Бабушки нигде не было видно, что, впрочем, и неудивительно: теперь она всячески будет избегать внука, пока его гнев не сменится легким раздражением. Что же, весьма мудро. Ему, как и каждому человеку, не слишком нравится оставаться в дураках, а такой удар по самолюбию снести нелегко. Подумать только, девица искренне оскорблена его ошибкой. Черт бы ее побрал: взирает на него брезгливо, как на гнусную жабу. Ни одна женщина до нее так к нему не относилась. Он не привык к подобному обращению!

Нет, он не настолько тщеславен, чтобы считать, будто все женщины от него без ума, но и далеко не так наивен, чтобы пренебрегать авансами молодых особ, польщенных вниманием богатого знатного поклонника.

Одно это означало, что сезон для них будет успешным, чтобы не сказать более, и немало заботливых мамаш из кожи вон лезли, чтобы заполучить его для своих дочерей, зачастую не слишком красивых. Одно это убеждало Холта, что его считают завидным женихом, хотя перспектива поймать графа Деверелла в сети брака оставалась крайне сомнительной.

Но эта маленькая выскочка из колоний в ужасе съеживается от его прикосновения и в штыки встречает всякую попытку завести беседу. Можно подумать, она царица бала и признанная красавица! Нищенка, без гроша в кармане, живущая благотворительностью, и к тому же почти старая дева! Двадцать один год — возраст опасный.

Ей давно пора быть замужем, иначе скоро ее начнут лицемерно жалеть, считая лежалым товаром!

Интересно, что за игру она затеяла? Действительно ли терпеть его не может или разыгрывает обычный спектакль кокетки, желающей поймать завидную добычу?

Разве мало он встречал женщин, разыгрывавших безразличие? Не такой уж глупый план. Наживка притворного равнодушия всегда манит неопытных мужчин. Вот именно, неопытных. Не таких, как он, искушенных в хитростях противоположного пола!

Положив сжатый кулак на каменные перила, он молча рассматривал раскинувшийся внизу сад. Бикон-Хаус.

Прихоть бабушки. Такое безрассудство вполне в ее духе!

Слишком велик, слишком стар, чересчур дорого обходится, а по комнатам и коридорам гуляют сквозняки.

Правда, у бабушки есть собственное состояние, и, нужно отдать должное, она не притронулась к деньгам, посылаемым ей раз в месяц через поверенного. Это немало удивляло Холта, ибо леди Уинфорд была настоящей мотовкой и проклятая благотворительность стоила ей куда дороже, чем это чудовищное строение.

— Милорд?

Холт неохотно обернулся и уже хотел было бросить что-то резкое, как узнал рыжеволосого мужчину с военной выправкой.

— Лорд Кокрин! А я думал, что вас перевели на Балтику!

Капитан Томас Кокрин, сын шотландского графа, покачал головой и мрачно улыбнулся:

— В свете моей нынешней непопулярности у парламента сомневаюсь, что в ближайшее время такое случится.

— Позор! — искренне воскликнул Холт. — Лично я считаю, что любой человек, которого Наполеон называл «морским волком», достоин командовать флотом.

Кокрин встревоженно огляделся, словно боясь, что их подслушают, и тихо попросил, выговаривая слова с сильным шотландским акцентом:

— Я видел, как вы танцевали, и решил потолковать с глазу на глаз. Мы можем где-нибудь уединиться?

— Похоже, сегодня ночь разговоров по душам. Да, я знаю такую комнату.

Сейчас им двигало нескрываемое любопытство. Кокрин был известен всем морякам как блестящий тактик и смелый морской офицер, по праву именуемый покровителем морей. И уж конечно, он ни в коем случае не заслуживал такого унижения от господ лордов Адмиралтейства.

Закрыв за собой дверь гостиной, в которой еще недавно беседовал с мисс Кортленд, Холт показал на небольшой столик у стены, заставленный хрустальными графинами с жидкостями, отливавшими топазами и рубинами.

— Бренди или портвейн?

— Спасибо, ничего. Деверелл, я в затруднении, и только вы можете мне помочь.

Со стороны Холта было бы бестактно заявить, что он ненавидит затруднения, особенно чужие, поэтому он молча направился к столу и налил себе бренди. Почувствовав пристальный взгляд Кокрина, он тем не менее не торопясь сделал несколько глотков, прежде чем осведомиться:

— Надеюсь, не случилось ничего серьезного и никакая дама не поклялась вам отомстить?

Не обращая внимания на шутливый тон, Кокрин подступил ближе и взволнованно прошептал:

— Меня хотят убить.

— Насколько я понял, вы не имеете в виду наполеоновские легионы, — заметил Холт, подняв брови, и уже серьезнее добавил:

— Это из-за ваших политических взглядов на реформы? Если так, члены парламента в мое отсутствие окончательно рассвирепели…

— Нет, дело не в этом. Я изобрел новое оружие для борьбы с Наполеоном, — пробормотал Кокрин и, опасливо оглядевшись, выпалил:

— На прошлой неделе в меня стреляли… пуля прошла в волоске от головы. Вчера я едва не погиб под колесами экипажа, запряженного четверкой коней. Кучер и не подумал остановиться. Поверьте, все это не случайно.

— С кем еще вы говорили об этом? И кто послал вас ко мне?

— Не имею права говорить. Поскольку принц и его военные советники не заинтересовались моим изобретением, им, вероятно, все равно, что будет со мной. Правда, они потребовали моего молчания.

Холт задумчиво вертел бокал, любуясь шелковистыми потеками янтарной жидкости по стеклу.

Кокрин рассеянно запустил пальцы в волосы и подступил еще на шаг.

— Три года назад вы были при Экс-Роудс и признали, что идея хороша.

— Ах да. Огненные корабли.

— Ничего подобного. Корабли-снаряды, вернее, корабли-вонючки. Я работал над изобретением… Вы, наверное, знаете, что мой отец — известный химик. Так вот, я до тонкостей разработал все детали. И знаю, как создать судно, нагруженное начиненными серой ядрами.

Стоит взорвать одно, как от детонации начнут разлетаться остальные и с гибельной точностью попадать во вражеские войска. Если все сделать точно, три корабля сумеют поразить шестьюстами снарядами с горящей серой площадь в половину квадратной мили. Этого достаточно, чтобы вывести из строя французские эскадроны.

От едкого запаха они побегут сломя голову. И тогда можно высаживать солдат и занимать освободившиеся территории. Да что там — хоть все побережье!

Холт отставил бокал и, хотя видел преимущества изобретения Кокрина, все же осторожно заметил:

— Припоминаю, как горячо вы…

Кокрин нетерпеливо отмахнулся.

— Все шло прекрасно, пока этот идиот, адмирал Гамбье, не попытался обвинить меня в некомпетентности.

Вы, разумеется, знаете эту историю.

— Да, как и то, что французы установили боновое заграждение, чтобы остановить ваши суда.

— Я усовершенствовал свое изобретение, и на этот раз никакие боны не спасут французов. Только представьте, Деверелл, это необратимо изменит ход войны в нашу пользу и уничтожит наполеоновские войска.

— Почему же принц остался безразличен?

Кокрин, пренебрежительно фыркнув, сверкнул блестящими синими глазами. В этот момент рыжий великан казался куда моложе своих тридцати шести лет.

— Проклятые советники… Вы знакомы с сэром Уильямом Конгривом, его сыном и герцогом Йоркским? Они считаются великими экспертами морского дела… Господи Боже мой, те еще эксперты! Единственными людьми, верно оценившими возможности и перспективы таких судов, были адмиралы лорд Кейт и лорд Эксмут. Они прямо объявили, что мой план имеет немало достоинств, хотя и признали, что такие смертоносные устройства, мягко говоря, не совсем обычны. Подумать только, они волновались о том, что если враг раздобудет документы, то может использовать изобретение против нас. Любому здравомыслящему человеку зарыдать хочется над их ограниченностью! Узколобые, жалкие кретины! Стоит им… — Он осекся, тяжело вздохнул и поморщился. — Но я пришел не за этим. Не волнуйтесь, от меня никто ничего не узнает. Честно говоря, я с ними согласен: опасность измены существует. И Наполеон в отличие от нашего принца сразу распознает все выгоды такого оружия.

— Но если французам ничего не известно, кто пытается расправиться с вами?

Кокрин развел руками. Лоб и раскрасневшиеся щеки блестели от пота, губы нервно дернулись.

— Вот я и прошу помочь мне узнать, кто это. Я почти никому не доверяю. Но вы — дело другое. Мы вместе сражались, были братьями по оружию, и вы вступились за меня, когда Гамбье привлек меня к трибуналу после катастрофы в Экс-Роудс.

— Я всего лишь сказал правду, — возразил Холт.

Мелодия вальса ворвалась в сознание и на секунду отвлекла его от суровой действительности. Неудачи сегодняшнего вечера отошли на второй план. Даже на сердце не так саднило от откровенного презрения мисс Кортленд. Сейчас главное — история с Кокрином. Весьма неприятно, если он окажется прав. Узнай французы о новом методе ведения боя — и мгновенно воспользуются возможностью отомстить англичанам.

— В Англии есть немало людей, которые предпочли бы видеть меня мертвым, чем позволить Бонапарту выведать тайну изобретения, — неожиданно громко высказался Кокрин. Бедняге столько пришлось пережить, что он уже ничему не удивлялся: голос казался совершенно бесстрастным. — Представляю, как обрадовались бы французы.

Холт согласно кивнул.

— Кто еще знает о вашей работе, если не считать принца и его окружения?

— Никто. Я ни с кем не откровенничаю., Что же, яснее и намекнуть невозможно.

— Не представляю, чем я мог бы помочь, но для начала постараюсь провести расследование, — решил наконец Холт.

В глазах Кокрина мелькнуло облегчение, но больше он ничем не выказал своей радости, только вежливо обронил:

— Я ценю вашу помощь, Деверелл.

— Думаю, будет лучше, если нас никто не застанет за разговором. Если выведаю что-нибудь, немедленно сообщу.

Они вышли из комнаты по отдельности. Первым удалился Кокрин. Холт налил еще бренди и уселся в кресло, пытаясь определить, насколько велика грозившая шотландцу опасность. Он знал Кокрина уже лет пятнадцать и сражался вместе с ним при Экс-Роудс, когда ослиное упрямство и тупость адмирала Гамбье привели англичан к полнейшему фиаско. За глупость одного человека Англия расплатилась целым флотом. Какие люди погибли!