На вешалке висела военная шинель с прямоугольными следами от срезанных эполет. За столом, спиной к дверям, сидел мужчина. Его отросшие слипшиеся волосы доставали до воротника кителя. Склонившись над миской, он звучно ел суп.
Скрестив руки, няня стояла у камина и удовлетворенно наблюдала за гостем. Словно догадавшись о присутствии посторонних, гость, медленно поднявшись, повернулся.
— Дядя Саша, — разочарованно выговорила Ксения.
Его мундир от самых плеч был покрыт пятнами неизвестного происхождения и заштопан во многих местах. Лоб пересекала зловещая, оставленная острым предметом свежая рана. Щеки впали.
— Ксения, вот и ты… — хрипло выговорил он.
Она пристально смотрела на него, напрасно ища в этом усталом ссутулившемся человеке своего товарища по детским играм. Старше Ксении всего на десять лет, Александр был для нее идолом, которому хотелось подражать. Но теперь она чувствовала себя неловко, словно перед незнакомцем, и только когда он улыбнулся и прежнее родное выражение осветило его тусклое лицо, Ксения бросилась к нему на шею. Александр мягко отстранил ее.
— Прошу прощения за непрезентабельный вид, но…
— Дядя Саша, ты знаешь про папу?
На его лице отразилась печаль. Он погладил племянницу по щеке шершавой ладонью.
— Нянюшка мне рассказала. У меня нет слов, чтобы выразить свое горе. Он был замечательным человеком. Ты знаешь, как я любил его. Повсюду столько убийств… Генерал Стакелберг был убит на глазах у супруги, а его труп сбросили в Неву. Этим чудовищам чуждо уважение как к жизни, так и к смерти.
Девушка задрожала, чувствуя, что ноги отказываются ее держать. Боясь упасть на руки дяди, она отступила назад.
— Тебе надо поесть, — сказала она, с трудом придя в себя. — Потом я займусь твоей раной. Я знаю, что надо делать. В госпитале мне еще не то поручают. Несмотря ни на что, я до сих пор хожу туда раз в неделю. Если бы ты знал, как мы живем! Надо бороться за все: за еду, тепло, за то, чтобы ухаживать за мамой, за ребенка… У нас теперь есть братик. Чуть позже я покажу его. Но как ты сам? Я писала тебе, а ты ни разу не ответил, поэтому я предположила самое страшное…
По взгляду дяди она поняла, что говорит не очень связно, и замолчала. Казалось, что дядя Саша успокоился. Он снова сел и, взяв ложку, склонился над миской с таким видом, словно в тот момент ничего важнее супа и тепла от пузатого самовара для него не существовало. Ни племянницы, ни няни, ни плохо прибранной кухни, ни школьных тетрадей Маши, ни одежек ребенка, которые няня перешила из старых платьев, потому что ничего другого в городе не было.
С жестким выражением лица дядя Саша кусал хлеб, обмакнув перед этим кусок в суп, не забывал облизывать пальцы и прихлебывал красное вино. На хрустальном бокале остались отпечатки его грязных пальцев. Несколько капель супа потекли по подбородку, и он вытер их рукавом. «Вот она, революция», — подумала Ксения.
Няня сказала, что нужно собрать дядины вещи и вынести на холод, чтобы заморозить вшей. Батистовую рубашку и портянки, которые носили вместо носков, они сожгут на следующий день, а пока Ксения поднялась в комнату отца, чтобы поискать что-нибудь подходящее из одежды. В первый раз она открывала эти шкафы, и знакомый запах одеколона кружил ей голову. Достав из шкафа свитер, она поднесла его к лицу, вспомнив, как, будучи маленькой озорной девочкой, прыгала в объятия отца, который начинал ее кружить, а она захлебывалась смехом. Что осталось от этого? Ничего. Только страх. Страх днем и ночью.
За три дня без особой борьбы большевики захватили власть. Крейсер «Аврора» вошел в устье Невы, Петропавловская крепость несколько раз выстрелила по Зимнему дворцу. Штаб-квартира Временного правительства, которую защищали только юнкера и женский батальон, была взята штурмом в ночь на 25 октября. Керенский бежал, как вор, в то время как Ленина избрали председателем Совета народных комиссаров. В городе воцарился хаос. Наводнившие Петроград погромщики и солдаты рыскали в поисках поживы среди изувеченных офицерских трупов, валявшихся на улицах. Случаи насилия и агрессии никто не считал. Несколько недель Ксения не знала ни минуты покоя. Лишь иногда, измотанная усталостью, она засыпала мертвым сном.
Вода, нагреваемая для ванны, наполняла кухню паром. Девушка вылила последнее ведро в большой бак и задвинула занавеску, чтобы скрыть дядю и позволить нянюшке поухаживать за ним. Без слов было понятно, что сейчас он нуждается в этой женщине, которая укачивала его в колыбели, когда он был маленьким, приходила в его комнату, чтобы сунуть ему в рот ложку гречневой каши, когда ей казалось, что он ничего не ел.
Через час Александр, завернутый в махровый халат, с мокрыми, аккуратно причесанными волосами снова сел стол. Поставив перед ним бутылку водки и стакан, няня пошла к Нине Петровне. Ксения осталась с дядей. Смоченной в спирте ваткой она продезинфицировала его рану на лбу.
— Я буду сражаться, — заявил Александр, скривив лицо.
— Против кого? — иронически спросила она. — Против немцев или большевиков? Столько врагов, что в них можно заблудиться. Я сталкиваюсь с ними каждый день на улицах. Некоторые ходят, нанизав на штыки головы своих противников.
Он только горько усмехнулся.
— Я понимаю тебя. Сначала я не был противником Временного правительства, потому что не поддерживал ту недалекую и продажную клику, которой окружил себя царь. Но эти проклятые политиканы нас продали, отдав власть в руки палачей и предателей… Ой! Осторожнее, ты делаешь мне больно! Ленин и Троцкий более чем опасны. Они из кожи вон лезут, чтобы заключить сепаратный мир с немцами, подонки.
Выпив полный стакан водки, он продолжал обличительную речь, в то время как Ксения закончила обрабатывать его рану и теперь накладывала чистую повязку. У него останется только шрам, который сделает его еще более соблазнительным для женщин.
— Генерал Алексеев отступил на Дон, — продолжал он. — Несколько сотен офицеров уже присоединились к нему. Корнилов созывает добровольцев для формирования антибольшевистской армии. Скорее всего, я пойду с ним.
Ксения сжала губы.
— Без сомнения, это вопрос чести, — сказала она, не понимая, из какого источника дядя черпает подобный энтузиазм.
Внезапно она почувствовала себя неуютно. Теперь, когда Александр был приведен в надлежащий вид, она снова обнаружила в нем красоту, которая была такой соблазнительной для девушек Санкт-Петербурга перед войной. Сама она тогда была еще ребенком и не задумывалась о подобных вещах. Но теперь девушка прекрасно чувствовала в мужчине, пусть даже в родственнике, этот магнетизм, который так привлекал женщин, гармонию черт. Несмотря на усталость и сильно похудевшее лицо, дядя выглядел красавцем. Теперь, когда он отдохнул, его взгляд стал еще более пронзительным. И как многие мужчины, осознающие свою привлекательность, он старался быть на виду.
Александр хотел сражаться, и она могла только поздравить его с этим желанием. Но у нее были другие проблемы: следовало во что бы то ни стало увезти четырех человек из этого города, захваченного дикарями. Странно, но что-то мешало ей высказать все, что лежало на сердце, человеку, который сидел напротив нее со стаканом водки в руках и мечтал о славных сражениях и возможных победах. В пятнадцать лет Ксения уже чувствовала себя очень повзрослевшей и была убеждена, что мир мужчин во многом зависит от мира женщин.
Она поднялась и достала из шкафа еще один стакан.
— А не рановато ли для твоего возраста? — насмешливо спросил Александр.
«Кем он себя считает?» — раздраженно подумала Ксения, пронзая его взглядом. Потом вынула из кармана револьвер и положила на стол.
— Ты что, еще ничего не понял? В новом мире, который пообещал нам товарищ Ленин, возраста не существует. Теперь умереть никогда не рано, правда? Вот только умирать я не имею желания. Потому что есть мама, Маша, Кирилл, нянюшка… Я хочу их забрать отсюда, далеко, пусть даже я не знаю, что ждет нас в Крыму. Налей мне водки, потому что я этого заслуживаю и мне это нужно.
Она стукнула стаканом о стол. Сбитый с толку, Саша послушался.
— Конечно, надо уезжать. Я не понимаю, почему вы до сих пор здесь. Я шел наугад, уверенный, что найду ваш дом пустым.
— Матери нельзя было ехать, она могла потерять ребенка. Я думала, что мы уедем сразу после рождения Кирилла, но мать еще слаба. Тем не менее выбора у нас нет. Это уже не февраль, и комиссары очень лютуют. Частная собственность отменена. Только Господь знает, что станет с домом. — Ксения мрачно поглядела вокруг себя. — Его могут в любой момент отнять у нас и отдать другим людям. Красногвардейцы заходят к нам как к себе домой. Мне становится плохо при мысли, что все это больше нам не принадлежит. Чтобы меня не захватили врасплох, я теперь ложусь спать одетой.
Одним махом она опустошила свой стакан. Водка приятно согрела горло, напряжение отпустило.
— Я уже все приготовила, — продолжила она. — Забрала все, что успела, из банка, потому что теперь все счета заблокированы. Драгоценности спрятаны в Машиной кукле, подкладке одежды няни и пеленках Кирилла. Я разобрала колье из изумрудов и сшила себе мужскую одежду. Пусть принимают меня за новобранца. Так у меня будет больше шансов защитить родных. Что бы ни случилось, через десять дней мы уедем. Я так решила. Матери станет лучше.
Несколько озадаченно Александр Петрович смотрел на сидящую перед ним племянницу. Он никак не мог представить ее, решительную и отважную, одетую сейчас в мужской свитер с засученными рукавами, в штанах, схваченных на талии грубым кожаным ремнем, тем ребенком, который когда-то прыгал у него на коленях. Он подумал о том, что Ксения лишилась беззаботной юности, и спрашивал себя, простит ли она за это свою судьбу или так и проведет всю жизнь в попытках отомстить.
— Мы поедем вместе, — решил он. — Никто никогда не примет тебя за солдата. Это смешно.
"Твоя К." отзывы
Отзывы читателей о книге "Твоя К.". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Твоя К." друзьям в соцсетях.