«Неудивительно, что она носит такую простую одежду», – подумал он. Сорочки и юбки, плащи… Никаких туфель… Бриджи, рубашки и дублеты были для нее намного удобнее, чем женские туалеты, если учесть и сложить вместе ее увечную руку и независимый характер. Пышные наряды подразумевают наличие ловких пальцев, а иногда даже требуется вторая пара рук, и тогда зовут на помощь служанок. Уильям начал подозревать, что Тамсин Армстронг никогда в жизни никого не просила помочь ей одеться. До сегодняшнего дня.

Он стоял и молча смотрел, как отблески огня играют в ее мокрых волосах, скользят по хрупким контурам ее обнаженной спины и тонким рукам. Пышные выпуклости ее грудей были плотно прижаты к согнутым в коленях ногам. Уильям заметил ее обнаженную левую руку, наполовину погруженную в темные густые волосы. И он вдруг осознал, что во время обеда Тамсин не вытаскивала эту руку из-под стола. Она прятала ее с самого их приезда.

Эта мысль подействовала на Уильяма так, словно его ударили кулаком под дых. Теперь он понял, почему она так мало ела. И почему вино так быстро ударило ей в голову. Она не хотела показывать свою руку. Какой же он был дурак! Как мог не заметить ее мучений? Он мог бы разломить для нее хлеб, мог бы предложить ей несколько нарезанных кусочков со своей тарелки, это позволено даже жениху, а он-то назвался ее мужем! И тогда она не была бы вынуждена сидеть с ними и молча страдать от голода, сохраняя свою сумасшедшую гордость.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Я тебе помогу.

Тамсин снова замерла, прислушиваясь к его ответу, а потом продолжила натираться намыленной тряпкой и смывать пену.

Уильям подошел, встал за ее спиной, а потом опустился на одно колено рядом с чаном. Девушка смутилась немного, увидев его так близко. Он взял ведро, наполненное чистой водой, и поднял его над головой девушки одной рукой, а другую положил на ее мокрые, намыленные волосы. Аромат роз, теплый и таинственный, окутывал его, смешиваясь с паром, поднимавшимся от чана.

– Тебе нужна чистая вода, – сказал он. – Ты потратишь целую ночь на то, чтобы смыть с головы это фламандское мыло.

Сгустки мыльной пены задержались на ее груди у самой шеи, образовав воздушное ожерелье. Тамсин скрестила на груди руки, прикрываясь от его нескромных взглядов, и наклонила голову, чтобы Уильям мог смыть пену с ее волос. Он наклонил ведро, и на ее голову обрушился сверкающий водопад чистой воды. Остатки пены он смахнул рукой, и вскоре ее волосы заблестели, как умытое дождем эбеновое дерево.

Тамсин подняла голову и правой рукой откинула с лица волосы, продолжая левой закрывать грудь. Ее пальцы скользнули по его руке, задержавшись всего на мгновение. Этого короткого мгновения было достаточно, чтобы сердце Уильяма принялось стучать с удвоенной скоростью.

– Спасибо, – сказала ему девушка и вдруг, закрыв глаза, принялась потирать лоб.

– Что с тобой? – поинтересовался Уильям. – Болит голова?

– Немного, – ответила Тамсин.

Она откинула голову на край чана и закрыла глаза. Черные ресницы отбрасывали длинные тени на ее смуглых щеках. С откинутыми назад волосами ее лицо с высокими скулами и тонкими чертами показалось ему еще прекраснее.

Уильям не мог оторвать от нее восхищенного взгляда, думая о том, как проста, естественна и в то же время притягательна ее красота. Естество мужчины налилось тяжестью. Дыхание Уильяма участилось. Обнаженная и мокрая, в отсветах пламени камина, Тамсин казалась ему сейчас обворожительной сиреной, а не земной женщиной. Он был уверен, что она даже не догадывается о силе своего очарования.

Зато Уильям ощутил эту силу на себе. Вспомнив, что он дал обещание уважать чистоту их отношений, он убрал с ее головы руку и отошел, словно расстояние между ними могло хоть немного уменьшить силу его желания. Впрочем, он тут же убедился, что это ровным счетом ничего не изменило.

– Я поела совсем немного, зато хорошо подружилась с вином, – произнесла Тамсин. – Я не привыкла к таким крепким напиткам.

– Знаю, – приглушенно сказал он. – Я объяснил маме, что ты привыкла пить разбавленное вино или эль.

Девушка кивнула, между ее бровей залегла тонкая морщинка.

– О, Уильям, – пробормотала она, закрывая глаза правой рукой с тонкими, изящными пальцами. – Мне так стыдно…

– Ну что ты, красавица, не стоит стыдиться. Моя мама и сестра думают, что ты красива и очаровательна.

– Красива и очаровательна? – переспросила Тамсин. – Если они и сказали это, то только из вежливости. Наверняка они думают, что я – неуклюжая деревенщина! Грязная, невоспитанная, скандальная, одетая в тряпье и напивающаяся в стельку за двадцать минут… Ну и жена у владельца Рукхоупа! Должно быть, именно так они и думают. – Тамсин снова покачала головой и тут же поморщилась, как от сильной боли. – Хорошо, что по правде я тебе не жена, – заключила она.

Уильям провел рукой по ее волосам, стряхнув с них остатки мыльной пены. Он гладил ее по голове, время от времени надавливая на виски, чтобы успокоить боль.

– Не думай об этом, – мягко сказал он. – Хелен весело смеялась над тем, как ты уронила ложку и салфетку. Она сказала, что это было похоже на забавную, шутливую игру. И Сэнди тоже остался под впечатлением. Он просто поражен. Он сказал, что ты выпила достаточно для того, чтобы превратиться в поросенка, а из комнаты вышла, как королева. Ты заслужила его уважение своей силой воли.

Тамсин поморщилась и застонала.

– Я не посмею встретиться с ним лицом к лицу.

Уильям старательно спрятал улыбку.

– Моя мама думает, что ты сокровище.

Тамсин придержала его пальцы и, резко повернув голову, посмотрела на Уильяма.

– Она так сказала?

– Почти. Она смеялась, Тамсин. Я забыл, когда в последний раз видел ее смеющейся так весело… не над тобой, – поспешно добавил он, заметив, как она ужаснулась, – а потому, что она действительно наслаждалась обедом. Она сказала, что если ты дружишь с винными духами, то, возможно, за следующей трапезой тебе следует подкормить их.

– Скажи им, что я не смогу спуститься на ужин, – простонала Тамсин. – Скажи им, что я не смогу спуститься никогда. Скажи им, что ты решил запереть меня в этих комнатах на две недели, как договаривался с Масгрейвом. Ох, Уильям, Уильям, что я наделала?

Ему понравилось, как она произносит его имя, ее голос проникал ему прямо в душу.

– Что же ты сделала, красавица Тамсин? – ласково спросил он. – Рассмешила мою печальную сестру. Заставила маму улыбаться, хотя она носит траур, потому что не так давно снова овдовела. Скажи мне, что же в этом плохого?

– Выставила себя на посмешище. Показала всем, что я не более чем грубая, невоспитанная девица, не заслуживающая того, чтобы называться женой лэрда, – резко сказала она. – Они непременно попросят тебя указать мне на дверь и велят найти себе в жены более подходящую тебе, благородную девушку. И ты не станешь спорить с ними, – добавила она.

– Мне решать, кто будет хозяйкой в моем доме.

Тамсин уставилась на него.

– Я разочаровала тебя. Я видела, какие сердитые взгляды ты бросал на меня. Ты готов был вышвырнуть меня за дверь.

– Я думаю, – покачал он головой, – что ты на все сто процентов дочь Арчи Армстронга.

– Что это значит?

– У тебя острый язык, как у Арчи. Вы оба за словом в карман не лезете, – объяснил он. – Я бы и сам рассмеялся во весь голос, глупая девушка, если бы был уверен, что родные поймут меня правильно. Я думаю, что такая, как ты есть, ты понравилась им гораздо больше, чем если бы носила парчу и кружева и золотой ложкой ела бы суп, как деликатес.

Пока Тамсин молча смотрела на него, он вытащил из стопки кусок льняного полотна и начал вытирать густую копну ее волос.

– А теперь давай-ка оденем тебя. Хелен страстно желала посмотреть, подойдет ли тебе ее платье.

– Должно, – сказала Тамсин, выглядывая из-под полотенца. – Похоже, размер у нас одинаковый.

– Мама предложила Хелен отдать тебе некоторые из ее лучших платьев и других вещей, а себе заказать новые.

– Отдать мне хорошие платья? Такие красивые наряды просто отдать мне? Я… это… это очень мило с ее стороны.

– Я сказал ей, что это хорошая мысль. Насколько я помню, – сказал Уильям, – тебе очень нравятся дорогие, красивые вещи и всякие безделушки.

– Не очень, – пожала плечами девушка.

Уильям улыбнулся про себя.

– Пусть так. Зато Хелен понравилась эта идея. Она проявляла всегда так мало интереса к своей внешности… Думаю, мама была рада видеть, как она сияла сегодня.

– Но она красавица и одевается как принцесса.

– Сейчас она одевается скромно по сравнению с тем, что привыкла носить, – заметил Уильям. – Хелен думает, что она уродлива.

– Из-за оспинок на лице?

Он утвердительно кивнул.

– Она не выходит из дома без крайней нужды, а когда выходит, обязательно надевает траурное платье с вдовьим покрывалом и вуалью. Она редко выходит к посетителям. Я был рад видеть, что ты ей сразу понравилась. – Он взял из стопки еще одну большую льняную простыню и поднялся на ноги. – Готова?

– Да. Отвернись, – сказала она, но в этом не было необходимости, потому что Уильям уже развернул полотно и, держа его в вытянутых руках, стоял, отвернувшись от нее и закрыв для надежности глаза.

Послышались всплески, бульканье, и мужчина почувствовал, как она взяла ткань из его рук. Секунду спустя он открыл глаза и увидел, что она стоит возле него, плотно обернувшись льняным полотном и оставив обнаженными только плечи и руки.

Он не мог отвести от нее глаз. Она была прекрасна, как языческая богиня. От порозовевшей кожи исходил аромат роз, щеки раскраснелись, глаза сияли, как зеленое стекло в витрине, сквозь которое просвечивает солнце.

Сердце Уильяма замерло, его естество снова упрямо дало о себе знать. Казалось, он вновь превратился в зеленого юнца, не способного владеть собой.

– Нам нужна расческа, – проговорил он нетвердым голосом.