– Я обещал королеве, что найду тебя и передам вызов, поскольку у нас осталось неулажено одно общее дело, – сказал Малис. – И я, конечно, не хотел упустить возможность повидать свою внучку.

– Мадам желает видеть тебя немедленно. Ты должен явиться во дворец Линлитгоу, – произнес Перрис.

Уильям убрал пергамент, решив прочитать его позже.

– Хорошо, – только и ответил он. – Я и сам собирался встретиться с ней. Мы должны кое-что обсудить.

– Да? И что же? – заинтересованно спросил Малис. – Как ты знаешь, мы должны быть посвящены в любые тайны, достигающие ушей вдовствующей королевы.

Уильям немного отпустил поводья, положив руки в перчатках на переднюю луку седла, и тут же почувствовал, как заволновался его горячий конь.

– Я не могу посвятить вас в подробности моего дела, не побеседовав предварительно с королевой, – ответил он Малису. – Но поскольку вы сейчас возвращаетесь в Линлитгоу, я надеюсь, вы передадите ей, что я буду в ее замке завтра, сразу после того, как проведаю свою семью. И посоветуйте Их Величеству как можно скорее перевезти инфанту в более безопасное место.

– К чему? Неужели ей грозит какая-то опасность? – резко возразил Малис.

– До меня дошли весьма неприятные слухи, – осторожно сказал Уильям.

– Слухи о том, что король Генрих хочет похитить маленькую королеву? – фыркнул Малис. – Да эти слухи никогда и не прекращались. Король закипает, как вода в котелке, и говорит то, что ему нравится и что хотят услышать другие, однако это не значит, что он всегда следует своим словам. Несколько лет назад он предложил своим советникам, чтобы они захватили ее отца, короля Джеймса. Да только советники оказались слишком трусливы, ни один даже не попытался.

– Или слишком мудры, – пробормотал Уильям. – Как бы то ни было, пока у нас не будет достоверных сведений, безопасность королевы Марии должна стать задачей первостепенной важности. Дворец Линлитгоу не может сравниться по своей оборонительной мощи с дворцами в Эдинбурге или Стирлинге.

– Вдовствующая королева так или иначе планировала перевезти малышку в Стирлинг, – заметил Перрис. – В следующем месяце там пройдет ее коронация.

– За месяц многое может произойти, – заметил Уильям. – Я полагаю, что ее нужно перевезти туда немедленно и, думаю, лучше тайно или под охраной хорошо вооруженного отряда. Обязательно передайте мое сообщение королеве. В детали я посвящу ее позже сам, как только встречусь с ней.

– Что ж, хорошо, – сказал Малис. – Если ты думаешь, что она тебя послушает… Не могу понять, почему она изъявляет такое горячее желание говорить с тобой. Причиной может быть выговор, который ты, по правде говоря, заслуживаешь…

– Все возможно, – тихо проговорил Уильям. – А теперь прощаюсь с вами обоими.

– Есть еще одно дело, – остановил его Малис. Уильям поднял глаза на своего недруга. – Две недели назад я послал тебе многословное письмо и был разочарован твоим ответом.

– Если ты до сих пор не понял, Малис, я повторю: у меня нет желания жениться ни на одной леди из семьи Гамильтон, которых ты предложил мне на выбор в своем письме.

– Ты должен жениться, причем в ближайшее же время, – с гневом в голосе возразил Малис. – Я не позволю, чтобы моя внучка воспитывалась без матери. У тебя нет причины отказывать моим племянницам, ни одной из них. Первая – вдова с хорошим приданым, другая – ее незамужняя сестра, девица. Мои родственницы вполне подходящая партия для тебя. К тому же все мы знаем подробности твоих… отношений с моей дочерью.

Уильям прищурил глаза и некоторое время ничего не отвечал, выжидая, когда уляжется волна гнева, охватившая его с новой силой. Он снова, уже в который раз, подумал, как беззаботная, ветреная Дженни могла быть дочерью такого отца? Но, глядя на Малиса, он находил знакомые тонкие черты Дженни, видел ее небесно-голубые глаза. Воспоминания о ней были столь же яркими, сколь и мучительными.

Перед самой ее смертью, держа ее за руку и вознося молитву, чтобы у нее достало сил не уходить из этого мира, он пообещал, что помирится с ее отцом. Глубоко в сердце таилось сомнение, сможет ли он сдержать свою клятву. Но в память о Дженни и ради их дочери он должен попытаться это сделать.

– Я ценю твое участие в моей судьбе, – ледяным тоном поблагодарил он Малиса, – но когда я захочу жениться, я сам выберу себе жену.

– Ты мог обзавестись женой еще в прошлом году, – буркнул Малис. – Моя дочь так и умерла незамужней.

– Если бы тогда ты позволил ей быть со мной, сейчас у тебя не было бы повода меня обвинять, – сквозь стиснутые зубы процедил Уильям.

Малис отвернулся, лицо его вмиг осунулось и побледнело.

– Я не думал, что она умрет, – тихо сказал он.

Уильям тяжело вздохнул:

– Роды были слишком тяжелыми…

– А сейчас ты продолжаешь бесчестить мою внучку? По линии Гамильтонов в жилах Кэтрин течет королевская кровь. Ее дядя – регент Шотландии, он стоит вторым в очереди на трон. Девочке нужен дом и мать, подобающая ей по происхождению.

– У нее есть дом. Прекрасный дом. И у нее прекрасная мать.

Губы Малиса крепко сжались, ноздри раздулись.

– Я хочу, чтобы Кэтрин росла и воспитывалась в Гамильтоне. Замок Рукхоуп – ни что иное, как воровское гнездо.

– Я вырос в этом гнезде воров, – процедил Уильям сквозь зубы. – И прекрасно себя чувствовал до тех пор, пока ты и люди графа Энгуса не забрали меня у моих родных.

– Не я приказал повесить твоего отца, – проговорил Малис. – Только Энгус мог отдавать приказы. Я приехал уже после того, как все было кончено.

– Ты не сильно опоздал, – заметил Уильям.

– Это случилось так давно… – тихо произнес Перрис, стараясь примирить разошедшихся мужчин. – Нет смысла говорить об этом сейчас. И вообще не стоит вспоминать об этом. В тот день произошла трагедия. И никто уже не в силах ничего изменить.

– То был печальный день для многих людей, – грустно произнес Малис, удивив Уильяма несвойственным ему проявлением чувств. – Но нас разделяет еще одна смерть, более трагичная, чем гибель Разбойника из Рукхоупа.

Уильям неотрывно смотрел на холмы. Его челюсти были плотно сжаты, руки вцепились в поводья. Он молчал. Он не мог смотреть в ту сторону, где высился дуб, на котором окончил свои дни его отец.

– Дай свое согласие жениться на одной из моих племянниц. И позволь моей внучке иметь дом, который я хочу ей дать, – проговорил Малис. – Возможно, тогда я смогу забыть о том, что произошло. И даже попытаюсь простить.

– Никто из нас не забудет. И не простит, – ответил Уильям, не глядя на него.

– Когда Джен пошла за тобой, она сделала свой выбор. Она умоляла меня полюбить тебя, как сына, – сказал Малис. – Я дал обет в память о ней и ради моей внучки, что выполню ее просьбу, хотя я предпочел бы видеть тебя повешенным за твое распутство. – Его глаза сузились. – Пойми, то, что я собираюсь сделать, я делаю ради ребенка. Женись на моей родственнице, и моя внучка будет расти с матерью, равной ей по крови. Ты и сам много выиграешь, породнившись с Гамильтонами.

– О, я женюсь. Женюсь непременно. Вот только пока не знаю на ком. Так же, как не могу пообещать, что ты останешься доволен моим выбором.

– Что ж, – произнес с угрозой Малис. – Если будешь упорствовать, я подам прошение в суд. Недавно я нанял в Эдинбурге адвоката для рассмотрения этого дела.

Уильям посмотрел на Перриса, который угрюмо кивнул.

– Я знаю этого человека, – сказал он. – Способный малый.

– Жалоба Гамильтона не обоснована, – попытался возразить Уильям.

– Мой поверенный думает иначе, – сказал Малис.

Уильям снова посмотрел на Перриса, искушенного в судебных делах. Тот снова кивнул.

– Ребенок матери, находящейся под опекой и охраной ее родителей, может рассматриваться как принадлежащий ее родителям более, чем собственно отцу ребенка, – пояснил он. – Гражданский суд может вынести решение в пользу Малиса, если он все же подаст жалобу. Да, судьи могут решить дело в пользу Малиса. Но могут решить его и в твою пользу, – добавил он в конце.

– Ребенок Джен незаконнорожденный, – продолжал Малис. – Поэтому по закону Кэтрин принадлежит мне. Я хочу, чтобы она воспитывалась в моем доме.

По спине Уильяма пробежал холодок.

– Кэтрин моя! – прорычал он.

– Кэтрин принадлежит мне, – повторил Малис, – вместе с имущественными правами ее матери.

– Ах вот оно что, земля, – с презрением воскликнул Уильям. – Вот что тебе нужно. Ты полагаешь, что сможешь контролировать ее земли, если получишь опекунство над Кэтрин. Как отец я имею право защищать собственность своего ребенка, пока он не достигнет совершеннолетия.

– Эта земля слишком ценна, чтобы оставить ее на попечение сына разбойника, повешенного за кражу скота, – проскрипел Малис.

– Не пытайся обжаловать права на мою дочь, Малис, – прорычал в ответ Уильям, решив закончить этот бесполезный разговор. – Иначе ты пожалеешь, что вообще узнал меня. Я припомню все, начиная с того дня, когда ты и твои приспешники повесили моего отца. – И, кивнув на прощание Перрису, он резко развернул своего гнедого и направил его вперед по тропе, что вела к центральной башне. Он услышал, как за его спиной Перрис и Гамильтон поскакали своей дорогой. Стук копыт их лошадей быстро смолк вдали.

Уильям гнал своего коня вперед. Сердце тяжело и гулко стучало в груди, будто его преследовали все гончие ада. Здравый смысл подсказывал ему, что в Рукхоупе все в порядке, однако угрозы Малиса сделали свое дело, поселив в его душе страх. Ему необходимо было увидеть Кэтрин, убедиться, что с ней все в порядке.

Потом Уильям подумал о маленькой королеве Шотландии, которой тоже угрожала опасность. Он представлял, как будет обеспокоена ее мать, когда узнает об английском заговоре. Как отец, он очень хорошо ее понимал и сочувствовал. Возможно, будь он только шотландским подданным, лояльным к королеве, он не принял бы известие об этом заговоре так близко к сердцу, не сделал бы его своим личным делом.