— И что нужно сделать? Может, я смогу? — предложил я.

— Просто кое-что написать на асфальте перед корпусом. Несложное задание. Если ночью залезть, вообще никто не заметит. Я даже баллончик могу притащить.

— И что написать?

— Я люблю Сашу Соловьёву.

— Тебя?

— Ну, да.

— Хорошо. Мне не сложно. Я никого не люблю.

— Точно напишешь? Мне это для спора нужно знать.

— Не вопрос.

— Давай апельсин.

— У нас их нет.

— Ладно, завтра из столовой принесу.

Всё время пока мы разговаривали, она не сводила глаз с Трифонова, а потом вдруг спросила:

— А у него есть девушка?

— Есть. А что? — меня, как молнией пронзило. Только вроде общение наладил.

— Просто, — лунные глаза забегали.

— Они с Зоей с первого класса встречаются. И у них любовь до гроба. Он даже на свидание к вашим вчера не пошёл, потому что на других не смотрит.

Однако этим довольно эмоциональным пояснением я сделал только хуже. В Сашином взгляде вспыхнуло восхищение:

— Вот это я понимаю — отношения.

Я дико разозлился на Трифонова. Как? Ну вот как у него это получалось? Он же вообще не был ни красавцем типа Артёма, ни обаяшкой вроде Лёхи, и Зоя сама мне говорила, что на лицо я симпатичнее.

Ну, почему? Почему все девушки, которые мне нравились, западали именно на него?

Выходило так, что, продолжая быть его другом, кроме аморфных Юль мне теперь вообще ничего не светило.

— Тебе сколько лет? — скопившееся во мне негодование рвалось наружу.

— Ну, пятнадцать.

— У вас там в отряде совсем мальчиков нет, что ли? С кем можно в карты поиграть и музыку послушать?

Она резко подняла голову и её лицо оказалось прямо перед моим.

— Приходи сегодня к Джампу. Мы вино принесем, — я вдруг совершенно по-хамски закинул руку ей на плечо и тоном последнего подонка пообещал: — Я тебя целоваться научу.

Саша дёрнулась, чтобы встать, но я с силой удержал и нарочно грубо схватил второй рукой за голую загорелую коленку.

Пронзительно взвизгнув, она принялась вырываться.

— Эй, аллё, — раздался резкий оклик.

Ну, естественно, Трифонов. Кто же ещё?

— Что происходит?

Он подошёл, и я выпустил её. Саша отбежала в сторону, но не ушла.

— Ты чё, с дубу рухнул? — наехал Тифон. — Голову припекло?

— Припекло! Ещё как припекло! Потому что достал ты уже, ясно? — я встал с бревна и толкнул его в плечо. Один раз, потом другой.

— Думаешь, самый крутой?

Ему ничего не стоило отправить меня в нокаут, но сдержаться я никак не мог. Просто накопилось и внезапно выплеснулось в один момент.

Надо быть полным кретином, чтобы полезть на Трифонова, но у меня похоже истерика случилась. Я толкал его и не мог остановиться, а потом просто развернулся и ушёл с площадки.

Прошёл быстрым шагом мимо дома Бориса, вышел за ворота и двинулся в сторону церкви.

Я понимал, что повёл себя, как придурок, но на душе стало немного легче. Хотя всё ещё продолжало свербеть, и, повстречайся мне на дороге недружественная группа людей, я бы точно с ними сцепился, получил люлей и только тогда успокоился.

Но на дороге никого не было. Я без приключений дошёл до церкви, помахал издалека Фёдору и набрал Лёхе.

— Ну чё, как? — голос у Лёхи был разомлевший, полусонный.

— Ты вообще приезжать сюда собираешься?

— Да фиг его знает. Тут что-то мутно всё. Проблемка одна есть. Ща решится и тогда посмотрим.

— Давай приезжай.

— А чего такое? — Лёха насторожился.

— Хочу свалить.

— Куда это?

— Надо.

— Ну, блин, — расстроился Лёха. — Сейчас не вовремя. Тут у меня всё на мази. А что вас там напрягают сильно?

— Типа того.

— Хочешь, я позвоню папе, и он поговорит с Павлом Ильичом?

— Не. Он тут не при чём.

— А…а…а, — догадался Лёха. — Между собой срётесь? Чё, Трифонов, да? Достаёт? Работать заставляет?

И, не дождавшись ответа, тут же стал ржать.

— Ты вообще нормально устроился? — возмутился я.

— Я шикарно устроился. Приезжай к нам.

— Ты, дебил, Криворотов? Говорю же, здесь четвёртый чел нужен.

— Вас вроде пятеро там.

— Артём уедет сегодня-завтра. У него типа подруга скучает.

— А у тебя-то что, подгорает?

— Да, заколебало всё.

Лёха тяжело вздохнул и немного помолчав, сказал:

— Я ничего не понял, но если прям сильно надо, то приеду. А Соломин что? Остаётся?

И тут до меня внезапно дошло, что Дятла-то я оставить одного не могу, бабушка с меня кожу живьём сдерёт и мозг ложкой выест.

— Ладно, не нужно. Не нужно приезжать. Я передумал.

— Да, забей, — утешающе проговорил Лёха. — Побычится, перестанет. Тифа не знаешь? У него дома напряги. Мать, стерва, из дома с Яровским папашей свинтила. Сказала, что не хочет его стеснять и нервировать. Прикинь?

— А Яров что?

— Который? Старший? Ничего. Ушёл от своих и всё. Но я думаю, его Ярик выпер. Он теперь квартиру где-то в центре снимает, ну, мать Тифона к нему и переехала. Так что Тиф теперь один кукует. Зойку всё к себе зазывал, а она типа маме должна помогать, — Лёха понизил голос. — Тиф боится, что она его кинет, а чем больше боится, тем сильнее запаривается. Короче, не обижайся. У всех бывают трудные времена.

Обратно я шёл в странном опустошении. С чувством раскаяния и стыда. Мой истерический псих вряд ли можно было разумно оправдать. В конечном счёте, проблема заключалась во мне, и то, что я набросился на Трифонова, напоминало приступ детской агрессии, когда дети кидаются на пол и даже бьют родителей за то, что они не купили понравившуюся игрушку. Сколько раз мы с мамой наблюдали такое в магазине, и она всегда говорила: "Какое счастье, что ты не такой."

А оказалось, что очень даже такой.

Но хуже всего было то, что я перенёс эту бессильную обиду на Сашу. Специально ведь хотел оскорбить её, хотя мы даже не знакомы толком, и я не обязан был ей нравится.

Самый отвратительный и тупой в моей жизни поступок, а всякой дури в ней было не мало.

Я шатался по округе до вечера. Вышел к каким-то огородам, через них попал на дорогу, от неё доковылял до железнодорожной станции.

Люди мне почти не встречались, и брёл я, как одинокий странник. Потерянный, разбитый, умирающий от жажды. И очнулся только, когда телефон начал тревожно попискивать, оповещая, что аккумулятор скоро разрядится. К тому времени злость и стыд немного улеглись, и единственное, о чём я мог думать, это о воде.

Вернулся в лагерь, дошёл до домиков, но там никого не было.

Я решил, что парни ушли на озеро и сразу полез в яму, где мы держали бутылки с водой, чтобы они не нагревались. Вытащил одну новенькую, свернул крышку и, сидя на корточках, обливаясь, стал судорожно пить. Там-то меня и застукал Макс.

— Ну, как? Отпустило?

— Вроде. Не знаю, чего вдруг психанул.

— У меня раньше тоже так было. Накрывает, и уже не видишь ничего. Просто идти, бежать, куда угодно, лишь бы избавиться от этого. И пока не отпустит, не можешь вернуться.

Участливое понимание Макса приятно тронуло.

— Хотелось сделать что-нибудь дурацкое, — признался я.

— Они поехали тебя искать. Не мылись даже.

— Да ладно? — я был неслабо удивлен. — Чего меня искать? Погулял и пришёл. Так все делают.

— Брат твой дёргаться начал «куда?», «чего?», ну, Тёма и подхватился. Он привык меня искать, — Макс усмехнулся. — Тифон решил, что виноват в чём-то.

— Блин, — я схватился за голову. — Фигня вышла. Думал, они меня сейчас ногами бить будут.

— Может и будут. Когда приедут злые и не найдут, — Макс похлопал меня по плечу. — Надо пожрать что-нибудь сделать. Поедят, успокоятся. Доставай, чего там осталось.

Я заглянул в яму с ведром.

— Курица только.

— Одна? На всех? — Макс скривился. — Нужно что-то ещё, потому что картошки тоже нет.

Мы немного постояли, молча уставившись друг на друга.

— Кукуруза, — должен же был я как-то реабилитироваться перед ребятами.

— Думаешь, созрела?

— Вот и узнаем.

От калитки до поля идти было не дольше трёх минут, мы взяли по тонкому пакету с ручками и по ножику, как будто за грибами собрались. Ни я, ни Макс никогда не собирали кукурузу, поэтому решили ориентироваться на месте.

Кукурузное поле приветливо колосилось густой светло-зелёной листвой. Мы перебрались через огораживающую его сетку и решили пройти немного вглубь, чтобы с дороги видно не было.

Макс отодрал початок, очистил и впился в него зубами.

— Нормально. Есть можно, — вытер локтем потёкший сок.

— Так, она белая совсем, а должна быть жёлтая.

— Это она варёная жёлтая. А сырая — белая, — он прошёл ещё немного вперёд. — Давай, выбирай какие побольше.

И я стал драть початки. Просто шёл, выискивал крупные, срывал со стебля и кидал в пакет. Иногда стебли ломались. Ножик не понадобился. А как набрал половину, понял, что Макса не вижу.

— Эй, — крикнул я. — Ты где?

Но он не отозвался. Я огляделся.

Вокруг был даже не американский «кукурузный лес», кругом были джунгли. Куда не сунься — листва. Начал пробираться к дороге, но всё шёл и шёл, а поле не заканчивалось. Я снова позвал.

Небо над головой постепенно затягивалось голубой вечерней дымкой, и я немного занервничал: если не выйду пока светло, в темноте точно не выберусь.

Неподалёку раздалось какое-то тарахтение. Над головой промчались птицы.

Я растерянно остановился и тут, откуда ни возьмись, прямо на меня выпрыгнул Макс, рухнул на плечи и повалил.

— Ломишься, как лось, — яростно зашептал мне на ухо. — Они нас подсекли.