Я слегка задумываюсь.

– Не даст согласия на развод. Хлоя будет незаконнорожденной.

– То есть мы не сможем пожениться до рождения Хлои. Ну, в наши дни это не так страшно. В наших с тобой отношениях ведь ничего не изменится от того, успеем мы пожениться или нет.

Шоколад еще слишком горячий, и я дую на него.

– Наверное, нет, но я достаточно консервативно воспитана, чтобы предпочесть быть замужней женщиной с ребенком. – Хотя меня вполне устраивает жизнь с мужчиной, не являющимся моим мужем.

– Я предпочел бы то же, однако в любом случае у нас с тобой будет нормальная семейная жизнь.

Он готовит ужин – бобы с сосисками и темными кукурузными лепешками. Когда я сажусь за стол, телефонный и дверной звонки вдруг начинают трезвонить одновременно, перебивая друг друга.

Питер подходит к телефону на тот случай, если опять звонит Дэвид. Я слышу, как Питер разговаривает с Мухаммедом, который не может найти что-то в киоске. Андреа завела свои собственные порядки, и теперь эти двое мужчин постоянно играют в игру: «Угадай, где на сей раз она спрятала это». Питер разрывается между двумя желаниями – уволить ее и иметь больше свободного времени.

Я открываю дверь, и с улицы врывается морозный воздух. Шофер такси вручает мне пакет в грубой оберточной бумаге. Он ждет чаевых. В кармане джинсов у меня завалялся доллар.

Никакого обратного адреса. Закрыв дверь, я вскрываю пакет. Это картина моей бабушки, разрезанная по меньшей мере кусков на тридцать – не ровно, а зигзагообразно, как в игре-головоломке.

Я разражаюсь слезами, Питер вешает трубку. Мне даже не удается ничего объяснить ему, потому что он подбирает с пола по-прежнему стоящего в гондоле лодочника, который случайно оказался на одном кусочке. Я уже описывала ему эту картину прежде.

– Вот негодяй, – говорит он.

Он поддерживает меня, поглаживая по голове, но ему не под силу избавить меня от горестных мыслей о такой утрате.

Глава 11

Фенвейские студентки собрались на парковочной стоянке. Они держат плакаты с надписями: «Прекратить сексуальное насилие», «Хорошие отметки за хорошую учебу, а не за хороший секс» и «Дадим решительный отпор».

Репортер Пятого канала с портативной камерой, уравновешенной на плече, снимает направляющуюся к нему молодую женщину. Она машет мне рукой. Я помню, что она закончила наше отделение средств связи четыре года назад, но не помню ее имени. Как и телеоператор, она одета в джинсы. Куртки студенток расстегнуты так, что видно футболки с надписями: «Никакого секса за оценки». Майкл Лакки, телерепортер новостей, готовится взять интервью у Аманды Силвер. Она выше его ростом. Он шикарно смотрится с модной стрижкой и высветленными волосами и совсем не похож на нечесаных оператора и режиссера.

– Встанешь на ступеньку выше, чем она, – говорит режиссер, показывая им на вход в главное учебное здание с греческой колоннадой.

Они с Амандой встают друг напротив друга. Когда камера начинает работать, Аманда облизывает губы.

– Вас приветствует Майкл Лакки, мы ведем репортаж из Фенвейского колледжа. Студенты протестуют против того, что руководство колледжа защищает профессора, обвиненного студенткой Мелиссой Гринбаум в гнусном предложении. Я разговариваю с инициатором данной демонстрации протеста, актрисой Амандой Сил-вер. Вы, наверное, помните ее в роли Элизабет из «Небесного приюта».

Отбросив назад распущенные волосы, Аманда начинает медленно говорить:

– Да, я была актрисой. А теперь учусь на медсестру. – Она разворачивается так, чтобы надпись на ее футболке была хорошо видна. Я искренне уважаю ее за то, что она решилась дать такое интервью.

– Мы все слышали о том, что распределение ролей происходит в постели. В данном случае ситуация выглядит иначе? – спрашивает Лакки.

– Точно так же, оба эти способа порочны, – говорит она.

– А к вам лично приставал профессор Самнер? – спрашивает он.

– Нет, но моя соседка по комнате в прошлом году бросила колледж из-за его приставаний.

– Стоп, – говорит Майкл оператору и поворачивается к режиссеру. – Будем мы затрагивать вопросы ложного обвинения?

– Упомяните о такой возможности в заключение интервью, – говорит режиссер, обращаясь к бывшей студентке Фенвея.

Майкл явно не понял, что от него требуется. Сцена переснимается два раза, прежде чем ему удается закончить фразу.

– Мелисса Гринбаум обвиняет в аморальном поведении профессора Генри Самнера, известного химика, работавшего над правительственным заказом по исследованию проблемы безопасных методов использования химикатов для окружающей среды. Мисс Гринбаум является дочерью профессора Сола Гринбаума, главы «Мастерсон Фармацевтикал». Это непристойное предложение и…

– Стоп, – говорит режиссер. – Скажи «предполагаемое предложение».

Майкл поправляется:

– …предполагаемое непристойное предложение и последующее за ним исковое заявление вызвали раскол в этом скромном женском колледже. Аманда Силвер, известный всем звездный ребенок, дочь голливудского актера Кристофера Силвера, сказала, что ей известно о сексуальной несдержанности этого профессора и по отношению к другим студенткам. Упомянутые предполагаемые действия стали причиной для сегодняшней демонстрации протеста.

– Стоп. Ладно, Майк, мы все подредактируем в случае необходимости. – Режиссер показывает на меня. – Интервью с профессором Адамс.

Я пытаюсь уклониться, но студентки начинают возмущаться. Разумеется, они правы.

– Профессор Элизабет Адамс, руководитель медицинского отделения, – говорю я в микрофон. Я забываю, что надо облизнуть губы.

– Вы верите обвинениям против профессора Самнера? – Пока Майкл парит надо мной, я осознаю, что он, похоже, наелся чеснока. Надеюсь, что камера не покажет, как я сморщила нос.

– Я давно знаю, что существует проблема сексуальной агрессии со стороны людей, наделенных властью. На мой взгляд, она существует и в нашем заведении, как и в большинстве колледжей и университетов.

– Вы поддерживаете студенток?

– Да, – говорю я, с благодарностью вспомнив мою постоянную штатную должность. Это удар по дурацким бейкеровским вракам.

– Отлично сказано, профессор Адамс, – раздается чей-то голос.


Джуди поджидает меня около двери кабинета.

– Очередное собрание по поводу Самнера будет сегодня в шесть вечера. Я заказала зал, как обычно, в «Старом бродяге» на Кенмор-сквер. – Она понижает голос. – Фреда сняли с должности и Лори Явольски тоже.

Фред преподает вычислительную технику. Студенткам нравится его курс. Лори ведет оригинальный феминистический курс, от которого руководство решило отказаться. Оба они поддерживали Мелиссу и пошли прямо к Бейкеру, чтобы попросить его пересмотреть отношение к данной проблеме. Конечно, увольнениями ведает Совет правления, но его члены на стороне Бейкера.

Фенвей, как и все прочие учебные заведения, не лишен политических интриг. Лесть порой обеспечивает быстрое продвижение по служебной лестнице. Я не понимаю, почему Бейкер так относится ко всем сексуальным скандалам, особенно к тем, что поднимаются в прессе католиками. Он, похоже, заодно с их епископами. Интересно, читает ли он эти газеты. У меня лично не хватит смелости спорить с ним. Может, я и не собираюсь льстить Бейкеру, но никогда не осмеливалась противостоять ему до сегодняшнего дня.

«Комитет по делу Самнера» собирался уже несколько раз, но директор отдал новое распоряжение. Собрания должны устраиваться только с его разрешения. И на всех собраниях должен присутствовать представитель Совета правления. То есть теперь наше собрание можно было устроить лишь за стенами колледжа в нерабочее время.


Нелепо смотрятся на фоне заснеженного оконного карниза цветочные узоры на обоях зала в «Старом бродяге». Огромные розовые цветы дисгармонируют с оранжевыми бабочками, застывшими в полете – по крайней мере до тех пор, пока администрация не соберется поменять обои.

Войдя в зал, я вижу Фреда, сидящего там в гордом одиночестве. Может быть, директорская власть сломила сопротивление? Мои страхи рассеиваются минут за десять, когда все остальные вваливаются в помещение. В наш комитет входят десять женщин и двое мужчин. Боб, второй мужчина, тоже работает на постоянной штатной должности, но у десяти человек нет такой защиты. Наша дюжина представляет около двадцати пяти процентов от состава преподавателей.

Официантка в слишком тесной униформе, из которой выпирает фунтов тридцать избыточного веса, подходит к нашему столу, чтобы принять заказ на напитки. Я выбираю апельсиновый сок, мечтая о большом бокале охлажденного вина. Все бурно и беспорядочно высказывают свои предложения, пока Джуди не берет на себя руководство.

– Вот невезуха, Фред, – сочувствующе говорит она.

Фред откидывается на спинку стула и пожимает плечами.

– Всякое в жизни случается. Подыщу себе что-нибудь еще.

– Ладно вы, опальная дюжина, давайте-ка выложим все карты на стол, – говорит Джуди. В ответ на ее обращение раздается взволнованный смех.

До того, как мы начнем обсуждать методы борьбы с Бейкером, мне хочется прояснить один вопрос.

– К кому из вас в колледже приставали преподаватели?

Подняли руки шестеро женщин.

– А ко мне тоже на старшем курсе приставали преподаватели, только один из них был мужик. Помню, мне это также не понравилось, – заявляет Фред.

Всем своим видом и манерой поведения он напоминает Алана Алда из старого фильма «Военный полевой госпиталь», но именно того молодого, а не сегодняшнего Алана Алда. Если жена уйдет от Фреда, то к нему выстроится очередь из соискательниц, мечтающих занять ее место.

– А мне из-за этого пришлось перейти в другой колледж, – говорит Марси. – Я думала, что это настоящая любовь, но потом вдруг обнаружила, что я была студенткой одного семестра. Как партнер на месяц во время отпуска. – Она разглядывает свои пальцы. – Тот подлец был моей первой любовью.