Розмари Роджерс - Твои нежные руки

Вернее, хвастается, что нашел настоящее сокровище и собирается взять всех баб как свою долю добычи. Сара сопротивлялась из последних сил, когда тот начал грубо ее ласкать, но негодяй только смеялся еще громче. Швырнув женщину на палубу, он бесцеремонно задрал ей юбки со вполне очевидными намерениями. Такого Амелия стерпеть не смогла и, не успев сообразить, что делает, вылетела наружу и вцепилась в шею матроса. Долго копившийся ужас и ярость вылились во взрыв нерассуждающего бешенства, и она сама уже не помнила, что именно вопила на его родном языке. Кажется, называла сукиным сыном и свиньей, колотила кулаками по спине и голове.

Тот взвыл от боли и, выпрямившись, отбросил ее с такой силой, что девушка с грохотом приземлилась па палубу. Немного опомнившись, она вскочила, подобрала кофель-нагель, валявшийся у бухты каната, и, когда пират бросился на нее, огрела его по голове. Пират рухнул, как мешок с мукой, растянувшись у ног Сары. Амелия, пыхтя от злости, шагнула к нему и снова подняла свое оружие. Но кто-то стиснул ее запястье, выворачивая руку так, что ей пришлось уронить кофель-нагель Девушка, не растерявшись, лягнула противника в коленку. Тот, охнув от боли, ухитрился тем не менее поставить ей подножку и, не успела Амелия покатиться по доскам, проворно ее оседлал. Амелия, позабыв о страхе, вызывающе уставилась на него. И отчего-то не смогла вздохнуть полной грудью. В ушах громко зазвенело. Над ней склонилось лицо, которое она тысячу раз видела во сне, осунувшееся, загоревшее, но по-прежнему родное и любимое. Говорить она не могла. Только смотреть.

Куда подевался тощий, неуклюжий, нескладный подросток? Его место занял высокий статный великан с широкими плечами. Не глядя на нее, он отдавал приказы пиратам, сгрудившимся вокруг.

— Скрутите его и бросьте в трюм. И если кому-то еще взбредет в голову позабавиться с женщинами, он может обсудить эту идею со мной и тремя футами стали в руках.

С этими словами Кит чуть пристальнее глянул на пленницу, рывком поднял на ноги и неожиданно замер, глядя в такие же изумрудные, как у него самого, глаза.

— Мой Бог… Ами?

Впервые в жизни Амелия лишилась чувств.

Августовское солнце простирало жаркие лучи над людными улицами и тесно стоявшими рядами зданий старого города. Тяжелые сладкие ароматы испанского жасмина и розмарина доносились даже до балкона дома на углу Тулузской улицы и рю Шартр. Амелия, перегнувшись через железные перила, лениво взмахивала кружевным веером в поисках прохлады.

С того места, где она стояла, виднелся соборный шпиль, возвышавшийся над дворцом кабильдо и крышами города. Под стенами собора раскинулся бойкий рынок, где продавали апельсины, бананы, имбирный лимонад, охлажденный в больших бочках со льдом, и пирожные с имбирем. Соблазнительные запахи жженого сахара и орехов, из которых готовили пралине, наполняли воздух. По другую сторону Плас д'Армс, у самой пристани притулились маленькие лачуги, где продавали устриц в закрытых или раскрытых раковинах. Запасы ежедневно пополнялись рыболовными судами, привязанными тут же к шестам.

Сегодня Амелия умирала от скуки и жалела о своем отказе прокатиться вдоль берега с красавцем креолом Филиппом Дюверне. Правда, сегодня обещал заехать Кит, поэтому она и осталась дома. Но утро прошло, а от брата ни слуху ни духу. С земли уже поднимались жаркое марево и неприятный запах гниющих досок, устилавших тротуары. Куда прохладнее мчаться в открытом каррикле[17] рядом с Филиппом. Посетить «Кафе дель Агила» на улице Сент-Энн или купить мороженое у грека-разносчика около Плас д'Армс. Филипп так хорошо умеет развлечь ее, вовремя польстить, умаслить подарками, от которых она неизменно отказывается. Зато с удовольствием слушает его остроумные побасенки.

Кит считает, что она превратилась в ужасную кокетку, и хотя, делая сестре выговор, неизменно улыбается, Амелия втайне считает, что он, возможно, прав. Куда легче флиртовать, чем принимать всерьез мужское внимание. Этот урок ей следовало бы усвоить давным-давно.

Зато теперь она слушает комплименты, вежливо кивает и пропускает их мимо ушей. Этот прелестный двухэтажный дом из красного кирпича, выстроенный после пожара 1788 года, часто посещают мужчины. Сначала Ами всего дичилась и месяцами не выходила на улицу, боясь каждой тени. Наконец кошмары оставили ее, и она осознала, что, как сестра зажиточного удачливого морского капитана, пользуется определенным признанием в обществе. Какой жалкий спектакль!

Но Кит настаивал, чтобы она достойно играла роль, и Амелия согласилась. Пусть влиятельные жители Нового Орлеана не стыдятся приобретать товары у каперов, доставлявших изысканные ткани, мебель, картины и предметы искусства, но знаться с пиратами и их родственниками считают ниже своего достоинства. Так что теперь она превратилась в Амелию Камбр — спасибо бабушке за уроки французского! По крайней мере можно спокойно хранить секреты брата. Это оказалось не так трудно, словно, сменив имя, она сама стала новым человеком, забывшим о невзгодах прошлой жизни. Здешние правила морали и этикета оказались не столь строгими, как в Лондоне, хотя и тут приходилось повсюду брать с собой горничную для сопровождения и соблюдать все приличия, подобающие молодой даме из хорошей семьи. За последние полтора года произошло столько всего, что Амелии иногда казалось, будто она больше не знает себя.

Зато Новый Орлеан оказался таким волнующим, порочным и одновременно благочестивым местечком! его] только что присоединили к Соединенным Штатам, но, несмотря на нашествие американцев, в городе было полно французов, испанцев и креолов.

И пиратов тоже, вздохнула Амелия, завидев Кита, завернувшего за угол рю Шартр. В то время как Жан Лафит своей модной одеждой и неотразимым обаянием мог сойти за джентльмена, Кит выглядит настоящим корсаром. Трудно отождествить прежнего мальчишку с этим замкнутым, суровым мужчиной, так небрежно рассуждавшим о захвате судов и схватках с таможенными катерами.

Его жесткое лицо, властный голос временами напоминали ей о Деверелле.

Деверелл… незажившая рана, бесчеловечно растоптанные надежды… В первые месяцы жизни здесь Амелия часто размышляла о чувствах, побудивших ее принять предложение дона Карлоса и бежать из Лондона, не сказав бабушке ни слова на прощание. И пришла к неутешительному выводу, что попросту не смогла находиться вблизи Деверелла. Тот непременно продолжал бы являться в Бикон-Хаус. Амелии пришлось бы видеться с ним и ежечасно сознавать, что он считает ее всего лишь случайным увлечением, одной из многих потаскушек, согревавших его постель. Всему виной та ночь, когда щенилась Софи. Именно тогда, на свою беду, несмотря на его намеренную грубость, она разглядела под маской высокомерия и безразличия человека, который так часто присутствовал в ее снах. Иллюзия на несколько мгновений слилась с давнишней мечтой о герое… Непростительный промах!

Догадывается ли Кит, что произошло с сестрой? Он ни словом не намекнул, не расспрашивал, но временами она ловила его оценивающий, задумчивый мрачный взгляд, словно брат видел, каких усилий ей стоит притворяться. И все же Амелия не могла заставить себя исповедаться ему, рассказать, что наделала, и назвать имя Деверелла.

Он, разумеется, знал о бабушке. Амелия не уставала часами петь дифирамбы этой доброй, благородной, великодушной женщине, которая, разумеется, будет потрясена предполагаемой гибелью любимой крестницы.

Девушка собиралась немедленно сообщить, что она жива.

Но брат был непоколебим.

— Нет; — резко сказал он с холодной решимостью в голосе, снова напомнившей Деверелла. — Посылать письма — только причинять ей лишние мучения. Так рана скорее заживет. Увидишь, она скоро забудет о тебе.

— Но, Кит, она уже немолода и искренне меня любит. Разве не бесчеловечно держать ее в неведении? В конце концов ей не обязательно знать, где я сейчас.

— Но это может плохо кончиться, — твердил Кит, и Амелии пришлось отступить. Однако, втайне убежденная, что никому не причинит вреда, если не откроет своего местопребывания, все же начертала короткое послание, уверив бабушку, что жива и ни в чем не нуждается и, хотя, учитывая обстоятельства своего побега, не может вернуться, всегда будет думать о ней с любовью и восхищением.

Оставалось надеяться, что письмо дошло до адресата. Правда, все могло случиться: война между Британией и Америкой разгорелась с новой силой после отречения Наполеона в марте. Блокаду американских портов становилось все труднее прорвать; единственным средством сообщения стали каперские корабли, и «Лафит траст» богател с каждым днем. Но и опасность возрастала.

Поспешно покинув балкон, Амелия спустилась вниз, чтобы встретить Кита. Он, как всегда, был одет в сорочку с широкими рукавами, тесные лосины и сапоги до колен. Не слишком удобный костюм при такой жаре, но что поделаешь!

Широкими шагами он пересек выложенный изразцами двор и схватил сестру в объятия, совсем как в детстве.

— Я уже начала волноваться, — пожурила она, немного отстранившись, чтобы получше рассмотреть брата. — Говорят, британские корабли уже в Мексиканском заливе, а Клейборн твердо намерен очистить Луизиану от пиратов.

— Неожиданное дельце подвернулось, — улыбнулся он и сразу стал выглядеть моложе своих лет. — К Лафиту прибыл новый покупатель, так что пришлось переправить его в Баратарию на шлюпке.

— Какой-нибудь лысый толстый старикашка важнее для тебя, чем родная сестра, только потому, что богат? — поддразнила Амелия, взяв его под руку.

— Богат? Возможно, но не толстый и не старый. Правда, у Босса нюх на людей, но, думаю, на этот раз его ждет разочарование.

— О, Кит, будь осторожнее! Ненавижу, когда ты средь бела дня появляешься в Новом Орлеане! А вдруг тебя арестуют? Сам знаешь, все может случиться. Возьми хоть Пьера!