боли, который ломает даже сильных мужчин. Няня знала о ее приключениях только то, что на нее напали, похитили, а ей потом удалось убежать. Когда же сестры расспрашивали о тех двух днях, что она провела в плену, Клер говорила, что ее держали в наглухо закрытом крестьянском доме, а когда они негодовали, то уверяла, что с ней обращались хорошо. Джеймс посоветовал держать в тайне все остальное как государственный секрет. Но Клер следовала его указанию по собственным мотивам: если она скажет о Хью, хотя бы упомянет его имя или попробует рассказать остальную часть истории, умалчивая об интимных деталях (вроде того, что лежала голая), сестры мигом почувствуют, что она что-то скрывает, насядут на нее и выудят всю правду.

Если судить трезво, при свете дня, то было очевидно: она совершила адюльтер. Клер этим, разумеется, не гордилась, не стремилась поделиться с кем-то чувством вины, и всю жизнь она будет за это расплачиваться болью. Ложиться с Хью было грешно, она это знала, но все-таки поступила по-своему. Но даже сейчас, когда все ушло в прошлое и когда она каждый день боролась со жгучей болью, она не жалела о том, что произошло. Если бы ей сейчас сказали, что за ту единственную ночь с Хью придется заплатить режущей болью в сердце, – что ж, пускай. Если бы можно было вернуться в прошлое и изменить случившееся, тем самым избавив себя от страданий, – вот на это она бы ни за что не пошла. Она бы не отказалась от ночи с Хью, даже если бы знала, что потом придется страдать всю жизнь. Но ей следовало проявлять осторожность. Хорошо, что она до сих пор помалкивала; надо было проглотить горе и жить дальше. Если же все выйдет наружу, разразится ужасный скандал. Несколько лет назад сестры уже пережили скандал, связанный с Габби и ее вторым мужем Ником, когда Ник назвался их братом, чтобы выследить убийцу, а Габби в него влюбилась, и все, включая Клер и Бет, подумали, что он и в самом деле их доселе не известный брат. Эта драма разыгрывалась во время сезона, на глазах всего высшего света, и она чуть не погубила сестер без надежды на искупление. По счастью, их тетушка Августа, леди Салком, была весьма влиятельной и уважаемой дамой. С ее помощью, а также с богатством Ника скандал в конечном счете замяли, удовлетворив ярых сторонников морали полуправдой, и Баннингов опять стали принимать в лучших домах.

Но если пройдет слух о еще одной сестре, нарушившей «правила», то их репутация, возможно, погибнет безвозвратно. В таком случае Бет потеряет шансы на брак, Дэвид потребует развода, и Клер дрожала при одной мысли о том, что ее имя будут трепать в открытом суде по факту адюльтера. Непременно вспомнят сплетни про роман Габби, страшные истории про их отца, порочного графа, и его четырех жен, три из которых родили по одной дочери, и в «награду» каждая после этого умерла. Заговорят о дурной крови – и хуже того, о дурном тоне.