М. В. Спивак

Твари, подобные Богу

Быль

ЧАСТЬ 1

Глава 1

Костер разгорелся слишком высоко, выше человеческого роста. И чего я набросала столько веток, сокрушалась Лео. Не подойдешь — за метр обжигает. А ведь восковую фигурку Антона надо срочно опалить, иначе заговор на семейное счастье не подействует…

Лео стоически сжала зубы и, отвернув лицо, занесла руку над огнем. Но только она открыла рот, чтобы произнести магические слова, как из-за стены пламени, словно в подсказку, полился тихий, монотонный, жутковатый речитатив:

Выйду я мышиной тропой,

Встану я, Идол, перед тобой:

Идол, Идол, где твоя Идолица?

Рев огня на время заглушил бормотание. Лео стояла, оцепенев от страха, не ощущая, как пламя лижет ладонь. Но голос зазвучал снова, гулко, громко, внезапно; вздрогнув, она почувствовала жар — и непроизвольно разжала пальцы. Восковой Антон полетел в ослепительно яркое, оранжевое нутро костра. Лео ахнула, кинулась его спасать, но — больно, больно! — отдернула руку…

Как Идолица тебя не ждала, проклинала,

Так бы и раба Клеопатра раба Антона к себе не пускала,

Постель не расстилала, на стол не накрывала,

За белу шею не обнимала, не любила и не принимала,

Гнала бы его и словом и делом и моим лютым приделом

Лео вырвалась из кошмара, как утопающий из омута. Она была вся в поту, хрипло дышала, всхлипывала и не могла пошевелить затекшей рукой, но уже ликовала — спасена! Потом постепенно пришла в себя, вспомнила, где находится. Господи, ну и сон. И как жарко! Вечером она замерзла — зимой в квартире стало дико холодно — и Антон укрыл ее вторым одеялом, а к утру в постели образовалась настоящая пустыня Гоби. Немудрено, что приснился костер.

Лео сунула руку под подушку, достала оттуда расческу и с негодованием отшвырнула прочь. Вот и верь после этого крещенским гаданиям. Глупости все, пора наконец понять. Тысячу раз зарекалась связываться с колдовством, так нет, опять потянуло. Привидится же всякая чушь. А главное, только потому, что зажарилась под одеялом, рука затекла, и дурацкое бабкино заклинание неизвестно откуда вылезло. Наяву и не вспомнилось бы ни за что…

Лео скинула второе одеяло на пол, потянулась и внушительно сказала себе: все в порядке, все хорошо, и с Антоном и остальное… Но, несмотря на доводы рассудка, ей по-прежнему было не по себе. Ведь вчера, после разговоров с девчонками на работе, которые дружно собрались гадать, она, расчесав волосы чистой расческой и спрятав ее под подушку — в свежей, как полагается, наволочке, — просила высшие силы показать, как у них сложится с Антоном и что вообще будет дальше. Допросилась. Теперь ломай голову: предупреждение это или чушь собачья обыкновенная.

Заговор-то, который ей приснился, остудный, на супружескую разлуку. Сильнейшая отсуха, так в бабкиной тетрадке написано. Лео, не успевшую толком успокоиться, снова бросило в пот. Вдруг на них и правда кто озлился, позавидовал, порчу напускает? Или девка какая на Антошу глаз положила? Мужик он завидный: даром что молодой, но ценный специалист, нарасхват. Соответственно, уже и деньги, и положение, и перспективы. Как его начальник любит говорить: министром будет. Да плюс к тому высокий, красивый, куда ни пойдешь, тетки так и зыркают. Людмила, на раздаче у них в столовой, вместо того чтоб борщ нормально наливать, вечно бюст на стойку выкатит и лыбится как дура, ресницами накладными хлопает: здравствуйте, Антон Сергеевич. Коровища. Жены б постеснялась. Хотя она, небось, и стесняется — что ж тогда с ней без надзору творится? А практикантка их недоделанная, Руфинка, по прозвищу Крошка Ру? Даром что недомерок, а туда же: без конца путается у Антошки под ногами и в глаза, как спаниель, заглядывает. Был бы хвост, давно бы отвалился, вилямши.

Впрочем, карликовая Ру никому, естественно, не соперница. Другое дело красивая статная Наташа, соседка по этажу. Лео упорно подозревала — а Антон упорно отрицал, — что разговоры про девушку, которую он завел, когда они поссорились, не были полным враньем. Похоже, как раз про Наташку речь и шла. Уж больно их обоих корежит при встречах.

Ну да ладно, пусть, дело прошлое. В сущности, Антон поводов для ревности не дает, на других не смотрит. Но все равно, за этими трясогузками не заржавеет; прибрать к рукам то, что глянулось, бабьё нынче грехом не считает. Причем неважно, какой ценой. Счастья-то хочется, и не когда-нибудь где-нибудь, а сейчас, пока молодая, а тут объявления с ведьмиными услугами, тетрадочки волшебные — поди не соблазнись. Она же сама в свое время… ох, даже вспоминать не хочется.

Ей с тех пор несколько раз попадались под руку книжки по заговорам и приворотам, и она их листала — любопытно. Вот и узнала, что подобными вещами нельзя заниматься безнаказанно — обязательно расплатишься чем-то очень для себя дорогим. «Законы кармы сильнее мелкого колдовства», а ты их неизбежно нарушаешь, привязывая к себе «не своего» человека. Но колдуны обычно про это молчат — клиентов привлекать надо, а не отваживать. У бабки в тетрадках тоже ни про карму, ни про то, чем приворот может обернуться для тебя и даже твоих детей, не сказано. Черт знает почему. То ли колдуньи раньше глупостями не заморачивались, то ли и так считалось понятно, то ли сознательно шли на риск: все одно дело небожеское.

Объясни мне кто вовремя, думала Лео, что такое приворот, чем он грозит, я б на Ивана колдовать не стала и ради прикола. Пусть бы шло своим чередом: влюбились-разлюбились, сошлись-разошлись. А так что получилось? На Ивана ей давно наплевать, Антона потерять ужас как страшно — а подспудное чувство, что от возмездия не уйти, гложет и гложет. Тут любая ерунда дурным знаком покажется, а кошмарный сон и подавно. Господи, как успокоиться? Фарш ведь назад не провернешь. Как говаривал Ваня, что выросло, то выросло.

С кухни запахло кофе. Антошка, нежно произнесла про себя Лео. Настроение сразу улучшилось: да ничего с ними плохого не случится! Пока они любят друг друга — а они любят, — им сам черт не брат. Полежу еще пять минут и встану, решила Лео, нежась в пуховом тепле, и сама не заметила, как задремала.

— Эй, соня, — вдруг шепнул над ухом голос Антона. Лео, не зная, снится ей это или нет, на всякий случай решила не открывать глаза: иногда в ее снах Антон бывал крайне изобретателен, и потом, в реальности, его идеи успешно претворялись на практике. Она почувствовала за спиной горячее тепло и, уже поняв, что все происходит наяву, незаметно придвинулась к мужу, продолжая делать вид, будто спит.

— А кофе-то стынет… как же мне ее разбудить? — громко и задумчиво, в пространство, произнес Антон, подыгрывая Лео. — Попробуем для начала вот так. — Он приник губами к ее шее. Было щекотно и приятно, но Лео упорно не шевелилась.

— Не помогает, — вздохнул Антон. — Придется идти на крайние меры.

Его ладонь неожиданно оказалась у нее на бедре и поползла на живот. Лео обдало жаром. Не в силах больше притворяться, она молниеносно перевернулась на другой бок, обхватила Антона обеими руками и крепко-крепко прижалась к нему всем телом.

— Надо же, помогло, — деланно изумился он ей в плечо.

— А всякие умники сейчас пойдут пить кофе, — пригрозила Лео, счастливо сознавая, что в эту минуту ни всемирный потоп, ни землетрясение, ни цунами не заставят мужа от нее оторваться.

— Никуда они не пойдут, кофе остыл. Новый варить неохота, на работу рано, а раз заняться больше нечем….

— Молчи, трепло! — не выдержала Лео и решительно потянула Антона на себя.

Никогда еще его сотовый телефон не звонил настолько не вовремя.

— Не отвечай! — умоляюще воскликнула Лео.

Антон посмотрел на дисплей.

— Это мама, — огорченно сказал он. — Все-таки подойду. На неделе она просто так не звонит. Мало ли что.

Лео, пряча лицо, недовольно поджала губы, но уже через секунду, услышав отчаянное «что?!», испуганно вскинула глаза на Антона. У того на лбу выступила испарина, он побледнел и без конца повторял: «Да, да. Конечно. Не волнуйся. Конечно».

— У отца обширный инфаркт, — потрясенно выговорил он, повесив трубку. — Под утро случился. Он в реанимации. Мама говорит, приезжайте скорей.

— А врачи что?…

— Да ничего. «Состояние крайне тяжелое, делаем все, что можно». А вообще отмалчиваются… Давай собираться, Клепка.


На похоронах Сергея Гавриловича Лео не оставляло ощущение, что умер не он, а она, и ее душа отделилась от тела и летает, отстраненно наблюдая за происходящим с высоты. Она ничего не испытывала — ни горя, ни сострадания к Антону и Татьяне Степановне, ни интереса к угрюмой, хлюпающей в платки черной толпе, из которой по очереди выходили те, кто счел для себя важным произнести вслух скучные, суконные слова. Лео впервые в своей взрослой жизни участвовала в подобной церемонии, и ей было слегка любопытно, как это бывает — но и только. Глядя на строгое, торжественное, незнакомое лицо веселого Сергея Гавриловича она старалась жалеть его, но постоянно отвлекалась и жалела, что роковой звонок не раздался на полчаса позже… Потом стыдилась себя и начинала думать о постороннем, вспоминать сумасшедшие сборы в дорогу, беготню за билетами, чемодан с набросанными в него случайными, бессмысленными вещами… угораздило же взять красный свитер, но забыть черный вместе с любимыми бусами…

Ночью, после поминок, слез, шума, патетических речей и неуместного веселья, они наконец занялись любовью — виновато, исступленно, яростно и как-то сурово, без следа той нежной, игривой беззаботности, которая вдруг сделалась совершенно недопустима. После Антон, ничего не сказав, отключился, а Лео отчего-то вспомнила свой зловещий сон и почти до утра проплакала в обреченной уверенности, что смерть свекра — лишь начало несчастий.