Зелень глаз потемнела:

— Пытаетесь запугать меня, милорд? Или попросту намереваетесь доказать, в какое грязное животное способны превратиться?

— Видите ли, мадемуазель, женщины, с которыми я обычно имею дело, не довольствуются поцелуями и не тратят время на игривый флирт. Если у вас хватит ума последовать моему совету, постарайтесь забыть все, что сейчас произошло. Ищите любовника в другом месте, мисс Кортленд. Я никуда не годный поклонник для любопытных девственниц, хотя, если так настаиваете, сделаю все возможное, чтобы вам угодить.

Только предательская краска, расползшаяся по лицу и шее, выдала гнев и смущение девушки. Но не мог же Холт объяснить, что оказал ей величайшее благодеяние! Такие уроки она должна усвоить сама.

Глава 9

Январские ветры выли в серых камнях, вихря снег, ложившийся на голые древесные ветви и промерзших пешеходов. Амелия выпорхнула из кареты леди Уинфорд, нагруженная бесчисленными покупками крестной, и с благодарностью кивнула Бакстеру, поспешившему открыть дверь.

Леди Уинфорд нагнулась, чтобы погладить целую стаю мопсов, ринувшихся с восторженным лаем навстречу хозяйке. Острые коготки звонко стучали по изразцам. Амелия благоразумно отступила в сторону, чтобы не путаться под ногами: жизнерадостные песики не раз сбивали ее на пол, и она давно научилась избегать слишком рьяных приветствий.

Пока она складывала на стол свертки и снимала ротонду, откуда-то появилась Люси и, озабоченно хмуря круглую добродушную физиономию, объявила громче обычного, чтобы перекрыть лай:

— Чай уже подан в гостиной, мисс Кортленд.

— Как, у нас гость?

Поймав многозначительный взгляд горничной, Амелия отдала ротонду и шагнула к открытой двери гостиной. На пороге, как всегда, цинично усмехаясь, стоял Деверелл.

— Очередная поездка по магазинам? — язвительно поинтересовался он. — Как приятно видеть с толком потраченные деньги!

— Для вас это, очевидно, новость. Любите проматывать зря целые состояния? — в свою очередь, отпарировала она и повернулась к леди Уинфорд. — Простите, бабушка, мне что-то нехорошо. Голова разболелась. Пожалуй, поднимусь наверх и отдохну…

— Ну что вы, мисс Кортленд, — вкрадчиво пропел Деверелл и, в мгновение ока очутившись рядом, взял ее за руку. — Без вас нам будет скучно. Я уже начал думать, что вы крайне болезненная особа, поскольку стоит мне навестить бабушку — и у вас немедленно начинается мигрень. Подозреваю, что вы по какой-то причине избегаете меня. Но может, я не прав?

— Понять не могу, откуда вы это взяли, милорд.

— Неужели?

Черные ресницы на миг скрыли нестерпимую синеву глаз, напомнив ей о сцене в бабушкиной кухне. Что же, она сделает все возможное, чтобы сохранить барьер, который постаралась воздвигнуть между ними. Стену недоверия и настороженности. В ту ночь стальной панцирь, которым Холт окружил себя, неожиданно треснул, позволив Амелии увидеть суть этого человека, недоступную окружающим. Поразительное открытие, озарение, давшее возможность понять все тревожные противоречия его характера, замеченные Амелией. Грубость, резкость — всего лишь способы защиты от внешнего мира.

А вот сочувствие, участие, сострадание вполне присущи его натуре.

Но на этот раз именно Деверелл должен перекинуть мост через разделяющую их пропасть. Она не станет больше пытаться. Пусть лелеет свои иллюзии сколько хочет!

Неизвестно когда, неизвестно как, но он придет к ней.

Первым. Она подождет. Пусть это глупость и пустые мечты, но из всех знакомых мужчин только он не выходит из головы. Снится по ночам.

«Только последняя дурочка может воображать, что он будет моим, но разве кто-то может с ним сравниться?..»

Прежде чем она смогла придумать ответ, Холт учтиво обратился к бабке:

— Умоляю, бабушка, отделайтесь хоть на минуту от мерзких тварей! У меня есть интересные новости для вас обеих.

— Новости?

Леди Уинфорд вручила радостно извивающегося мопса невозмутимому Бакстеру и вопросительно изогнула бровь.

— Прелестно! Но почему бы нам не устроиться в гостиной? Ами, дорогая, пойдем скорее. Чай стынет.

Мило улыбаясь, она тем не менее неумолимо подталкивала крестницу к двери, и та со страдальческим вздохом проследовала к камину, где стоял небольшой диванчик. Пламя приветливо потрескивало, ноги утопали в пушистых коврах, медная подставка для дров сверкала, фарфоровые чашки на серебряном подносе словно манили отведать горячего чая.

Граф тоже встал у огня. Сегодня он был одет в костюм для верховой езды. В высокие, начищенные до блеска ботфорты можно было смотреться как в зеркало. Бежевые лосины обтягивали длинные ноги и бедра, не нуждавшиеся в подложках, чтобы казаться мускулистыми.

Бордовый фрак безупречного покроя едва не трещал на саженных плечах. Ничего не скажешь, элегантный стиль джентльмена, отправившегося с утренними визитами.

Как всегда, в присутствии Деверелла ее охватило невыносимое напряжение, словно внутренности свернулись в животе тугими кольцами. Она едва смела пошевелиться и старалась молчать, чтобы не совершить очередной неловкости. И все же с тихим звоном почти уронила чашку на блюдце, но тут же отвела глаза и постаралась игнорировать графа. Ну почему в его присутствии она неизменно чувствует себя неуклюжей, неповоротливой и жеманной? Даже когда он, как сейчас, не обращал на нее внимания, отвечая на вопросы бабки о войне России с Наполеоном — предметы, живо интересовавшие ее в обычных обстоятельствах, — все равно его близость волновала ее, выводила из себя. Амелия облегченно вздохнула, когда граф устроился рядом с бабушкой на изящном стульчике с гнутыми ножками, которые, казалось, вот-вот треснут под его тяжестью.

— Теперь, когда Наполеон отступил от Москвы и русские его преследуют, можно ожидать развертывания военных действий с Америкой. Получать информацию становится все труднее.

Амелия, забыв обо всем, мгновенно вскинула голову, встретилась с пристальным взглядом чуть прищуренных глаз и поспешно поднесла чашку к губам, чтобы скрыть внезапную дрожь рук. Судя по тому, как покривились его губы, он все заметил, и Амелия, отвечая на молчаливый вызов, решительно отставила чашку.

— Насколько я поняла, президента Медисона переизбрали на второй срок?

— Совершенно верно, мисс Кортленд. Боевые ястребы Меднсона не так-то легко сдаются.

— Или не сдаются совсем, милорд Деверелл! — резко бросила Амелия, словно подстрекая его сделать очередной выпад против ее родины. Сражение продолжалось уже довольно много времени, с переменным успехом, и разгоралось каждый раз, когда она сдавалась на уговоры и позволяла себе побыть в его обществе. Граф язвительно обличал Америку — Амелия немедленно бросалась на ее защиту, не позволяя себе ни слова критики в адрес приютившей ее страны.

— Посмотрим, что будет, мой пламенный борец за справедливость, — ехидно заметил Холт. — Теперь, когда парламент объявил о блокаде заливов Чесапик и Делавэр, американским войскам нелегко придется. Да и пиратам тоже. Кстати о новостях: пока по оба побережья Атлантики бушует война, разыскать следы вашего брата, мисс Кортленд, оказалось крайне сложно.

От лица девушки отхлынула кровь, и, несмотря на то что в комнате было тепло, ее зазнобило.

— Я давно это поняла, милорд. Следует ли считать, что вы все-таки получили известия относительно его судьбы?

— Вполне вероятно, — кивнул Холт и, поднявшись, снова подошел к камину. — Видите ли, источники, считающиеся надежными, не всегда таковыми оказываются.

Но бабушка отказывается верить слухам, поэтому с самого возвращения в Лондон я делал все возможное, чтобы разузнать о вашем брате.

Терзаемая дурными предчувствиями, девушка стиснула кулаки так сильно, что костяшки пальцев побелели.

Но голос звучал ровно: годы самоограничения не прошли даром.

— Умоляю, милорд, не держите меня в неведении.

Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.

— Мне донесли, что все люди, насильно уведенные с «Саксесса», были осуждены и повешены, как пираты, два года назад, на Ямайке. Достойная сожаления ошибка со стороны властей, но, поскольку почти все захваченные пираты клянутся, что их принудили, судьи предпочитают в таких случаях не церемониться.

Удар оказался сокрушительным, и даже нотки истинного сочувствия в голосе ни в малейшей степени не утешили девушку. Амелия молча уставилась в полыхающий огонь, жалко сгорбившись, изнемогая от невыносимой тоски. Из глаз катились молчаливые слезы. Она наконец не выдержала — она, которая не плакала, даже когда пиратское судно исчезло за горизонтом! Но сейчас лицо было мокрым, крупные капли разбивались о судорожно сжатые кулаки. Уговоры и утешения бабушки не могли проникнуть сквозь туман скорби, окутавший мозг. Ничто вокруг больше не имело значения: она словно завороженная смотрела на огонь, лизавший дрова.

— Горячий посеет[7], пожалуй, в ее состоянии лучше всего, — решила наконец леди Уинфорд. — И немедленно в постель. Это шок. Господи, Холт, неужели ты не мог сообщить ей немного тактичнее?!

— Ради Бога, бабушка, вам лучше других известно, что плохие новости есть плохие новости. Какая тут может быть осторожность?

Холт дважды дернул за шнур сонетки, призывая на помощь Люси, и с тревогой посмотрел на девушку.

Сначала он хотел прислать с печальным известием своего поверенного, но отчего-то передумал. Сцена наверняка окажется достаточно неприятной, но по справедливости нужно заметить, что мисс Кортленд достойна того, чтобы услышать правду от него, а не от чужого, равнодушного человека, привыкшего иметь дело с бесчувственными бумагами, а не с человеческими страданиями. Нужно отдать должное, она не впала в истерику, не лишилась чувств в отличие от большинства его знакомых женщин. И как ни странно, ее сдержанная молчаливая скорбь трогала куда больше, чем показные вопли и рыдания.

Странная потребность обнять ее и утешить невыносимо действовала на нервы и донельзя раздражала. Совершенно непонятное, непривычное стремление с его стороны! Нет, пусть уж бабушка, привыкшая хлопотать даже над теми, кто этого не заслуживал, успокаивает ее своими знаменитыми поссетами, в которые льет чудовищное количество бренди, достаточное, чтобы напоить французского матроса. Кроме того, он здесь чужак, мужчина в женском мире мопсов и поссетов.