— Так это ж денег стоит, — женщина тяжко вздохнула. — А у нас нет денег. Откуда? Да и делов-то. Просто на болота оттащить и закопать.

— Ладно, — пообещал Амелин. — Сделаем.

— А нельзя вечером? — спросила я. — Сейчас из дома не выйти, не то, что землю копать.

— Ну какое вечером, деточка? К вечеру на такой жаре опарыши полезут.

Лёха остался, а я пошла с ребятами, чтобы нести лопаты.

Дом Евгении Дмитриевны оказался неподалёку, через три двора. А вот тащить собаку предстояло в сторону карьера. И не через коттеджи, а в обход поселка.

Собака действительно оказалась большая и тяжелая, но её саму мы не видели. Когда пришли, старая хозяйка, едва державшаяся на ногах от жары и физических усилий, уже бережно запеленала её в покрывало.

Несли на одеяле и, только дойдя до леса, сообразили, что нужно было взять тачку.

Всю дорогу Амелин прикалывался, что мы понятия не имеем, кто на самом деле завернут в покрывало, и Якушин в конце концов стал весьма подозрительно коситься на этот свёрток.

Откуда-то взялись назойливые мухи, они мерзко кружили и садились на одеяло.

Ноги до колен покрылись серой пылью. А в лесу на наши разгорячённые, мокрые тела с остервенением накинулись комары. Я переложила обе лопаты подмышку и отмахивала комаров от себя и ребят бутылкой с водой. Лопаты перевешивали и вываливались, из-за чего я несколько раз огрела этой бутылкой Амелина по спине, и один раз засветила Якушину по затылку.

Амелин прыснул, и я, не сдержавшись, засмеялась в голос. Якушин резко выпустил свою сторону «носилок» и раздражённо развернулся ко мне. Собака выкатилась из одеяла.

— Чего смешного?

— Ничего. Прости, — еле выдавила из себя я и, глядя на беззвучно корчащегося от смеха за его спиной Амелина, снова засмеялась. Якушин резко посмотрел на Амелина, но тот в мгновение ока сделался серьёзным и нарочито вытянулся по струнке. Я завидовала его самообладанию, потому что у меня успокоиться никак не получалось. Однако стоило Саше повернулся ко мне, Костик снова согнулся.

Наконец, пришли в необычное, напоминающее огромную поляну место. Большие деревья там были срублены и из земли торчали толстые, сучковатые пни, но зато росло много маленьких, чуть выше колен, ёлочек и берёз.

Костик сказал, что раньше это было топкое болото, но потом сверху оно высохло и затягивает только в глубине, поэтому там и хоронят животных.

Мы отыскали кусок относительно ровной земли, и парни стали копать.

Земля оказалась мягкой и справились они довольно быстро. После чего на получившуюся могилу Амелин положил лесной жёлто-голубой цветочек и прочел странный стих:

В лунном мареве смерть я встретил.

Неживая земная равнина.

Очертанья маленькой смерти.

На высокой кровле собака.

И рукою левою косо

пересёк я сухих цветов

прерывистые утёсы.

Над собором из пепла — ветер.

Свет и мрак, над песком встающий.

Очертанья маленькой смерти.

Отшвырнув лопату, Якушин вытер лицо мокрой от пота футболкой и объявил, что идёт купаться. Я его поддержала, и тогда Амелин предложил отвести нас на тот самый «второй» карьер.

Он был намного меньше, и в некоторых местах деревья примыкали вплотную к крутым, утыканным редкими кочками берегам. Тропинка, по которой мы шли, заканчивалась на плоской, каменистой площадке. Внизу тоже всё было завалено камнями и щебнем.

Немного постояв на этой площадке, откуда, по словам Амелина, и свалился Гриша, осторожно, один за другим, мы спустились вниз.

Камни то и дело выскакивали из-под ног и гулко катились вниз. Некоторые срывались и падали в воду.

— Здесь точно не опасно купаться? — Якушин с подозрением посмотрел на тёмную гладь.

— Не, — Амелин оглянулся на меня и стал раздеваться. — Я в прошлом году тут постоянно зависал. И Алёна часто сюда приходит. Мы с ней так и познакомились. Вон на тех ступенях. Видишь?

На другой стороне отвесный скат берега поднимался вверх несколькими похожими на ступени выступами.

И чтобы показать, что опасаться нечего, Костик нырнул головой вперёд.

Якушин скинул рубашку, аккуратно сложил рядом штаны, сунул под них телефон, потом вдруг подобрал что-то среди мелких камушков, нахмуренно покрутил в руках и сунул в карман рубашки.

Я спросила, что это, но он ответил, что сам ещё не понял, и поплыл за Амелиным.

Купальник, разумеется, я с собой не взяла. Пришлось лезть в воду в шортах и майке.

В первые секунды после изматывающей жары, холод воды показался невозможным, каждая клеточка потрясённо сжалась. Но стоило немного проплыть, как по телу разлилось непередаваемое блаженство. Остужающая и успокаивающая прохлада.

На середине озера вода оказалась поразительно чистая и, если смотреть вниз, можно было разглядывать пальцы ног. Окунулась с головой, а вынырнула и увидела, что Амелин, вскарабкавшись на одну из так называемых ступеней, машет рукой.

Якушин, придерживаясь за большой остроконечный валун, поджидал меня в воде у подножья.

Я подплыла и, не зная за что ухватиться, зацепилась за его плечо.

— Три дня не могла себе места найти, а здесь — блаженство.

— Потому что нужно с нами купаться ходить, — поучительно сказал он.

— Сам видел, что было, когда мы пришли на карьер.

— Но ты же не сиделка при нём, — он посмотрел туда, куда забрался Амелин.

— Ему нельзя оставаться с самим собой наедине.

— Не понимаю, чего ему грузиться.

Лицо Якушина, такое загорелое и мужественное, с мокрыми прядками рассыпавшихся волос и блестящим от воды взглядом, никогда ещё не выглядело так привлекательно. Осознание этого факта смутило. И я вдруг поняла, что нахожусь слишком близко от него, а моё правое колено касается его ног.

— Побыл бы ты на его месте. Когда все против тебя.

— Я бы на его месте никогда не оказался, — он положил руку мне на спину, отчего напряжение в нашем разговоре заметно усилилось, а выражение его глаз стало таким, что я попыталась отплыть в сторону, но Саша удержал.

— Когда ты уже поймёшь, что он тебе не подходит?

— А кто мне подходит? Ты?

— Да.

— Я подумаю об этом, — я неестественно рассмеялась, напуская на себя как можно более беспечный вид, будто не понимаю, что происходит, и принялась торопливо высматривать, где можно вылезти на узкую, каменистую полоску берега.

Требовалось срочно прекратить эту неловкую ситуацию и разговор. Будь на месте Якушина кто-то другой, я бы его сразу послала, но с ним терялась, не зная, как себя вести.

— Подумай-подумай, — заметив мои метания, он услужливо начал подсаживать, но как только я, приподнявшись на локтях, уже почти выбралась, внезапно отпустил и, потеряв равновесие, я снова шумно плюхнулась в воду.

— Ты, Осеева, с зимы сильно изменилась, — он со смехом поймал меня под мышку и снова подтянул к себе.

Я собиралась ответить что-то грубое, но только вытерла с лица воду, как о валун звонко ударился камень.

Амелин сидел на корточках на самом краю ступени и смотрел на нас, но слышать наш разговор он вряд ли мог.

— Чего ты задёргалась сразу? — вместо того, чтобы оставить меня в покое, Якушин нарочно прижал к себе.

— Саш, мы сейчас все поссоримся.

— Ну, и отлично. Я всё равно собираюсь уехать. Чего и тебе советую.

— Залезайте ко мне, — неожиданно весело крикнул Амелин. — Отсюда, знаете, какой вид отличный?!

Якушин тяжело вздохнул, недовольно покачал головой, и мы полезли наверх.

Подъем до ступеней шёл ещё более резкий, чем там, где спускались, а босиком подниматься по камням было довольно болезненно.

Этот берег был выше остальных и, словно смотровая башня, возвышался над всем озером. На тёмной глади воды с зеркальной чёткостью отражались деревья и белые облака над ними.

Амелин стоял у обрыва с таким видом, будто вот-вот собирается расправить крылья и взмыть в небо. А завидев нас, резко повернулся к Якушину:

— Ты бы мог прыгнуть отсюда?

Якушин подошёл и посмотрел вниз.

Если разбежаться, долететь до воды можно было, но очень рисково.

— Я же не самоубийца.

— А я — да.

Было очевидно, что Амелин разозлился из-за того, что видел.

— Ну и чем ты хвастаешься? — Саша это тоже понял и принял, как вызов.

— Хочешь, прямо сейчас прыгну?

— Хочу.

— Амелин, не вздумай! — больше всего я боялась этих настроенческих вспышек.

Все его прошлые суицидальные попытки были спонтанными, он никогда ничего не планировал. Внутри него просто что-то долго копилось, а потом взрывалось.

— Да что ты нервничаешь? — сказал Якушин. — Всё равно он не прыгнет. Дешёвый развод. Проходили уже.

— Прекрати сейчас же! — закричала я на него. — Зачем подначиваешь?!

— Я только ответил на вопрос.

Равнодушный голос Якушина просто взбесил.

Амелин по-прежнему очень ровно, с идеальной осанкой танцора, стоял на самом краю.

— Это всё равно, что прыжок в вечность. Говорят, люди, которые кидаются с высоток перед смертью, всегда испытывают сожаление. Поэтому я никогда не прыгал.

Якушин обернулся на меня.

— Видишь. Только болтать и умеет.

— Хватит! — заорала я ему в лицо, а потом развернулась к Амелину: — Хватит!

— Ладно, — он отступил назад. — Если ты не будешь, то я тоже не буду. Потому что если я умру, то не хочу оставлять Тоню с тобой.

— Вот об этом тоже подумай, — сказал Якушин мне и начал спускаться, а я подошла к Амелину.

Несколько долгих секунд мы просто смотрели друг другу в глаза. Он первый опустил их и, как ни в чем не бывало, сказал:

— У тебя майка просвечивается.