Для вторника в клубе было на удивление многолюдно. Карветт, инструктор по танцам, привела большую компанию весьма пышнотелых дам, которые стояли рядами позади нее и пытались повторять движения. Вероятно, это была какая-то рекламная акция борцов с лишним весом. Карветт — мастерица по части всяких рекламных штучек. «Молодые жеребцы» переместились к краю танцевальной площадки, как можно ближе к столику, где что-то праздновала компания молоденьких секретарш. На девушек явно произвели впечатление накачанные мускулы деревенских парней. Ночка обещала быть веселой.

— Где ты пропадала? — Джек подошел ко мне сзади так тихо, что я даже не заметила.

— Ездила домой, потом искала свою дочку, — тихо ответила я, повернув от себя микрофон. — И даже успела получить дубинкой по голове и поездить на машине по тротуарам.

Джек рассмеялся, по-видимому, решив, что я шучу. Спарксу показалось, что мы можем сорвать номер, и он нахмурился. Я запела последний куплет.

Джек остался рядом со мной, подыгрывая на гармошке и притопывая в такт. Джинсы на нем были измяты, а сам он выглядел как человек, который уже давно не ел нормального горячего обеда. Словом, он выглядел как парнишка, которому нужна мамочка.

— Подвезешь меня до дома? — спросила я в перерыве между песнями.

— Не откажусь. — Джек явно удивился. — Ищешь, где переночевать? — с надеждой спросил он.

Джек выглядел одиноким. Куда подевалась эта его Эвелин? Потом я вспомнила, как он плакал прошлой ночью, и, кажется, поняла, что произошло.

— Мне очень жаль, дружок, — я заговорила с Джеком таким же голосом, каким разговаривала с Шейлой, — но пока я предпочитаю спать в собственной постели. От водяных матрасов у меня начинается морская болезнь.

Джек рассмеялся и снова заиграл на губной гармошке. Когда все уладится, нужно будет подыскать этому мальчугану хорошую девушку.

Для концерта обстановка была самая подходящая, но к концу первого отделения я вдруг поняла, что мама Мэгги не чувствует себя счастливой. А к концу второго мой материнский инстинкт забил тревогу. Я не могла избавиться от ощущения, что Шейла попала в беду. Я пыталась внушить себе, что ничего страшного не произошло, что она просто уехала куда-нибудь с Китом, и скорее всего так оно и было. Вероятно, он заехал за ней, и они отправились куда-нибудь пообедать, а потом он отвез ее домой, к Вернеллу. Но вдруг это не так?

Перед началом второго отделения я пыталась позвонить ей по телефону, но в замке Спайви никто не ответил, только тоненький голосок Джолин с интонациями девушки из телевизионного рекламного ролика пожелал мне приятного дня и предложил оставить сообщение. Я повесила трубку и побежала обратно на сцену. Куда запропастилась эта девчонка?

— Она, наверное, уже спит, — высказал свое мнение Джек. — Не забывай, что уже час ночи, по-моему, они там все давно спят.

— Но она взяла и уехала, ничего мне не сказав, даже не разбудила.

— Ну и что, все подростки так делают. — Джек замолчал и попиликал еще немного на своей гармонике. — Они все приходят и уходят, когда хотят.

От этого легче не стало, скорее наоборот, мои дурные предчувствия только окрепли. Я сердцем чувствовала: с Шейлой что-то случилось.

На протяжении всего второго отделения я то и дело поглядывала на входную дверь, ожидая увидеть или полицейских в форме, или Уэдерза. Во мне проснулся дар ясновидения, унаследованный от Маккрейри. Я в буквальном смысле чувствовала опасность кожей: у меня покалывало кожу на голове под волосами, на шее, на руках. Даже Джек почувствовал мое беспокойство и на последних песнях старался не отходить от меня.

— Ну все, — сказал он, когда последняя песня подходила к концу и в зале стали зажигать свет. — Это заключительный номер, мы можем уезжать. Я отвезу тебя домой или куда скажешь.

— Домой. У меня такое чувство, что я должна ехать домой.

Джек посмотрел на меня, заглянул мне в глаза и наткнулся на мой страх.

— Ладно, Мэгги, сейчас поедем. — Он повернулся к залу, послал воздушный поцелуй молоденькой кудрявой брюнетке, которая наблюдала за ним с танцевальной площадки, и направился к запасному выходу. — Так ты идешь? — бросил он мне через плечо.

— Иду, иду.

Я побежала за ним.

— Платье у тебя, конечно, красивое, и этот разрез на боку тебе очень идет, но, боюсь, ты в нем замерзнешь.

Я просто отмахнулась от его слов и решила не обращать внимания — пока мы не подошли к мотоциклу. Джек отвязал два шлема и протянул один мне.

— Вот, надевай, я всегда вожу на всякий случай второй.

— Джек, куда девалась твоя машина? — Я могла бы и не спрашивать, ответ был ясен заранее.

— Ее взяла Эвелин, — тихо сказал Джек. — Я решил, что ей она нужнее, чем мне.

Я уставилась на одинокий мотоцикл, потом снова посмотрела на своего мягкосердечного друга! Ну попадись мне только эта Эвелин, уж я ей выскажу все, что думаю. Как можно взять машину и бросить этого милого паренька?

Ночной воздух становился все холоднее, я понимала, что промерзну до костей в своем тоненьком платье. У меня даже мелькнула предательская мысль позвонить Уэдерзу и принять его предложение, но я следовала собственному кодексу чести, так что этот вариант отпадал. Джек предложил мне свою замшевую куртку, но я отказалась.

— Ты будешь сидеть впереди, а я просто спрячусь за твоей спиной. Поехали.

Моя тревога все росла, я уже ни о чем не могла думать, лишь бы поскорее попасть домой.

Когда мы отъезжали от «Золотого скакуна», стал накрапывать дождик, в районе Хай-Пойнт-роуд дождь перешел в ливень. Вода ручейками стекала у меня по шее, по спине, по ногам. Я тесно прижималась к Джеку, но это не помогало, мы оба промокли до нитки. Джек сосредоточил все внимание на управлении мотоциклом. На мокрой дороге скорость пришлось сбавить чуть ли не до черепашьей. На светофоре загорелся красный свет, Джек плавно затормозил и оглянулся на меня.

— Извини.

— За что ты извиняешься? Ты же не виноват, что пошел дождь. Я могу только благодарить тебя за то, что согласился довезти меня до дома.

Я дрожала от холода и, кажется, отдала бы все блага мира, лишь бы оказаться в тепле. И как меня угораздило согласиться, чтобы Уэдерз отвез меня в клуб на своей машине? Надо же было заключить такую глупую сделку!

Наконец Джек затормозил во дворе моего дома. У меня одеревенело все тело. Я не столько слезла, сколько свалилась с мотоцикла. Платье промокло насквозь, наверное, его придется выбросить, в туфлях чавкала вода. С виду я была похожа на черную с рыжим крысу-утопленницу, а чувствовала себя еще хуже.

— Спасибо, Джек! Не хочешь зайти в дом обсохнуть?

Джек замотал головой, за мокрым затемненным забралом шлема лица было почти не видно.

— Нет смысла, все равно я снова промокну, пока доеду до дома.

Он задним ходом вывел мотоцикл со двора и развернулся. Взревел мотор, и вот уже Джек скрылся из виду. Я взбежала по лестнице и влетела в дом. В комнатах было темно.

— Шейла, ты здесь? — крикнула я.

Мне никто не ответил, да я и не ожидала ответа. На автоответчике не было ни одного сообщения. На полу вокруг моих ног успели образоваться две небольшие лужицы.

— Ну хорошо, детка, — сказала я вслух, стоя в пустой спальне, — если у тебя нет неприятностей, то скоро будут! Мама идет тебя искать.

Но честно говоря, я не столько сердилась, сколько волновалась. Я чувствовала, что моя девочка в беде, так же как моя мама всегда чувствовала, когда была мне нужна. Уж не знаю, считать ли это Божьим даром или проклятием, но это так. Я нужна дочери, и ни о чем другом я в этот момент была не в состоянии думать.

Глава 30

Мне оставалось лишь одно: ехать во дворец Вернелла на Нью-Ирвинг-парк, поднять весь дом на ноги и убедиться, что Шейла в безопасности. Если самому Вернеллу или его дражайшей супруге это придется не по вкусу — что ж, очень жаль, но ничего не поделаешь, я могу им только посочувствовать. Быть родителем — это не только радость, но и большой труд, и пришла пора напомнить старине Вернеллу о его родительских обязанностях.

Если Шейлы дома нет, Вернелл будет со мной до тех пор, пока мы ее не найдем. Если же она дома, то прекрасной Джолин следовало самой подойти к телефону, когда я звонила, чтобы разыскать свою дочь, а не прятаться за автоответчик. По моим представлениям, люди не звонят по телефону в час ночи без особой необходимости. Я лично всегда сама снимаю трубку, если мне звонят среди ночи.

Вооружившись этими оправданиями и переодевшись во все сухое и теплое, я села в машину и двинулась в путь. Но не проехала я и двух миль, как моя машина, всегда такая надежная, вдруг словно простуду схватила. Она чихала и кашляла, а когда я остановилась у светофора на перекрестке Грин-Вэлли и Бэттлграунд, мотор заглох и никак не желал заводиться.

— Ради Бога, не умирай, — взмолилась я, — только не сейчас. — Но мой маленький «фольксваген», моя Абигайль, как я ее когда-то называла, ничего не могла с собой поделать. Она держалась как могла, из последних сил продолжала катиться на север по Бэттлграунд, мы даже преодолели развилку и свернули на Лондейл, но Абигайль задыхалась и, наверное, совсем отдала бы концы, если бы я постоянно не выжимала акселератор. Приближаясь к кварталу Вернелла, я уже не сомневалась, что обратно мне на своей машине не доехать. Абигайль кое-как дотянула до склона холма, где начинался тупик, и тут окончательно заглохла. Я убрала ногу с педали акселератора, переключила рычаг на нейтральную передачу и покатила вниз по склону. У самого начала мощеной подъездной аллеи к дому Вернелла я затормозила.

— Ну вот, приехали.

Я вздохнула, от всей души сожалея, что я не член Американской ассоциации автомобилистов[5], и дала себе слово, что исправлю эту оплошность, как только вернусь домой.