— Да говори уже. И оставь в покое цветок. Он сейчас лысый останется, — не выдержал Макс, наблюдая за тем, как у желтеющего от нехватки солнечного света горшочного растения нервно отрывают сухие листьях.

Пылаева послушалась, оборачиваясь к нему. Собрала всю решительность по закоулкам.

— Значит, я тебе нравлюсь, да?

— Что, твоя девочка с серёжкой рассказала? — удивился тот. — Удивлён. Думал, он не станет распространяться.

— Не ёрничай.

— Почему нет? Настал мой день. Теперь имею право говорить всё, что захочу. Наконец-то.

— Да кто тебе раньше-то мешал???

— Ты. И твои хрупкие нервы. Или уже забыла свои прошлые реакции на каждую мою попытку сблизиться?

Пелька смутилась. Конечно, она помнила. Как и помнила, что в последний раз практически в лоб дала ему понять, что не хочет ничего менять в их отношениях. Что не собирается переходить черту. После этого Майер и прекратил поползновения. Никому бы не было приятно, когда его так отшивают.

— Я думала, это в прошлом. Думала, ты…

— Забил и остыл?

— Думала, мы друзья.

— Друзья? — Максим скривился. — Ты даже не представляешь, сколько раз я на этом… — похлопывание по прохладной кожаной обивке. — диване мысленно тр*хал тебя… Друг.

Ну вот. Теперь точно отступать поздно. Назад дороги нет.

— И ты говоришь мне это только сейчас?

— Согласен, зря. Я уже не планировал в принципе.

— Да что ты! — вспылила Нелли. — Вот и молчал бы! Но нет, тебе непременно нужно всё усложнить! А знаешь, почему? Потому что тебе сложно принять то, что у меня кто-то появился! Ты ведь привык, что я вечно под боком. Одна. Никому ненужная. А тут такая претензия на собственничество. Проснулся дух соперничества?

— Вечно под боком? — Майер подскочил на ноги. — Дура, да именно из-за того, что ты вечно была под боком, я и не мог тебя забыть!

Пылаева застыла с открытым ртом.

— Ааа… Так вот оно что… — хмыкнула она. — Что же раньше не сказал? Боялся обидеть? Зря. Я большая девочка, пережила бы. Ну да зато теперь ты свободен, гуляй на все стороны. Желаю удачи.

На полпути к выходу её резко рванули на себя, впечатав спиной в закрытый шкаф, внутри которого что-то со стуком упало. Внутри Пылаевой тоже что-то словно упало, когда Максим навис над ней, выставив вперед руки и отрезая пути бегства. Такой высокий, широкоплечий, массивный. Рядом с ним она хрупкая птичка, которая только и может, что жалобно пищать.

Одна его прихоть, и она не сможет сопротивляться, даже если приложит все силы. Не сможет ничего, абсолютно ничего сделать, надумай он… Впервые Нелли смотрела на него, как на совершенно чужого человека. Опасного человека. Того, кто может причинить ей вред. Она всегда чувствовала себя рядом с ним особенно хрупкой и слабой, но сейчас…

Видимо весь пережитый страх, поднявшийся из глубин памяти, отобразился на её лице, потому что напряжённое мужское тело заметно расслабилось.

— Выдохи, глупая. Ты же знаешь, я никогда не сделаю тебе больно, — обдало её терпким ароматом дезодоранта и остаточного запаха почти выветрившегося табака.

— Отпусти, — тихо попросила Пелька, чувствуя, как несмотря на обещание, её прижимает тяжело вздымающаяся мужская грудь.

Разочарование. Нескрываемое разочарование было в обращённом на неё взгляде.

— Почему?

— Я хочу уйти.

— Я не хочу, — его ладонь очертила в воздухе изгиб её тела, зависнув в воздухе, совсем рядом, но так и не коснувшись кожи.

— Макс, не надо. Тогда ты окончательно всё испортишь…

— Испортила всё твоя певичка, когда появилась на горизонте.

— Ты обещал.

— Обещал, — он и сам порой себя ненавидел за эту черту. Сколько раз уже та подкладывала ему свинью? Нет, иногда нужно и стоит нарушать слово. Майер только убеждался в этот снова и снова. — Но я обещал не делать тебе больно. Прости… Хотя бы раз… — расстояние между их лицами сократилось, и губы Нелли почувствовали поцелуй.

Глава 11. Одной левой


Нелли негромко наигрывала на своей старенькой гитаре. Подарок Матвея покоился в футляре в дальнем углу, подаренный в комплект усилитель под кроватью. Сейчас хотелось спокойного бренчания и привычной поистершейся шероховатости под ладонью. Чего-то родного и надёжного.

Настроение хуже не бывает, музыка под стать. Возникало неумолимое желание напиться, вот только завтра с утра занятия, после — репетиции мюзикла. С чугунной головой ходить не улыбалось. Хотелось покурить, но она не курила. Поплакать и не плакалось. Всё вкривь и вкось. Вечно у неё так.

В дверь мягко постучали. Пылаева знала, кого ждать. У Бондарева был свой специфический перестук, типа азбуки Морзе. Ни с кем не спутаешь.

Так и есть.

— Ну что, психи сошли? — поинтересовался он, застывая на пороге с тёплой улыбкой.

Облокотившись головой на косяк в ответ согласно кивнули.

— Тогда чего трубки не берём?

Неоднозначное пожатие плечами как бы говорило: сама не знаю.

Номером её телефона Матвей обзавёлся недавно, логично заметив, что раз они уже почти месяц продавливают казённые матрасы, он имеет полное право знать, как, в случае необходимости, связаться со своей девушкой.

Вот только сегодня сделать ему этого один фиг не удалось. Пелька не могла набраться духу и принять вызов. Не после того, что случилось. Ощущение, словно она извалялась в грязи преследовало её весь день и преследует до сих пор. И, наверное, долго ещё будет висеть камнем на шее, увлекая на дно.

— Войти можно или мне сегодня спать в общей гостиной? — перед ней покачали подарочным пакетиком, на котором серый мишка обнимал почему-то красную собаку. — Я и подношение языческим богам принёс. Сладости. Считай это моим белым флагом.

Лёгкая улыбка осветила лицо Нелли, преображая его до неузнаваемости. Ей шло смеяться. Шло улыбаться. Шло корчить смешные рожицы. Шло всё, кроме той грусти, с которой она его только что встретила.

Подношение сработало. Разувшись и стянув с себя пальто, Бондарев устало рухнул на сдвинутые койки. Ноги ныли от длительной ходьбы, а в ушах для сих пор гудело. Помимо радиоэфира у них сегодня, как обычно, каждая минута была расписана "от" и "до". Вернуться в Академию получилось лишь к темноте.

Он так и лежал, просто наслаждаясь покоем, пока Пылаева, присев рядом, вытряхивала из пакетика киндеры, шоколадки, Чупа-чупсы, Рафаэлло и плоскую коробочку размером с футляр для СД-диска. Её глаза изумлено расширились.

Внутри, на мягкой фиолетовой подложке лежал чёрный чокер с золотой застёжкой и украшенный свисающими капельками. То, что это были бриллианты, пусть и не громадные, говорила бирка фирменного ювелирного магазина.

— С ума сошёл? Зачем? — она с дрогнувшим сердцем коснулась бархатной ленточки. Такой приятной на ощупь.

— Попытка извиниться. Ты права, я перегнул палку с самоуправством, — Матвей, конечно, так не считал, но Дина посоветовала сказать именно так, чтобы ссора не затянулась на неопределённый срок. Маленькая ложь во имя душевного равновесия обеих сторон. Хорошо иметь под боком мудрого человека. Особенно, когда сам редкостный балбес и полный профан в любовных делах.

— И что, будешь каждый раз покупать украшение, когда заиграешься с диктаторскими замашками? — со смешком покачала головой Нелли.

— Почему нет? Такими темпами, думаю, в течение полугода успеем поменять всю твою чешскую бижутерию на драгоценные металлы.

Пылаева, чувствуя неконтролируемый прилив нежности, подлезла к нему под бочок, свернувшись калачиком и прижавшись как можно ближе.

— Я тоже была не права. Прости за истерику. Я себя не контролирую в такие моменты. Чувствую, что заговариваюсь, что надо заткнуться, но остановиться не могу…

— Правильно ли я понимаю, что ты всё же подумаешь над моим предложением? Скажи, что подумаешь, а то я так и не дал опровержения. Ай, — его с чувством укусили. — Ну а что? Дать задний ход никогда не поздно.

— Почему для тебя это так важно?

— Мне просто пришло в голову, что если всё сложится, мы будем в постоянных разъездах. А я не верю в отношения на расстоянии.

— Ага. А так я всегда буду под наблюдением, да?

— Так ты всегда будешь рядом. Так что? Подумаешь?

— Хорошо. Подумаю.

Такая покорность Матвею не понравилась. Он ожидал, по меньшей мере, продолжения утренней дискуссии. Возможно даже с последующей новой ссорой. А тут аж за километр подвохом разило.

— Ты какая-то тихая. Соглашаешься со всем. Не заболела?

Да если бы!

— Не думаю.

— Эй, да что такое? — Бондарев извернулся так, что оказался над ней.

Нелли несколько секунд смотрела на него в слабом свете настольной лампы. Смотрела и собиралась с духом, чтобы признаться. Самой прочувствовав на личном опыте, она ненавидела ложь в любом её проявлении. И вот она смотрела на то, с каким беспокойством, с какой нежностью он разглядывал её… и не могла проронить ни слова. Страх не увидеть больше этого взгляда отключал здравый рассудок.

— Я люблю тебя, — вместо этого вырвалось из неё. Слова уже прилетели к адресату, а она только-только постигала их смысл и понимала, что да. Любит. И теперь боится потерять.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Усталость Матвея как рукой сняло. Довольный, как нашкодивший кот, стыривший припрятанную заначку с валерьянкой, он разве что не светился. Горячие поцелуи, согревающие ласки и тонны нежности, перемешанной с разгорающимся желанием последовали незамедлительно. И вроде бы всё было хорошо, у них и вообще, однако следующие пару дней Бондарева не оставляло ощущение, что что-то всё-таки не так.

Он нестолько видел, сколько чувствовал на интуитивном уровне, как, несмотря на привычную несерьезность весёлых хвостиков, радужных тряпок и заразительного смеха, её что-то гложет, но достучаться не мог. Ему открываться она не хотела. Не придумав ничего лучше, Матвей заслал в сердце логова проверенного шпиона.