Кокрин разделил позор с адмиралом, но в отличие от последнего не вышел сухим из воды. Пережитое унижение подорвало его позиции в парламенте как независимого члена и ярого реформатора, избранного жителями небольшого городка Хонитон. Кроме того, он успел приобрести немало политических недругов, всячески задерживавших его новое назначение. Поэтому можно с уверенностью заключить: кто угодно может покушаться на жизнь Кокрина.

Внимание Холта привлек раздавшийся у двери тихий шорох. Стиснув ножку бокала, он настороженно вскинул голову. На пороге показалась знакомая фигура.

— Вот ты где! Сбежал, как…

Леди Уинфорд бросила на него внимательный взгляд.

— Тебе нехорошо?

— С чего это вдруг такое беспокойство, бабушка?

Леди Уинфорд махнула рукой.

— Сама не знаю. Просто ты внезапно исчез. Растворился в воздухе… Кстати, где Ами?

— Не имею ни малейшего понятия, кто это и где находится…

— Амелия. Мисс Кортленд. Она была с тобой.

— Не стоит смотреть на меня так настороженно. Клянусь, что не прикончил ее.

— Разве ты не с ней был тут?

— Собственно говоря, — начал он, притворяясь, что не понял истинного смысла расспросов, — мы перекинулись несколькими словами, и она ушла.

— Вот как, — обронила бабка. В наступившем молчании шум из-за стены показался еще назойливее. Почтенная леди вздохнула так глубоко, что кружева на лифе затрепетали. — Я ожидала лучшего отношения с твоей стороны, Холт. Ты напугал ее?

— Спешу заверить, — сухо процедил он, — что это она перепугала меня до смерти. Она не из тех, кого легко сломить.

— Тут ты прав, — восторженно засмеялась леди Уинфорд. — Амелию никак не назовешь жеманной, чопорной дурочкой! Я очень ею довольна! Она так старается угодить мне, прекрасно учится, хватает все на лету и к тому же добрая и милая девочка. Истинное утешение! Не могу понять, почему ты так ее невзлюбил!

— Сначала я принял юную леди за воровку, она же ничего не сделала, чтобы разуверить меня в обратном — скорее, подтвердила мои подозрения.

— Понятно.

Глаза пожилой дамы, только сейчас счастливо блестевшие, словно потухли. В эту минуту своей склоненной набок головой и пристальным взглядом она как нельзя более напоминала любопытную птичку.

— И ты до сих пор настроен против нее?

— Я этого не сказал.

— Но подразумеваешь. О, ты иногда так напоминаешь своего отца! Тот иногда предубежденно относился к чудесным людям, и если уж ополчится на кого-то, только трагедия или несчастье были способны изменить его мнение! Но сейчас не время и не место спорить на эту тему. Пойдем в зал. Гости жаждут услышать о твоих подвигах в Саламанке. Правда, что ты захватил важный стратегический пункт?

— Не я один, — пробормотал внук, послушно позволяя вести себя за руку.

Ладошка, сжимавшая его пальцы, вдруг показалась совсем хрупкой и невесомой, а кожа — тонкой и высохшей, как пергамент, сквозь который просвечивали синие вены — свидетельство прожитых лет. Однако нельзя было отрицать, что старушка бодра и кипит энергией, которой Холт прежде не замечал. Она легко разрезала толпу, временами останавливаясь, чтобы представить внука очередному гостю: грациозная, изящная, истинная grande dame, какой ее знали в обществе.

Как она умела меняться: секунду назад легкомысленная вздорная особа, готовая отдать последние деньги на идиотскую благотворительность, мгновенно превращалась в воплощение величественной аристократки. Это раздражало и одновременно умиляло Холта, и он внезапно понял, до какой степени истосковался по бабушке. В конце концов она — единственная его родственница, оставшаяся от всей семьи, упорно стремившейся к саморазрушению и погибели. Фамильная черта, что тут поделать!

Тысячи свечей освещали бальную залу, бросая отблески на золото и серебро, подчеркивая блеск собрания. На дамских нарядах и мужских галстуках переливались драгоценности, а сами женщины в многоцветных платьях напоминали экзотических птиц. Стены были затянуты тканым шелком; развешанные повсюду цветочные гирлянды издавали сладостные ароматы, перебивавшие запахи еды и дорогих духов. Двери и окна были широко распахнуты, но, несмотря на это, в зале стояла ужасная жара.

Умело скрывая нетерпение, Холт обменивался вежливыми словами с приятелями и знакомыми вдовствующей графини. Интересно, куда это пропала мисс Кортленд? Ее нигде не видно. Оригинальная особа! Большинство женщин на ее месте наверняка воспользовались бы возможностью подцепить жениха. Жаль, что он ошибся, предполагая, что именно она просила начать танцы вальсом. Зря поверил намекам бабки. Очевидно, последняя замыслила показать ему мисс Кортленд с самой выгодной стороны, но напрасно она старается. Все бабкины махинации ни к чему не приведут. Мисс Кортленд сделала все, чтобы усугубить и без того невысокое мнение о себе. Если она и намеревалась втереться к нему в доверие, очевидно, выбрала неверный метод: решила показать, что не выносит его.

Ново, пожалуй, оригинально, но не слишком удачно. Пока что она добилась одного: Холт почему-то сознает, что не оправдал ее ожиданий, и от этого мерзко на душе. И хотя он терпеть не мог истерического поклонения героям, людям, которые всего лишь выполняли свой долг, все же не мог отделаться от неприятного ощущения того, что мисс Кортленд видит печальную истину за блестящим фасадом, понимает, какая гнусность — все эти войны. Знает, как он ненавидит кровь, грязь, смерть, бесполезные жертвы, гибель людей под палящим солнцем, когда командирам приходится посылать солдат на смерть под пушечную канонаду и свист пуль…

Но вместо привычного восхищения он встретил прямой оценивающий взгляд зеленых глаз, проникший за воздвигнутые им барьеры и на какой-то короткий тревожащий миг увидевший Холта таким, каким он был на самом деле: беззащитным и уязвимым. Не слишком утешительное чувство.

— Деверелл, ты, разумеется, знаешь лорда Эксмута.

Холт обернулся, уставился в темные холодные глаза человека, о котором только что упоминал Кокрин, и слегка наклонил голову.

— Разумеется.

Эксмут раздвинул губы в улыбке, не затронувшей глаз.

— Огромная удача для Англии, что ее герои все-таки возвращаются домой, милорд Деверелл.

— Разве это такой уж героизм? Выжить, когда так много людей погибло? Скорее уж мне повезло: ядро разорвалось в десяти шагах позади меня. Я совершенно случайно уцелел.

— Похвальная скромность. И все же, говорят, вы яростно сражались в ближнем бою и заслужили похвалу генерала Уэлсли, хотя я не видел вас на церемонии в Уайтхолле.

— К сожалению, у меня были важные дела.

— Важнее, чем похвалы благодарной страны? Восхищаюсь вашей сметливостью, Деверелл. Скажите лучше: вы намерены принять предложенный пост командующего флотом и отправиться на войну с Америкой или останетесь в Лондоне… заниматься другими… делами?

— Пока не знаю, милорд Эксмут. Мой долг перед семьей требует немало времени. Я слишком долго отсутствовал, — сдержанно объяснил Холт, хотя плохо скрытое неодобрение Эксмута обозлило его. — Насколько я понимаю, — добавил он, — в прошлом месяце американский фрегат «Конститьюшн» уничтожил наш «Гайриер». Американские каперы наводнили Атлантику и успели взять в плен десятки британских судов. Адмиралтейство, естественно, должно быть обеспокоено недавними событиями, тем более что Наполеон двинулся на Россию и теперь приходится обороняться только на одном фронте.

Эксмут, недавно назначенный главой комитета, ответственного за отражение американской угрозы, холодно пожав плечами, обратился к леди Уинфорд:

— Рад был повидаться с вами, миледи. Однако должен покинуть вас, поскольку, как любезно напомнил ваш внук, у меня много дел. Увы, танцы и общество прекрасных дам — слишком большая роскошь для меня.

После его ухода леди Уинфорд раздраженно заметила:

— Как хорошо ты научился восстанавливать людей против себя, Холт. Омерзительное свойство!

— Ты так считаешь? А мне оно кажется весьма уместным, — спокойно обронил Холт, чем и заработал укоризненный взгляд бабки.

— Может, ты и прав, — со вздохом признала она. — Он ужасный сухарь… вечно хмурый и чопорный… А, вот и она! Пойдем, тебя ждут куда более приятные обязанности, чем беседы со скучными лордами. Ами, дорогая, куда ты пропала? Я уже начала волноваться. Как это не похоже на тебя: неожиданно исчезать, не сказав никому ни слова! Даже Бакстер не сумел тебя разыскать! Холт, милый, еще один танец — именно то, что нужно. Ты обязан уделять ей внимание! Люди все подмечают, и поскольку принц не приехал… а я так надеялась… представляете, какой бы это был успех… но он ужасно ненадежен в таких вещах, потому что ужасно занят и… куда это ты?

Один взгляд на мятежную физиономию мисс Кортленд мгновенно убедил Холта, что даже у мопсов он найдет куда более теплый прием. Поэтому он лишь на миг остановился, чтобы отвесить бабке поклон.

— Я скоро навещу вас, бабушка. Подобно Эксмуту, я только сейчас обнаружил, что долг куда предпочтительнее сомнительных удовольствий.

Взгляд исподлобья и краска стыда на щеках Амелии Кортленд при столь откровенном оскорблении должны были бы хоть немного удовлетворить его жажду крови. Господи, да кто она такая? Мерзкая втируша, расчетливая шлюшка, пресмыкающаяся перед бабушкой! Использует ее как очередную ступеньку, чтобы проникнуть в высшее общество.

И все же почему его так и тянет к этой наглой особе?! Наверняка не из-за ее красоты: стоит лишь приглядеться повнимательнее — и обнаружишь, что ничего в ней нет особенного. Прическа в греческом стиле, темные локоны, поднятые наверх, в моде нынешним летом.

Такую можно увидеть на каждой второй барышне, так что дело не в ней и не в огромных зеленых глазах, сиявших с бледного лица. Правда, она высокая, гибкая и обладает какой-то особой, легкой грацией, напомнившей ему о танцовщице, в которую он влюбился во время учебы в Итоне. Однако даже не это Холт находил соблазнительным, как, впрочем, и чересчур очевидные попытки бабушки свести их поближе.