– Мэри сказала, что у вас родилась малышка?

Я сообщаю миссис О'Брайен пару подробностей о моей дочери. Она дает мне множество советов. Мэри ерзает.

– Послушай, Мэри, – говорит Джуди, – мы сейчас едем в колледж. Хочешь проехаться с нами?

– Как это мило с вашей стороны, – говорит миссис О'Брайен. – Дорогая, беги, собери свои книжки и тетради.

На лице Мэри написано, что она вовсе не считает это милым.


Как только Мэри усаживается на заднее сиденье «жука», Джуди оборачивается к ней, заглядывая через спинки двух передних сидений.

– Да успокойся ты, Мэри. Я не собиралась ничего говорить при твоей матери. Но нам необходимо узнать, правда ли, что тебе угрожали, если ты расскажешь Совету правления Фенвея о том, что тебя вынудили написать плохой отзыв о профессоре Адамс.

Мэри прячет лицо в ладонях. Ее сопение сменяется всхлипами, а потом громкими душераздирающими рыданиями.

– Давай-ка заедем к Лиз домой, нам хочется поговорить с тобой спокойно, без всяких опасных свидетелей, – говорит Джуди.

Мэри кивает. Джуди поворачивает ключ зажигания и трогается с места на первой скорости. Обратная дорога занимает мало времени. Утренняя пробка уже рассосалась. Грузовая платформа убралась с проезжей части. Мэри удалось овладеть собой, но ее покрасневшие глаза и нос выдают недавние слезы.

Мы подъезжаем к моему дому. Сейбл открывает нам дверь. Хлои нигде не видно, и я уверена, что это Джуди велела ей унести ребенка из поля зрения. Питер уже ушел на работу. Джуди усаживает Мэри на мой диван.

Она выглядит такой хрупкой и ранимой. Глядя на нее, я понимаю, что не могу попросить ее пожертвовать ради меня своей семьей и будущим. Однако Джуди может. И высказывает нашу просьбу. Но со свойственной ей добросердечностью. Она запаслась письмом из Бостонского колледжа, предлагающего хоть с сегодняшнего дня полную стипендию на обучение в их медицинском колледже, включая обеспечение жильем.

– Как ты умудрилась достать его за один день? – спрашиваю я.

– Я пустила в ход все мои тайные связи, – говорит она. Никогда больше не буду недооценивать положение этой женщины в сфере образования.

Мэри начинает хлюпать носом. Она напоминает мне испуганного зверька. Джуди идет в ванную. Как обычно, у меня не вовремя кончились косметические салфетки. Она возвращается с рулоном туалетной бумаги. Мэри вытирает нос.

– Если они пойдут к твоему отцу, я буду все отрицать, – говорит Джуди. – В конце концов я поставила тебе диагноз «грипп». В колледже нет никаких иных записей по поводу того, где ты была и что делала.

– Мне так страшно, – говорит Мэри. Джуди, успокаивая, кладет руку на ее колено.

– Конечно, страшно. Но подумай, разве не важно, чтобы Фенвеем руководили порядочные люди, которые ценили бы таких хороших преподавателей, как Лиз? Подумай о других наших преподавателях, потерявших работу.

Мэри окидывает взглядом комнату. Ее глаза распухли, и лицо покрылось красными пятнами.

– Профессору Самнеру лишь предоставили годичный отпуск. Плата за обучение, вероятно, возрастет из-за сражений в суде, куда подала иск Мелисса Гринбаум. Дела идут плохо, потому что людям не хватает мужества исправить их, – говорит Джуди.

Мэри думает о ее словах, но недолго. Она поворачивается ко мне, ее глаза блестят.

– Вы ведь понимаете, да… профессор Адамс, почему я пошла на такое? Понимаете? – спрашивает она, запинаясь и шумно вздыхая.

Она выглядит такой маленькой и такой уязвимой. Мне вспоминаются клетчатые юбочки, блейзеры и гольфы ее сестер, и я представляю Мэри в таком же наряде. Эта девочка прошла через кошмарные испытания, начавшиеся с того парня, который изнасиловал ее.

– Да, возможно, я поступила бы точно так же на твоем месте, – говорю я ей.

Благовоспитанной Лиз хочется, чтобы всем людям было хорошо, но она не может помочь самой себе. Однако на сей раз я вполне оправдываю свою соглашательскую позицию.

Глава 18

– Ты беременна или просто волнуешься? – спрашивает Питер, когда я выхожу из ванной. Я выгляжу бледной после приступа тошноты.

– Волнуюсь. С критическими днями у меня все в порядке.

Он облегченно вздыхает. Мы сошлись во мнениях, что нам в семье достаточно одного ребенка. Последнюю ночь мы почти не спали. Он, может, и спал бы, если бы я не металась и не будила его. Ему пришлось долго массировать мне спину, но в итоге я все-таки расслабилась и уснула.

Сегодня состоится заседание Совета правления по поводу моего увольнения. Вчера вечером Джанис забрала Хлою и будет при ней целый день. Мухаммед вернулся и работает в киоске, так что Питер собирается пойти со мной.

Я в растерянности думаю, что лучше надеть. Останавливаюсь на строгом сером костюме, в котором, надеюсь, буду выглядеть несправедливо пострадавшим преподавателем.

Перед выходом из дома Питер настаивает, чтобы я съела подсушенный тост.

– Чтобы наладить пищеварение, – говорит он.

– Налаженное пищеварение способствует налаживанию жизни, – подхватываю я.

– Вполне возможно. – Он поправляет галстук. Я впервые вижу его при галстуке. Он не пойдет в зал заседаний, а останется ждать меня снаружи. – Имидж, – выразительно произносит он, заметив, что я наблюдаю за ним.

Он открывает входную дверь и пропускает меня вперед на залитую ослепительным солнцем улицу.


На парковке колледжа нас поджидает Кэрол. Никто не предполагал, что путь до зала заседаний займет так много времени из-за частых остановок и обменов приветствиями со всеми встречными студентами. Кэрол, поглядывая на нас, подталкивает меня вперед. Сотрудники желают мне удачи, подмигивают и поднимают кулаки. Печально, что перед этими выражениями солидарности им приходится настороженно озираться.


Стены зала заседаний в директорских апартаментах, так же как и его кабинет, обшиты дубовыми панелями. Норма кивает мне. С бесстрастным лицом она сопровождает нас в зал.

Директор сидит в торцовом конце стола заседаний, который занимает почти все помещение. Председатель, Джеймс Робинсон, занимает другой конец. Шесть остальных членов правления расселись по боковым сторонам – четверо на одной стороне и двое на другой – а с флангов маячат два сотрудника отдела охраны.

Совершенно незнакомый мне мужчина стоит возле серванта, наливая кофе из серебряного электрического кофейника в чашечку из синего китайского сервиза. Он берет щипчики и добавляет пару кусочков сахара. Должно быть, это Мэтью Скотт, юрист колледжа. После ритуала знакомства я узнаю, что была права.

Нас приглашают садиться. Мы с Кэрол занимаем отведенные нам места за столом, слева от директора. Двери закрывают, и я больше не вижу Питера, оставшегося за порогом этого убежища для избранных.

Норма суетится у стола, подключая магнитофон. Я думаю, что Кэрол выскажет протест, но она молчит. Не обращая внимая на мои удивленно поднятые брови, она достает свой собственный магнитофон.

– Где можно подключить его? – спрашивает она.

Норма показывает ей розетку, но шнур слишком короток. Мы ждем, пока вахтер принесет удлинитель.

– Вы проявили изрядную настойчивость в проведении данного заседания, – говорит директор Бейкер, когда Норма включает режим записи.

Кэрол тоже начала записывать и слегка откашлялась.

– Я уверена, что вы должны радоваться нашей настойчивости, поскольку это дает вам последний шанс уладить дело без привлечения суда.

– Вы угрожаете нам, мисс Госс? – спрашивает Скотт. Он сидит напротив Кэрол.

– Я предпочитаю считать, что извещаю вас о возможности избежать более печальной огласки. – Она поворачивается к директору Бейкеру. – Будьте добры, изложите мне все причины, в связи с которыми вы уволили профессора Адамс, штатного сотрудника вашего колледжа. – Она особо подчеркивает голосом слово «все».

Бейкер, по обыкновению, пытается просверлить Кэрол взглядом. Она отвечает ему тем же и даже слегка пододвигает свой стул, чтобы быть поближе к нему. Она продвигает по столу несколько документов в его сторону.

Он отводит глаза.

– Преподавание профессора Адамс не соответствует уровню, которого мы требуем от наших постоянных сотрудников. Она лично способствовала внедрению этой процедуры увольнения, что и позволило нам принять соответствующие меры в данном случае.

– Ты занималась этим? – Кэрол смотрит на меня. Я ожидала, что разбирательство будет больше походить на судебное. Ожидала, что Бейкер возьмет на себя роль судьи.

– Для особых случаев нетрудоспособности – да, я помогала разработать методику освобождения от занимаемой должности, – говорю я.

– Ознакомились ли все члены Совета с отрицательными отзывами? – спрашивает Кэрол. Она держит в руках копии.

Все отвечают утвердительно. Кэрол спрашивает, может ли она зачитать их. Директор сердито смотрит на нее.

– Я не вижу в этом необходимости. Всем известно, что эти отзывы касаются того, что она не способна внятно изложить изучаемый материал, заводит любимчиков и подвержена эксцентричным выходкам, а порой тихо бормочет что-то на лекциях, будто не в состоянии полностью контролировать свои речевые способности, хотя нигде прямо не говорится о злоупотреблениях алкоголем или наркотиками. – В воздухе повис хитроумный намек Бейкера на возможные вредные пристрастия.

– Прекрасно, – говорит мой адвокат. Она заранее предупредила меня, что будет специально останавливаться на некоторых несущественных вопросах. – Были еще какие-нибудь причины для увольнения профессора Адамс?

– Ее уволили именно по причине профессиональной непригодности, – говорит Бейкер.

Именно такой положительный ответ надеялась получить Кэрол. Ему не удастся потом вернуться к вопросам морального облика. Она открывает свой кожаный портфель. В его темно-бордовых внутренностях аккуратно сложены стандартные деловые конверты с соответствующими печатями. Она достает четыре конверта и вынутые из них документы образуют солидную стопку, примерно в пять дюймов высотой.