Впервые в своей жизни Хэт организовала яркое событие, притом самостоятельно. Мать обязана была собственными глазами увидеть то, на что способна Хэт. Что она не просто девушка с мальчишескими ухватками при принцессе Пенни.

Повисла тяжелая тишина, после чего Джимми снова заговорил:

– Послушай, мне правда очень жаль, и ты это знаешь.

– Да, – тихо ответила Хэт.

Она понимала, что нельзя давать волю чувствам, но как еще было реагировать? Все казалось решенным и, что гораздо хуже, таким… таким очевидным. Как оспорить утверждение Джимми Мэка, что так будет лучше для них обоих?

Хэт лихорадочно искала причину того, почему он не должен покидать ее за полтора месяца до свадьбы. Но не успела она придумать что-либо лучше, чем броситься на него, схватить за шиворот и застонать, словно дух, предвещающий смерть: «Я хочу замуж!», как Джимми встал из-за стола, махнул рукой и побрел прочь. Хэт с болью в сердце смотрела ему вслед. Как будто не сердце было у нее в груди, а мокрое полотенце, которое выжимает борец сумо.

Дверь за Джимми захлопнулась, и Хэт увидела, как испаряется ее будущее. Она совершенно не понимала, как сумеет все это пережить. Она любила его, верила ему, и вот он ушел. У них была взаимная любовь и понимание – так, во всяком случае, Хэт до сих пор казалось. Конечно, не котел бурных страстей, но именно то, что Хэт искала. Она хотела выйти замуж за Джимми, потому что думала, что встретила свою любовь, и была довольна тем, как развиваются их отношения – легко и уверенно.

И что теперь? Где легкость и уверенность? Ее бросили, день свадьбы стремительно приближается, а жениха нет. Все равно, подумала Хэт, что поезд, который мчится на всех парах без машиниста. Она заказала еще кофе: необходимо было время, чтобы собраться с мыслями, а эта недовольная всем пожилая официантка, похоже, не даст ей сидеть и разбирать по полочкам свою жизнь бесплатно. Официантка принесла ей еще чашку кофе, и Хэт поняла, что способна теперь думать только об одном: какой страшный, жуткий, кошмарный ад ей предстоит.

2

Тринадцатью месяцами ранее, когда Хэт встретила иностранца

– У меня тут пакет. Надо расписаться, – пробормотал кто-то.

Хэт стояла спиной к двери возле огромного витринного стекла и ковырялась в кадке с японскими орхидеями, которые поднялись во весь рост, до самого потолка. Орхидеи образовали внешнюю стену приемной небольшой дизайнерской фирмы «Стайлз энд Страйпс». По контракту Хэт должна была ухаживать за этими красивыми, но, к несчастью для нее, очень высокими растениями. Она обернулась, руки все в земле, и увидела посыльного мотоциклиста с пакетом. Шлем он так и не снял.

– Пакет. Вы можете расписаться в получении?

– Простите, не разберу, что вы говорите. Не снимете ли шлем?

– Дело не в шлеме, это у меня акцент такой, – сказал посыльный, но шлем снял.

Хэт улыбнулась.

– Акцент жителя Глазго для меня не помеха. Это шлем заглушает ваш голос, и вы говорите, как иностранец.

Парень рассмеялся:

– Откуда вы знаете, что у меня акцент жителя Глазго?

– Я училась в Глазго в садоводческом колледже.

– Да ну? Значит, чтобы разбираться в растениях, надо учиться в колледже? – спросил он и положил пакет вместе со шлемом на витрину.

Хэт поняла, что он заигрывает с ней, и внутри у нее что-то оборвалось. Она занервничала. Хэт уже и не помнила, когда с ней в последний раз кто-нибудь заигрывал – из тех, кто ей нравился. А этот сразу понравился. Высокий и жилистый, с впалыми щеками, бледным цветом лица. Волосы светлые – но потемнее, чем у нее, – и пронзительные голубые глаза. Вид усталого, пожившего в этом мире человека, так что назвать его классически красивым было нельзя. Хэт решила, что они примерно одних лет, а вид у него такой потрепанный потому, что в жизни ему пришлось несладко. Не бог весть какие страдания, самые обычные, но, кажется, он переживает их нередко.

– Так распишетесь или нет? А то придется приезжать еще раз.

– Нет-нет, конечно, распишусь.

Протягивая ему бумажку, Хэт пожалела о том, что расписалась. Тогда бы он приехал сегодня еще раз, и она бы еще раз его увидела. Посыльный взял шлем и направился к двери. Хэт пришло в голову, что она не так его поняла: кажется, он вовсе с ней не заигрывал. Она была разочарована. Повернувшись, парень сказал:

– Вообще-то вы ошиблись. Я не из Глазго, а из Пейсли.[3]

– Вот как, – проговорила Хэт.

– Ну да. И к тому же я иностранец, – сказал он и, криво усмехнувшись, вышел.

Хэт так разнервничалась, что покраснела, и внутри у нее снова что-то ухнуло. Она знала, где находится Пейсли – рядом с Глазго, – а еще лучше знала, что, когда так говорят, значит, точно заигрывают.


– Посыльный на мотоцикле? – переспросила Миш.

– Ну да, курьер. А что? – сказала Хэт, догадываясь, что ее соседке по квартире и лучшей подруге заочно не понравился молодой шотландец, на которого Хэт глаз положила.

– Оттого, что ты называешь его «курьером», его профессия не становится престижной, а заработок постоянным.

– Конечно. Но вполне возможно, что он писатель, или актер, или что-нибудь в этом духе. Похоже, что он просто перебивается курьером, пока на основной работе дела не пошли в гору.

– Хэт, только не надо все сначала. Возможно, он просто посыльный. А возможно, и нет. Это как официанты – вроде бы временная работа, а вроде нет. Он наверняка еще не нащупал почву, сам не знает, чем хочет заняться. Это куда вероятнее, чем то, что курьером он работает потому, что не может обратить внимание общества на то, что изобрел лекарство от простуды или выдумал революционный способ варить сливу. Не надо делать из человека того, кем он не является. Если он развозит письма и пакеты и зарабатывает так на жизнь и если это тебя устраивает, отлично, только не делай из него талантливого романиста или актера, который вот-вот получит Оскара, или непризнанного гениального ученого и не думай, что твоя любовь поможет ему найти ключ к его сокровенному таланту. Ради бога, Хэт, оставь мысль о приюте для бездомных щенков, обещай мне. Мы с тобой уже не раз обсуждали эту тему.

Хэт была уверена, что этот иностранец не из породы бездомных щенков, но понимала, что Миш имеет в виду. Хэт уже преодолела фазу увлечения бездомными животными, но не была уверена в том, что преодолела ее до конца.

По мнению ее подруги, три главных мужчины в жизни Хэт были приобретены в отделе бракованных товаров. И, если честно, ни про одного из них нельзя было сказать: то, что надо. Они ничем особенным не выделялись, но – и для Хэт это было очень важно – обладали огромным потенциалом для того, чтобы стать лучше. С ее поддержкой и с ее преданностью они могли бы превратиться во что-то выдающееся. И интерес Хэт к такого рода мужчинам проистекал вовсе не из маниакальной убежденности в том, что она способна их изменить. Хэт всегда смущали уверенные в себе, счастливые, образцовые мужчины. Раз они всем довольны, значит, ей нечего им предложить. Жизнь у них и без того полная чаша, зачем им еще она? Какая может быть любовь с мужчиной, которому ничего от нее не нужно? Хэт не ждала ни благодарности, ни преданности, но в одном была убеждена: неудачник вряд ли бросит ее так же быстро, как победитель. И однако же Хэт видела в мужчинах, которым нравилась, не неудачников, а людей, которые просто не нашли своего места в жизни. Неудачнику нужно указать новые ориентиры, а если его еще и полюбить, он непременно расцветет.

А вот Миш считала, что такие мужчины не дадут Хэт того, что даст им она. Это как с домашним животным: ты его любишь, заботишься о нем, кормишь, а он повсюду гадит.


Спустя две недели, когда Хэт подъехала на своем видавшем виды двухместном пикапе к конторе «Стайлз энд Страйпс», она едва могла сдержать чувство нетерпеливого ожидания, которое глодало ее изнутри. Иностранец занимал все ее мысли с того момента, как она его увидела, полностью ею завладел.

– Да ты знаешь, Хэт, сколько тут каждый день бывает посыльных на мотоциклах? – заорал на нее Джерри, перекрывая шум кофеварки, которая стонала в уголке рядом с приемной.

Еще один преданный друг Хэт. Он принимал клиентов «Стайлз энд Страйпс».

– Ты должен его знать. Он наверняка бывал здесь раньше. Мне показалось, что ему тут все знакомо.

– Видишь это, Хэт? – сказал Джерри, выглянул из кофейного уголка и указал на единственную дверь, ведущую в приемную. – Это называется дверью. Она открывается, обычно внутрь, и ты входишь. Большинство людей знакомы с этой процедурой. Не так уж трудно произвести впечатление, будто тебе все знакомо.

Хэт проигнорировала армейский юмор Джерри.

– Шотландец, высокий, худощавый, симпатичный, кое-что повидал на своем веку. Не припомнишь?

– М-м-м, звучит любопытно, надо подумать. Ладно, достану тебе его, ха-ха. Но здесь, насколько мне известно, он не бывал. Появится, сразу же скажу, что ты про него спрашивала.

– Вот этого, Джерри, пожалуйста, не делай. Просто он показался мне симпатичным, вот и все.

– Зацепил, да?

Хэт взглянула на него и состроила недовольное лицо. Как всегда, прав.

– Да, но больше я никогда его не увижу, а он, возможно, Тот Самый.

Хэт усмехнулась. Хотела обратить все в шутку, а выставила себя в самом нелепом виде.

– Ну да, понимаю. Тот Самый. Черт возьми! Разок взглянула. Ну и что это такое? «Короткая встреча»?

Джерри протянул Хэт чашку капуччино, совсем не такого на вид, каким должен быть капуччино.

– Что-то в глаз попало. Не поможешь? – продолжал он, театрально моргая. В этот момент он был невероятно похож на нервную домашнюю хозяйку из знаменитого фильма в исполнении Силии Джонсон.[4]

Хэт заглянула в чашку и подняла брови. Джерри отличался умением предварять любое замечание.

– Не надо. Я и сам знаю, что пенка у меня не получается.

Хэт хихикнула и продолжила обрезать великолепное лимонное дерево в терракотовом горшке рядом с письменным столом.