Кэти Максвелл - Твоя навсегда

Луна еще не взошла, и поэтому было очень темно, но она хорошо знала дорогу к кладбищу, пролегавшую через церковный двор. Похоже, незнакомец тоже хорошо знал эту дорогу, однако Саманта вскоре услышала, как он громко застонал от боли, споткнувшись в темноте о просевшую могильную плиту.

– На помощь! – громко закричала Саманта. – Кто-нибудь, пожалуйста, помогите мне! – молила она, понимая, что ее никто не услышит. В такую ночь все жители деревни крепко спят под теплыми одеялами, плотно закрыв ставни окон и заперев двери домов на тяжелые засовы.

В темноте ночи фамильный склеп семьи Эйлборо, построенный из белого мрамора, светился тусклым серым сиянием. Дойдя до ворот склепа, незнакомец на мгновение остановился. Его силуэт четко вырисовывался на фоне белого мрамора.

Несмотря на шум ветра, Саманта услышала, как со скрипом открылись ворота склепа. Ее отец давно хотел смазать их, но так и не нашел для этого времени. В глухую полночь этот звук казался каким-то зловещим. Ворота уже открыты, а значит, очень скоро этот человек проникнет в склеп.

Она услышала, как он ругается, пытаясь подобрать нужный ключ к тяжелой железной двери. Саманта подбежала к воротам склепа в тот самый момент, когда ему наконец удалось открыть замок и дверь, протестующе заскрипев, открылась. Войдя внутрь, он с силой захлопнул за собой дверь.

– Остановитесь! Прошу вас, остановитесь! – умоляла она его, понимая, что ее мольбы напрасны.

Этот фамильный склеп, представлявший собой миниатюрное подобие древнегреческого храма, был построен более двухсот лет назад. Он состоял из двух помещений – небольшого вестибюля и самой усыпальницы.

Саманта рывком открыла железную дверь и, вбежав в склеп, очень удивилась, увидев, что внутри горит свеча. Незнакомец, очевидно, знал, где находится потайная ниша, в которой хранятся свечи и трут. Она невольно замедлила шаги.

Кто же он?

Ей вдруг стало страшно, и, попятившись, она покинула склеп. В этот миг огонек свечи пропал. Похоже, незнакомец вошел в усыпальницу. Ее охватил настоящий ужас. Ударившись пяткой о твердую деревянную колоду, она едва не упала. Взяв эту колоду в руки, Саманта поняла, что она довольно тяжелая. Итак, теперь у нее есть оружие. Немного приободрившись, Саманта снова вошла в склеп, готовясь дать незваному гостю настоящий бой.

Йель Кардерок стоял в усыпальнице своих предков. Он поднял вверх руку со свечой и в ее мягком свете сразу же увидел то, что искал. Йель подошел к мраморному надгробию, на котором было выгравировано:

Это был его отец. Рядом находилось надгробие матери Йеля.

Он провел рукой по надгробной надписи, словно желая убедиться в том, что это не наваждение.

Приехав в Лондон несколько дней назад, он отправился к известному портному, желая обзавестись гардеробом, достойным самого принца, и этот портной рассказал ему о том, что четвертый герцог Эйлборо умер, а случилось это почти два года назад. Йель немедленно покинул ателье портного и вскочил в седло. Он несся во весь опор до самого Спраула, к этому священному месту, находившемуся рядом с церковью Св. Гавриила. Йель просто не мог поверить в то, что это правда. Его отец не мог умереть.

И даже сейчас, положив руку на могилу отца, он все еще не хотел верить в это. Йелю казалось, что он чувствует присутствие отца даже сквозь могильную плиту.

Он невольно сжал руку в кулак, вспомнив все те грубые и оскорбительные слова, которые они с отцом сказали друг другу во время их последней встречи. Эти слова до сих пор так отчетливо звенели у него в ушах, словно были произнесены только сегодня днем. В них было все: гнев, раздражение, презрение и окончательный приговор.

Долгих одиннадцать лет Йель трудился как каторжный, чтобы скопить приличное состояние. Делал он это ради того, чтобы в один прекрасный день вернуться в Англию и доказать отцу, что тот был неправ и он, Йель, тоже чего-то стоит.

И вот он сейчас здесь… и последнее слово в их давнем споре снова осталось за его отцом. Однако совершенно не так, как Йель себе представлял.

Глубоко потрясенный, он застыл на месте.

Что ж, получается, все эти годы были прожиты зря.

В такой ситуации Йелю Кардероку, лишенному наследства младшему сыну четвертого герцога Эйлборо, оставалось только одно. И он сделал это: запрокинув голову, Йель громко рассмеялся. Его смех, полный горечи и гнева, долго звучал под сводами усыпальницы. Йель был просто не в силах остановиться. Его смех напоминал скорбный вой сумасшедшего.

Этот звук гулким эхом разносился по всему склепу. Йель, почувствовав, что по его щекам текут жгучие слезы, испугался, что может лишиться рассудка.

Пошатываясь, он медленно отошел от могилы отца, чувствуя себя сломленным и разбитым.

– Не смейте здесь ничего трогать, или я проломлю вам голову!

Это суровое предостережение, произнесенное со свойственной уроженцам севера Англии мягкой картавостью, напомнило Йелю о том, что он здесь не один. Мисс Нортрап стояла буквально в нескольких шагах от него и угрожающе размахивала каким-то полусгнившим бревном.

Ее появление помогло ему окончательно прийти в себя. Он провел ладонью по глазам, пытаясь стереть остатки предательских слез, делая вид, что ему просто что-то попало в глаз. Потом, все еще держа в руке свечу, он широко развел руки в стороны, давая таким образом понять, что не намерен оказывать сопротивление.

– Теперь вы убедились, что я не совершил ничего предосудительного? – спросил он.

Она смотрела на него с нескрываемым подозрением. В этой маленькой усыпальнице при ярком свете свечи ее темно-каштановые волосы казались золотистыми. Сейчас он смог рассмотреть ее более внимательно. Теперь он ясно видел, что эта девушка намного моложе, чем ему показалось вначале, и… намного привлекательнее.

Конечно же, его не смутили ни ночная сорочка с высоким воротом, ни наспех надетые ботинки, ни растрепанная коса у нее за спиной. Свою шаль она потеряла, когда гналась за ним через кладбище. Однако девушке не стоило бояться того, что такая одежда может ее скомпрометировать, поскольку просторная ночная сорочка скрывала все ее прелести надежнее, чем монашеская ряса.

Похоже, она была настроена весьма решительно. Ее карие глаза воинственно блестели, но это скорее был некий религиозный пыл. От праведного гнева у нее даже горели ярким румянцем щеки. Однако он не сомневался в том, что, если понадобится, она набросится на него и будет колотить своим трухлявым бревном до тех пор, пока ее оружие не рассыплется на мелкие кусочки.

Он не помнил ее, однако это совсем не удивительно, ведь он уехал из Спраула почти двадцать лет тому назад. Его мать предпочитала жить в Лондоне, и, принимая во внимание то обстоятельство, что Йель постоянно ссорился с отцом, становится понятным, почему у него не возникало ни малейшего желания навещать своего родителя, который жил в родовом поместье под названием Брейхолл, что в трех милях от деревушки Спраул.

Даже если бы он приехал сюда, то уж в церковь точно бы не пришел.

– Я не хотел вас напугать… – произнес он и тут же замолчал. Дело в том, что в этот момент в мерцающем свете свечи он заметил еще одно надгробие. Йель в последний раз был в фамильном склепе во время похорон своей матери, но тогда этого надгробия здесь еще не было. Похоже, что его установили раньше, чем надгробие отца.

– Я требую, чтобы вы немедленно ушли отсюда, сэр, – решительно заявила она, однако в ответ на это Йель просто отмахнулся от нее, как от надоедливой мухи.

Он присел на корточки, чтобы прочитать надпись на этом надгробии. Там было выгравировано:

Так, значит, его родственники считают, что он умер? Ему вдруг показалось, что воздух в склепе стал еще более холодным. Или, может быть, это у него внутри все оцепенело?

– Я требую, чтобы вы ушли отсюда, – с отчаянием в голосе заявила мисс Нортрап. – Немедленно!

Йель поднял голову и молча посмотрел на нее. Он был так потрясен, что буквально лишился дара речи.

– Как он умер? – наконец спросил он, собравшись с силами. Почему они считают его мертвым? пояснил: – Я хочу знать, как умерли герцог и его сын.

Она не ответила ему.

– Прошу вас, уходите, – дрожащим голосом произнесла она.

Поднявшись на ноги, он сказал:

– Это гнилое бревно, наверное, кишмя кишит муравьями. Я бы на вашем месте выбросил его.

Широко раскрыв глаза от удивления, она посмотрела на свои руки, но бревно не бросила. Похоже, что мисс Нортрап была сделана не из того теста, что большинство знакомых ему англичанок. Она была очень крепкой.

– Я требую, чтобы вы ушли, но сначала потрудитесь отдать мне ключи, – настаивала она.

Йель вытащил ключи из-за пояса, куда в спешке засунул их, и протянул ей.

– Вот, возьмите. Я уйду, но только после того, как вы ответите мне на один вопрос, – сказал он.

Нахмурившись, она плотно сжала губы.

– Вы мне не доверяете, – продолжал он, – да это и понятно, ведь я бесцеремонно ворвался в ваш дом среди ночи.

– И еще незаконно вторглись в частные владения, – добавила она.

Йель улыбнулся.

– И незаконно вторгся, – охотно согласился он.

– Кто вы такой? – потребовала она ответа.

Йель молчал. Он посмотрел на надгробие, на котором было выгравировано его имя. Обрадуются ли его родственники, узнав, что он жив? Или все они вздохнули с облегчением, решив, что паршивая овца, портившая их благородное стадо, больше никогда не нарушит их размеренную и спокойную жизнь?

– Меня зовут Марвин, – спокойно сказал он. – Марвин Браун.

Так звали гувернера, который занимался его воспитанием, когда Йель был еще малышом. Он сказал первое, что взбрело ему в голову.

– Браун пишется с буквой «е» на конце, – добавил он, подражая своему гувернеру.

Мисс Нортрап с облегчением вздохнула, опустив бревно, словно подумала, что человек, носящий такое имя, не может быть опасным.