Кэтрин покраснела. Действительно, ее поведение иначе как скандальным не назовешь. Он, правда, соблазнил ее, но, кем бы он ни был — цыганом или лордом, она позволила ему соблазнить себя. Может быть, даже поощрила. Она влюбилась в него с самой первой встречи. Злость таяла.

Доминик, глядя на Кэтрин, казалось, читал ее мысли. Постепенно он успокаивался. Он вызвал экипаж Вентвортов, а затем подошел к Кэтрин. Дядя Гил задерживался, и Доминик предложил подождать его на воздухе, возле дома.

С Темзы дул ветерок. Светила полная луна. Доминик и Кэтрин отошли к платану.

Доминик коснулся щеки девушки.

— Я бы мог сказать, моя малышка, что сожалею о случившемся. Но, честно говоря, мне не жаль. Мне жаль лишь одного — что нам пришлось покинуть табор.

Голос его звучал нежно и грустно. Доминик, едва касаясь, провел по ее щеке ладонью.

Тепло его слов и его рук растопило обиду. Довольно сожалений. Надо жить настоящим.

— Англия — такой же твой дом, как и табор. Ты ведь вернулся насовсем?

Рука его бессильно упала.

— Наверное, так, — с сожалением произнес он, — но здесь я больше не свободен. Я не могу поступать, как хочу. Ты — молодая женщина из высшего общества. Мои намерения очевидно бесчестны. Ты сейчас больше потеряна для меня, любовь моя, чем когда мы были во Франции.

Кэтрин никак не могла его понять.

— Бесчестны? — с трудом проговорила она. — Доминик, я не понимаю, о чем ты.

— О том, что тебе удалось воздвигнуть самую большую преграду между нами.

Ах, вот, значит, как! Здесь, в Англии, она не нужна ему! Он не хочет ее видеть! Она была нужна ему только как женщина, которая согревает его постель! И все!

Боль, гнев, обида закипали в ней. Кэтрин чувствовала себя так, словно ее использовали и выкинули, как ненужную вещь. Ей хотелось избить его, уничтожить.

Но… чего, собственно, она ждала? Разумеется, не предложения. Она помнила слова Персы, горькое предупреждение Яны. Да, честно говоря, она ждала. Она надеялась на невозможное.

Доминик ее обесчестил, сломал ей жизнь. Как благородный человек и джентльмен, после того, что случилось, он обязан был на ней жениться. Это было бы правильно.

Кэтрин горько усмехнулась. Когда это Доминик вел себя как порядочный человек?

Горечь захлестывала ее, поднимаясь мутной волной со дна души.

— Было время, лорд Грэвенвольд, когда я считала вас самым порядочным мужчиной. Как я могла так ошибаться?

Кэтрин повернулась, но он схватил ее за руку. На лице его появилось угрюмое выражение, а голос зазвучал глухо.

— Ты придешь ко мне, если случится что-нибудь непредвиденное?

Кэтрин нахмурилась.

— Что непредвиденное?

Он ухмыльнулся, тряхнул головой и превратился в цыгана, того самого, которого она встретила в таборе. Сейчас в нем ничего не осталось от английского лорда.

— Графиня ты или простолюдинка, матери-природе все равно. Существует много общего в природе цыган и джентльменов, крестьянок и графинь. Некоторые действия тех и других приводят к сходным последствиям.

О чем он? О ребенке? Она могла понести от него? Кэтрин густо покраснела и отвернулась.

— Не стоит беспокоиться, милорд, — язвительно сказала она. — Непредвиденного не будет.

Она ждала вздоха облегчения, но нет.

— Тогда прощай, мой рыжий котенок, — сказал он тихо, склоняясь над ее рукой. — Я рад, что ты в безопасности.

— Ты готова ехать, дорогая?

Доминик передал Кэтрин на попечение дяди, повернулся и зашагал прочь. Она смотрела ему вслед. Чем дальше он уходил, тем горше становилось у нее на душе, тем тяжелее на сердце.

Когда она рассталась с ним во Франции, она думала, что большей горечи разлуки уже не пережить. Кэтрин не знала, каково терять вновь обретенное, понимая, что теряешь навсегда. И больнее всего было теперь — теперь, когда она знала правду.

А ведь она знала, знала с самого начала: она для него всего лишь игрушка. Преходящая пассия — причуда, способ скоротать время. Он не мог предложить ей более прочных отношений тогда, в таборе, и то, что она оказалась графиней, ничего не меняло.

Боль все росла и росла, грызла ее изнутри, терзала и мучила. Как мог он использовать ее и выкинуть как ненужную вещь? Кэтрин не была женщиной, которая порхает по жизни легко, женщиной вроде леди Кампден. Она не бабочка, расправляющая нарядные крылышки, чтобы привлечь новых любовников. Она, Кэтрин Баррингтон, — женщина строгих правил. У нее есть принципы, и она вполне может обойтись без мужчин, без таких, как Доминик и прочие. Если бы не наследник, она вообще могла бы не выходить замуж!

Кэтрин уже знала, каким будет ее муж. Во-первых, она должна быть к нему совершенно равнодушна. Надо найти такого, от взгляда которого у нее не закипала бы кровь и не шла кругом голова. Того, кто те смог бы разбить ей сердце.

Кэтрин расправила плечи. Будет так, как она решила. Но непрошеная слеза покатилась по щеке.

Кэтрин быстро утерла ее и поклялась себе, что слез больше не будет.

Глава 15

— Мне кажется, твое возвращение в общество было принято достаточно благосклонно.

Кэтрин вздрогнула. В темноте она не могла разглядеть лица дяди. Хорошо, что и дядя не видит ее лица.

Город затих. Стук копыт по булыжной мостовой эхом отдавался на пустынных улицах. Часы на башне пробили час ночи. На Лондон опустился туман. В воздухе запахло сыростью.

— Мы правильно сделали, что договорились с Эдмундом и Амелией. То, что мы появились все вместе, должно заткнуть рты всем сплетникам.

— Они были великолепны, — отозвалась Кэтрин немного невпопад.

Экипаж проехал под фонарем, и на мгновение луч света упал на дядю. Кэтрин заметила, что он чем-то встревожен и пристально смотрит на племянницу.

— Что ты думаешь о Грэвенвольде? — неожиданно спросил Гил, и девушка не могла не заметить, как напряженно звучит его голос.

Господи, только бы он не догадался!

— Он красив, очень красив, — ответила Кэтрин с деланной непринужденностью. — Думаю, он пользуется большим успехом у дам.

Гил откинулся на сиденье.

— Он не обидел тебя какими-то пошлыми намеками, надеюсь?

— Нет, конечно, лорд — истинный джентльмен.

Какая ложь! Доминик не больше джентльмен, чем… Она даже не могла подобрать сравнений.

— Да… Ну, будем надеяться, так и есть. Мне не следовало поощрять вашего знакомства. Он, как я слышал, жениться не собирается, а нам надо подыскать тебе мужа.

Кэтрин сжалась.

— Я тоже слышала, что он поклялся не жениться. Откуда такая блажь? Я думаю, он должен быть заинтересован в рождении наследника.

— Там какая-то темная история, связанная с отцом. Давняя вражда. Он намерен сделать так, чтобы имя Эджемонт некому было передать.

— Но его отец умер. Почему же сейчас…

— Не знаю. Как бы там ни было, он твердый орешек и от своего не отступит. Сомневаюсь, что даже ты смогла бы свернуть его с пути.

Кэтрин сделала вид, что не замечает вызова.

— Уж Грэвенвольда я бы выбрала в последнюю очередь.

Дядя пожал плечами.

— Может, ты и права. Грэвенвольд чертовски упрям. Жить с ним было бы пыткой.

— Точно, — не удержалась Кэтрин.

— Мы найдем тебе другую партию. Что ты думаешь о Джайлсе?

— Ты о Джереми?

— Он второй сын, и поэтому не наследник, но его отец все же герцог. Он умен и настойчив. Кроме того, он к тебе явно неравнодушен. Я думаю, что ты сможешь сделать так, что он простит тебе, что угодно.

Кэтрин задумалась. Джереми был добрым, умным и сердечным юношей.

— Нет, — тихо сказала она. — Джереми заслуживает женщину, которая бы его любила. А я не смогу.

— Но…

— Как насчет Литчфилда? Он без гроша и, конечно же, мечтает о невесте с приданым. Как ты думаешь, он сгодится?

— Не шути так. Вы едва ли подходите друг другу.

— Подходим мы друг другу или нет, это другой разговор. Честно говоря, у меня вообще нет к мужчинам интереса. Литчфилд кажется мне ничем не хуже любого другого.

Герцог молчал.

— Ну так что? — не унималась Кэтрин. Гил неодобрительно крякнул.

— Литчфилд тебе не пара. Он привлекателен, да, но, Кэтрин, не пройдет и двух недель, как он тебе прискучит.

«Гораздо быстрее», — подумала Кэтрин. Ричардом нетрудно будет управлять. Он выполнит свой супружеский долг, но после этого, вероятно, захочет оставить жену в покое — до тех пор, пока не прискучат любовницы или не понадобятся деньги жены.

— Я подумаю, дядя. Мне кажется, что барон как раз то, что мне нужно.

— А мне кажется, что ты разыгрываешь передо мной несчастную возлюбленную. Впрочем, — вздохнул дядя, — у нас еще есть время подыскать что-то получше.

Кэтрин опустила голову. Доминик! Домини! Ну почему?!

— Да, но мне бы хотелось уладить все побыстрее. Больше всего мне хочется побыстрее вернуться в Арундейл. Я беспокоюсь о том, как там идут дела, да и о школе тоже. Я страшно скучаю по детям.

— Я хотел поговорить с тобой об этой школе. Что это такое?

— Мы назвали ее Благотворительной христианской школой Баррингтонов. Раньше она называлась Арундейлской школой для бедноты, но после смерти отца мы с Эдмундом решили переименовать ее, чтобы «не дразнить гусей». Когда я уезжала в Лондон, ребята успели многому научиться, и я сгораю от нетерпения узнать, как там идут дела.

Арундейл… Стоило произнести вслух это милое имя, как на душе у Кэтрин стало спокойнее. Если бы только можно было оказаться там прямо сейчас, подальше от Доминика.

— Знаешь, я хочу открыть у себя такую же школу, — признался Гил. — Я бы вполне нашел время для занятий с детьми, Мыс твоим отцом много раз говорили об этом, но, когда его не стало, я решил, что это были лишь разговоры.

— Чудесная мысль, дядя, — воскликнула Кэтрин. — Тебе, конечно, придется потрудиться, найти хороших учителей, уговорить родителей, а это, заверяю тебя, самая трудная задача, но, поверь, результат стоит всех хлопот.