— Угу, — промычал из-под рубашки Якушин.

— Никогда бы не подумала, что у него такие друзья.

— Какие такие? — я подняла стоявшую возле Лёхи бутылку с водой.

Лёха встрепенулся, футболка свалилась с лица.

Якушин сдвинул рубашку и, прищурив один глаз, проворчал:

— Я-то думаю, что мне солнце закрывает.

Алёна не пошевелилась.

— Какие? — с нажимом повторила я, откручивая крышку.

— Адекватные, — нашлась она. — Он же такой… Своеобразный.

— А ты не своеобразная?

Сговорились они все что ли его обсуждать?

— Да я не хотела обидеть, — Алёна, наконец, убрала свой топик с глаз и села, жмурясь. — Просто у него такая мощная аджана, но совершенно разбалансированная.

— Что? — я чуть не подавилась глотком воды.

— Это чакра. Она отвечает за гармонию со своим «я», интуицию и другие тонкие ощущения.

— О да… — насмешливо протянул Якушин. — У Тони непреодолимая тяга к чакрам и прочим тонким ощущениям.

Лёха подмигнул. Я собрала свои вещи.

— Хорошо вам отдохнуть.

— Тоня! Ты чего, обиделась? — крикнул вслед Якушин. Но догонять не стал.

Низко склонив голову и подставив голую спину солнцу, Костик сидел на лавочке за домом и склеивал скотчем большие куски пенопласта.

Бугристый ожог от вылитой за шиворот одним из Милиных мужиков горячей каши тянулся от плеча к лопаткам, а поверху, словно пытаясь его перечеркнуть, проходило несколько длинных красноватых рубцов.

И я, позабыв о том, как ужасно всё это выглядят, несколько секунд оторопело разглядывала его спину. Затем протянула руку и осторожно провела растопыренными пальцами по неровной коже.

От неожиданности Амелин вздрогнул, вскинул голову и, выронив свою поделку, тут же поймал мою руку у себя на плече.

— Чего ты нервничаешь? Меня это не волнует.

— Зато меня волнует, — не оборачиваясь, он притянул мою ладонь к себе на грудь. — Очень сильно волнует. Ты просто не представляешь, как сильно.

На груди кожа была гладкая и не такая горячая. На животе тоже.

Быстро отдёрнув руку, я подобрала с земли пенопластовую коробку.

— Это что такое?

— Инкубатор. Температура не должна подниматься выше тридцати семи и опускаться ниже тридцати шести.

Он снова прилично зарос, но мелирование осталось только на самых кончиках.

— Спасибо, — я села на лавочку.

— За что?

— Что согласился его сделать.

— Ерунда. Я для тебя хоть курятник, хоть коровник сделаю. Могу даже дом построить, — он пристроился рядом и обнял за плечо. — Из пенопласта.

— Ты был прав. Все эти люди ужасно злые. Они тебя не знают, а говорят так, словно ты преступник и убийца.

Костик насторожился.

— С кем это ты разговаривала?

Чёрные глаза стали непроницаемыми.

— Тётки на карьере обсуждали. Тупые кошёлки. Так и хотелось им врезать.

— Говорю же, лучше не ходить никуда, ни с кем не разговаривать и никого не слушать, — он отмер и усмехнулся. — Просто поразительно, какие зелёные у тебя глаза. Особенно, когда вот так свет падает.

— Они даже не из деревни были и не из коттеджей, а с дач, с другой стороны.

— Надеюсь, ты не будешь пересказывать мне то, что они говорили? Я бы не хотел, чтобы ты такое слушала, а чтобы произносила — ещё больше.

Я всю дорогу обдумывала, как спросить его об этом, но на деле вышло очень легко:

— Поклянись.

Он догадался сразу.

— Что не я столкнул Гришу?

— Да.

— Я ещё вчера ждал, что ты это спросишь. Значит, ты мне всё-таки не веришь.

— Я хочу знать наверняка. Когда адвокат приходит к обвиняемому, он тоже всегда сначала просит сознаться. Чтобы всё по-честному было и не случилось ничего плохого.

— Серьёзно? Поверить не могу. Ты хочешь стать моим адвокатом? — Костик по-детски рассмеялся и снова стиснул плечо. — Это так здорово! Жалко только, что неправильно. Ведь это я должен тебя защищать. А себя защищать я умею. Это лучшее, чему я научился за всю жизнь. Просто верь мне. Ладно? И тогда ничего плохого не случится.

Глава 14

Никита

Где находится медпункт, Артём знал, потому что Борис водил их забирать кровать из изолятора. Перелезли через сетку возле спорткомплекса — того здания, откуда на нас глазели девчонки, пробежали вдоль волейбольной площадки и прямо за столовой уткнулись в медчасть.

Было часов шесть, уже совсем рассвело, и кругом стояла удивительная мирная утренняя тишина. Только из столовой доносился весёлый звон посуды.

Дверь в медпункт оказалась заперта, но за ней слышалось движение. Мы постучали.

Не знаю, чего ожидал Артём, но я готовился увидеть милую молодую врачиху, которая, выслушав нас, войдет в положение и выделит пару таблеток ципролета. На деле же нам открыла высокая плечистая женщина с короткой стрижкой и громовым голосом, больше напоминающая физручку на каблуках, чем доктора.

К счастью, она уже не спала, а кто мы такие, Борис объяснил, когда приходил за кроватью. Так что никакого переполоха особо не было. Однако просто так давать таблетки она отказалась, сказав, что должна сама осмотреть рану и, если «дела плохи», вызывать неотложку.

Врачиха надела белый халат, взяла медицинский чемоданчик, сказала, что её зовут Лена и

повела нас путаными дорожками к сетке, где, как оказалось, был огромный лаз, через который даже она прошла, почти не нагибаясь.

Ориентировалась на местности Лена лучше нас и прямиком почесала к домикам, мы только и успевали догонять, а когда дошли, и она оглядела наш спальный аэродром, тут же распорядилась.

— Вытаскивайте его оттуда. На улице обожду.

— Я в больницу не поеду, — Трифонов вцепился в подушку.

— Никакой больницы, — заверил Артём. — Она из столовой. Пришла тебе руку ампутировать.

— Чтобы ты не умер и работать смог, хотя бы одной рукой, — поддержал я.

— Не бойся, Андрей, — Дятел всецело погрузившись в происходящее, отвлёкся от своих ожогов. — Они шутят. На ней же белый халат.

— У мясников халаты тоже белые, — Артём подмигнул ему. — Но ты реально не бойся, у неё не нож, а мачете — рубанет, не заметишь.

— Ну вас нафиг. Я ничего не боюсь, но в больницу не поеду.

Мы с Артёмом помогли ему выбраться с кровати, дали штаны и выпихнули на улицу. Лена усадила его за столик и внимательно осмотрев руку, достала из чемоданчика ампулу и шприц.

— Снимай штаны, — скомандовала она таким тоном, что я не хотел бы оказаться на месте Тифона.

— Он может в обморок упасть, — предупредил Артём.

Трифонов смерил его убийственным взглядом (чему я злорадно порадовался), а потом, гордо спустив штаны, дал себя уколоть. В обморок не упал, но когда, закончив, Лена смачно шлёпнула его по заду, улетел к мангалу и, застегнувшись, остался стоять на безопасном расстоянии.

— Вечером зайдешь ко мне, ещё один сделаю и таблетки дам, — сказала она. — Сегодня постельный режим и никаких нагрузок. Купаться нельзя, рану обрабатывать перекисью и зелёнкой. Вы вообще поаккуратнее здесь. Место травмоопасное. Все строения в ужасном состоянии. Понимаю, что глупо предупреждать, но я бы вам не советовала туда ходить. Камни прямо на голову падают. В прошлом году наши мальчишки в тот корпус, что снесли, влезли, и лестница под ними обрушилась. Счастье, что живы остались. Да, и

кошек, ежей, зайцев — не трогайте. Сейчас по такой жаре через одного бешенство. К собакам не подходите, лису увидите — точно больная. И на солнце аккуратнее. Солнечный удар схлопотать, как нечего делать. Шапки на голову — обязательно.

— У нас ещё один пациент есть, — вспомнил я.

Выводить Дятла на улицу она не стала, бегло глянула при включенном свете, и, сказав, что я всё правильно сделал, велела продолжать его мазать и пока не выходить на солнце. А когда ушла, Дятел жалобно простонал:

— Я думал, ты про меня совсем забыл.

— С чего бы?

— Ты так беспокоился об Андрее, что на меня совсем не обращал внимания.

— Обращал, конечно, но у него ситуация хуже.

— Нет, просто он тебе важнее. А я не нужен.

Пару дней всё шло спокойно. Воспаление у Трифонова спало, Дятел тоже быстро оклемался. Однако на подвиги больше никого не тянуло. Работали спокойно, без нерва и перегрузок. Начинали в девять, делали два перерыва и заканчивали в восемь.

Один только Артём продолжал вставать к двенадцати, но злиться на него я перестал.

После работы шли на озеро, потом отправлялись к церкви, после ужинали.

Готовил в основном Макс. Жарил что-нибудь на мангале: или рыбу, или мясо, или что-нибудь ещё, что привозил Артём. Он каждый день ездил в посёлок возле станции и покупал там продукты, потому что на такой жаре всё моментально портилось и воняло.

За домиком вырыли яму по типу холодильника. Там можно было хранить бутылки с питьевой водой, хлеб, печенье, фрукты, сыр и что-то копчёное, но не долго, потому что тут же слетались мухи и кошки, а кошек после предупреждения врачихи все боялись, как огня.

Ещё мы обследовали корпус, который был на очереди вторым под снос. Классное, полуразрушенное, атмосферное здание с облупившимися стенами, гулкими коридорами, страшными комнатами, линялыми сказочными рисунками в холле и стеной из разноцветных стеклянных кубиков на первом этаже, волшебно переливающейся в солнечном свете.

Ни о какой технике безопасности речи не шло. Макс с Артёмом, распугивая всех обитавших там кошек, сразу стали носиться, как очумелые и снимать ролик для Ютуба.

Дятел в щенячьем восторге увязался за ними. Трифонов тоже старался не отставать, но я заметил, как он проверяет ногой на прочность каждую ступень и оглядывает потолок. И, согласившись, что осторожность не помешает, на крышу за ними не полез. Вместо этого свернул к небольшой закрытой двери в торце коридора. По мне закрытые двери были самым интересным. Особенно тот момент, когда только поворачиваешь ручку и начинаешь открывать.