Карин Монк - Твое нежное слово

Камелия лежала под ним, их сердца стучали рядом. От захлестнувших ее эмоций она чувствовала себя хрупкой и испуганной. Она этого не хотела, говорила себе Камелия, но знала, что это ложь. Долгие недели ее преследовали воспоминания о ласках Саймона, о его поцелуях и жарких руках. Конечно, все это неправильно. Камелия прекрасно это понимала. Саймон принадлежал ей не больше, чем она ему. Ее сердце и ее жизнь – в Африке, а он вернется в Лондон, где будет счастлив, запершись в душной и тесной лаборатории, и никто не станет беспокоить его обыденными просьбами. В его жизни, точно так же как и в ее, нет места для брака и детей. Она поняла все это с болезненной четкостью.

И тем не менее не шевелилась.

– Мне нужно идти, – наконец тихо произнесла она, совершенно не желая уходить, но чувствуя, что должна сказать это.

Саймон, подняв голову, посмотрел на Камелию. Слезы блестели в ее глазах, пристальный взгляд был полон сожаления.

– Это не звезды, Камелия, – хрипло сказал он. – На этот раз не звезды свели нас.

Она смотрела на Саймона, загипнотизированная мягкими интонациями его голоса, нежностью его власти над нею, восхитительным ощущением его красивого тела, вжимающего ее в тонкий матрац.

– Тогда что?

Он потянулся вниз и поймал серебристую слезу, бежавшую по ее щеке.

– Не знаю.

Камелия прикрыла глаза, не в силах смотреть на него. Она отдала ему часть своей души и не могла смириться с этим.

– Я не могу оставить Африку, Саймон, – прошептала она прерывающимся голосом. – Не могу.

Слезы быстрее покатились по загорелой щеке и золотистому шелку волос. Камелии дорого далось это признание, понял Саймон, чувствуя, как сжимается его сердце. Она старалась быть с ним честной. Но ее слова почти не имели значения. Он уже знал о ее глубокой связи с этим странным диким местом.

И если думал, что мог ослабить эту связь, пытаясь привязать Камелию к себе, то ошибался.

– Я не прошу тебя уехать, Камелия, – сказал он, поглаживая ее волосы. – Но и ты должна понять, что я не могу остаться здесь. У меня есть работа, родные и жизнь, которую я создал себе в Англии и Шотландии. Я не могу оставить все это, чтобы жить в африканской глуши. Это твой мир и твоя жизнь, а не моя.

Камелия проглотила ком в горле, сильнее прижимаясь к нему.

– Я понимаю.

Саймон недоверчиво посмотрел на нее.

– Понимаешь?

Она кивнула.

– Мне нужно идти, – прошептала она.

– Останься со мной, Камелия, – нежно настаивал Саймон. Он не хотел, чтобы она уходила. Ни сейчас, ни когда– либо. – Ненадолго.

Камелия покачала головой. Она не могла остаться с ним ни минуты дольше. Ее сердце медленно разрывалось пополам, и она не думала, что сможет вынести это.

– Позволь мне уйти, Саймон. – Камелия попыталась встать, но он не шелохнулся. – Пожалуйста.

У него не было выбора. Он откатился в сторону, нашел брюки и повернулся к ней спиной, давая ей время одеться.

Камелия торопливо возилась с крючками корсета и завязками нижних юбок. Наконец одевшись, она пробралась к выходу из палатки.

Саймон повернулся, чтобы пожелать ей спокойной ночи.

Но она уже ушла, и только полог палатки шелестел ей вслед, да слабый аромат цитрусовых и цветущих лугов плыл в ночном африканском воздухе.

Все не так, как должно быть.

Зареб нахмурился, увидев, как Камелия выскочила из палатки Саймона с рассыпанными по спине волосами, сжимая жакет, наброшенный на кое-как застегнутую блузку. Хотя было слишком темно, чтобы разглядеть ее лицо, Зареб безошибочно ощутил исходящее от Камелии отчаяние.

Это неправильно.

Он стареет, решил Зареб, чувствуя охватившие его гнев и досаду. Только старостью объясняется, что он заранее не почувствовал боль, которую Кент причинил его обожаемой Тише. Он не ожидал, что его дар ослабнет с возрастом, и никогда полностью не понимал свои возможности. Мать предупреждала его, что способности могут ослабевать и усиливаться в зависимости от того, что с ним происходит. Именно по этой причине Зареб решил не жениться. Бесчисленные требования жены и детей иссушили бы его силу и затуманили внутренний взор. И хотя порой дар предвидения становился проклятием, бывали и другие времена, когда он приносил неописуемое удовольствие. У Зареба было ощущение, что он сильнее связан с силами неба и земли, чем самые могущественные колдуны.

Но какой смысл в этих способностях, сердито задумался Зареб, если он не сумел предотвратить страдания самого дорогого ему человека?

– Иди к ней, – сказал он Оскару, который, устроившись у него на плече, грыз печенье. – Ты ей нужен.

Спрыгнув на землю, Оскар помчался к палатке Камелии.

Зареб в настороженной тишине всматривался в темный силуэт Саймона за пологом палатки. Неужели он ошибся, решив, что этот странный белый человек с огненными волосами в мятой одежде поможет победить темный ветер Пумулани? И даже если Кент победит те силы, что лорд Стамфорд невольно выпустил на свободу, начав раскопки, чего будет стоить Тише его присутствие?

Саймон в своей палатке развернул насос, взял инструмент и начал регулировать механизм. Во всяком случае, он, кажется, настроен снабдить Камелию всем, что поможет освободить участок от воды.

Это хорошо.

Зареб покачал головой, смущенный водоворотом хороших и темных сил, бушующих вокруг. Порой нелегко понять их смысл. Возможно, и в этом виноват возраст, с досадой подумал он.

Зареб снова отступил в темноту, усталый и смущенный, найдя убежище в собственной палатке.

И не знал, что не он один прятался в тени, наблюдая, как полуодетая Камелия бежит в ночи.

– Есть новости, хорошие и не очень, – серьезно сообщил Оливер.

Саймон, стиснув челюсти, завернул винт, снова сорвав резьбу.

– Черт побери, – пробормотал он, – я уже пятый винт загубил, пытаясь собрать эту проклятую штуку! – Он выпрямился, ударившись головой о край насоса. – Дьявол!

– Хватит богохульствовать, приятель, – нахмурился Оливер, – или мне придется вымыть твой язык куском мыла, что дала Юнис!

– На вкус оно не хуже того волокнистого сушеного мяса, которое мы ели на завтрак, – раздраженно ответил Саймон, протирая голову.

– Это был билтонг, – объяснил оскорбленный Зареб, – приправленное пряностями и высушенное на ветру мясо антилопы. Очень хорошо для силы.

– Да, оно забирает все мои силы на переваривание, – пробормотал Саймон. – У меня такое чувство, что я съел старый башмак. Что за хорошие новости?

Лицо Оливера прояснилось.

– Я тут порасспрашивал, и все говорят, что сезон дождей закончился. До октября будет абсолютно сухая погода.

– Замечательно, – протянул Саймон. – По крайней мере больше не надо волноваться, что эту грязную дыру зальет. – Он рылся в коробке с инструментами в поисках очередного винта. – А плохие новости?

– Я столкнулся с проблемой, когда пошел за дровами.

– С какой проблемой?

– Их тут нет.

– Что значит – нет? – недоверчиво посмотрел на него Саймон.

– Оглянись вокруг, – развел худыми руками Оливер. – Тут немного травы, полно кустарников, но нет деревьев, если не считать нескольких ростков, которые сгодятся на дрова только через несколько лет.

Оливер прав, сообразил пораженный Саймон. Кроме нескольких молодых деревьев и захудалых кустарников, сколько хватало глаз, не было ни одного дерева. Саймон в замешательстве посмотрел на Зареба.

– Где деревья, Зареб?

– Были деревья, давным-давно, – ответил африканец. – Племена, жившие здесь, строили из них хижины и разводили костры.

– Потом появились буры, – добавил Сенве, – и они срубили еще больше деревьев, чтобы расчистить землю под поля.

– Потом стали искать алмазы у рек Вааль и Оранжевая, – продолжил Бадрани, – и тоже рубили деревья для хижин и костров.

Зареб кивнул.

– Затем появились поставщики древесины, они срубили оставшиеся деревья и продали их на шахты.

– Потом начались дожди, – начал Сенве, – и…

– Я понял, деревьев не осталось. – Саймон потер виски, пытаясь унять пульсирующую боль, которая мучила его все утро. – Тогда что горело в кострах вчера вечером?

– Сухой навоз.

Саймон недоверчиво посмотрел на Бадрани.

– Навоз? Помет животных?

– Именно так, – кивнул Сенве.

– Предполагается, что именно это я буду жечь, чтобы заставить насос работать?

– Мы не можем знать, что вы предполагали жечь в вашем насосе, – церемонно ответил Зареб. – Мы можем только сказать, что никаких дров нет. Мы высушили экскременты вола.

– И как хорошо они горят?

– Огонь низкий и довольно дымный, – признал Бадрани.

– А если экскременты плохо высушены, пахнет довольно неприятно, – добавил Сенве.

«Прекрасно, – кисло подумал Саймон. – Хуже не придумаешь».

– Хорошо. Оливер, Сенве и Бадрани, пожалуйста, принесите как можно больше навоза, и давайте разводить костер. Если нужно, возьмите помощников. Мне нужен жаркий огонь, чтобы как следует нагреть котел. Вероятно, потребуется всего несколько дней, чтобы откачать воду.

– Да, мистер Кент, – поклонился Сенве.

– Не беспокойся, дружище, – сказал Оливер, почувствовав огорчение Саймона. – Мы принесем самый лучший навоз, какой сможем найти.

– Я не беспокоюсь, – уверил его Саймон. – Я только хочу, чтобы насос заработал.

– Тогда почему ты тратишь время на болтовню? – нахмурился Оливер. – Займись делом.

Саймон смотрел вслед старому шотландцу, бодро шагавшему с новыми африканскими друзьями. Высушенные экскременты! Он недоверчиво покачал головой. Потом вытер пот со лба грязным рукавом и снова сел на землю около насоса.

Он был не в состоянии спать, когда Камелия ушла из его палатки, и провел остаток ночи, пытаясь собрать насос. К сожалению, задача оказалась гораздо труднее, чем он ожидал. За три недели морского путешествия влажный воздух сделал свое дело: некоторые детали покрылись ржавчиной, несколько лопастей колеса деформировались. Потребовался не один час, чтобы выправить деформацию, но Саймон не был уверен, что восстановил лопасти.