Барбара Картленд - Цыганская магия

Его поцелуи и ощущения, пробужденные в ее теле и сердце… О, она даже представить себе не могла, что когда-либо испытает нечто подобное!

Душа и плоть рвалась к нему. А что же он… Станет ли он сожалеть о том, что никогда уже больше не увидит Савийю, свою цыганскую жену?..

Кахо уже достиг конца извилистой дорожки, ведущей в долину со склона, и Летиция, не в силах преодолеть искушения, придержала его и посмотрела вверх.

Замок высился над головой — величественный и неприступный на фоне обрамлявших его горных вершин.

Все окна были погружены во тьму. Все, кроме одного!

Это было то самое, с раздвинутыми шторами и распахнутыми настежь створками. То самое, что открыла она, чтобы слышать доносившееся снизу пение скрипок.

«Интересно, что он подумал, обнаружив, что я исчезла? »

Может, он считает случившееся с ним в эту ночь просто цыганским колдовством? А Летиция — лишь мираж, прекрасное, мелькнувшее на миг видение, которое он вскоре позабудет?

Сама эта мысль пронзила ее, точно кинжал, и Летиция поняла, что в своей игре во имя спасения Стефани зашла, пожалуй, слишком далеко. Игра приняла нешуточный оборот.

Летиция пришпорила Кахо и только тут заметила над горизонтом первые сполохи рассвета.

Светлело в Овенштадте быстро, и она рассчитывала добраться до дома, когда солнце уже взойдет.

Но ее так и тянуло повернуть назад, ибо она знала — сердце ее осталось в замке, с королем.

Видимо, Кахо горел желанием как можно быстрее оказаться в своем стойле, и летел, словно птица. Уже в начале шестого Летиция увидела вдали дворец.

Ей с трудом верилось в то, что еще вчера она, выезжая из городских ворот, опасалась, что воевода не исполнит данного ей обещания, и план ее провалится.

Ведь тогда, в таборе, она просто умоляла совершить чудо, сделать так, чтобы король не попросил руки Стефани во время своего пребывания в Овенштадте.

«Если король попросит ее руки во время своего официального визита, — сказала тогда Летиция, — то великая герцогиня примет его предложение от лица дочери, и уже будет невозможно разорвать помолвку и помешать Стефани стать женой нелюбимого человека».

Она знала, что у цыган помолвка считается почти столь же священной, как и узы брака.

И еще она знала, что, танцуя для короля, посылала ему флюиды, о которых говорили с Кирилом.

В те минуты с помощью цыганской магии она хотела помешать королю влюбиться в Стефани, хотела навязать ему свою волю и сделать так, чтобы он возжелал ее.

Тогда эти надежды казались ей более чем призрачными, однако, как ни удивительно, они сбылись.

Летиция не учла лишь одного — что и сама ответит королю тем же, что и ее с неукротимой силой потянет к нему.

— Я хочу, чтоб он целовал меня! Мне нужна его любовь! — воскликнула девушка и тут же испугалась своих слов.

В этот ранний час Летиция не застала во дворе никого и сама отвела Кахо на конюшню, сняла седло и уздечку и оставила там, жевать сено.

Летиция тихонько проскользнула в дом через черный ход, на цыпочках, стараясь никого не разбудить, поднялась к себе в спальню и улеглась в постель.

Едва коснувшись головой подушки, она поняла, что заснуть не сможет, а будет лежать, вспоминая о короле, чувствуя его властные и твердые губы на своих, вновь переживая те ощущения, которые испытала, когда он начал целовать ее шею.

Теперь она знала, что означает выражение «пламя любви». Оно разгорелось в ее теле и совсем не походило на то, что она ожидала и воображала, мечтая о любви. И в то же время ощущение это было возбуждающим, всепоглощающим и совершенно упоительным.

«Но как же можно влюбиться в человека, — спрашивала она себя, — если ты видела его всего лишь раз?»

Но тут же вспомнила, как король взглянул на нее, оторвав глаза от бумаг, и она подумала тогда: «Этот мужчина не похож на всех остальных».

Судьба послала ей короля, судьба или, возможно, боги. Теперь им решать, как долго продлится их цыганский брак.

Но вдруг она в отчаянии спросила себя: кому он нужен, такой брак, если они не вместе, если никто не считает их мужем и женой.

И ей захотелось плакать — так велико и пронзительно было чувство утраты.

А потом она словно ощутила поцелуи короля на губах, огонь, разливающийся по всему телу, и новое, доселе неведомое, всепоглощающее чувство.

Это любовь, сказала себе Летиция.

Отныне весь мир был полон только ею, весь мир и небеса, и противиться этому всесокрушающему чувству было невозможно.

Летиция услыхала, как скрипнула дверь, и открыла глаза.

Секунду она еще пребывала в сладком сне, где они с королем были вместе.

Затем увидела лицо Мари-Генриетты, склонившееся над ней, и вернулась к реальности.

— Ну проснулась наконец! — воскликнула сестра. — А я уж думала, ты еще сто лет будешь спать!

Летиция, сделав над собой усилие, села в постели.

— Который час?

— Уже начало второго. Гертруда интересуется, ты будешь есть или нет?

— Господи, неужели?! Неужели я спала так долго?

— Мама не велела тебя беспокоить.

Услышав это, Летиция тихо ахнула.

— Король!.. Он приехал?

— Да, должно быть, — ответила Мари-Генриетта. — Но мама не разрешила нам пойти посмотреть, как он принимает парад почетного караула.

Летиция откинула волосы со лба.

— Почему? — рассеянно спросила она.

— Она сказала, что нам не подобает стоять в толпе с простолюдинами в то время, как наше место — во дворце, на приеме.

Летиция усмехнулась.

— Но кузина Августина не приглашала нас во дворец.

— Это верно, — кивнула Мари-Генриетта. — Правда, вечером мы идем на бал.

Летиция почувствовала, что возвращается с небес на землю.

До этого все ее помыслы были сосредоточены на короле и цыганской свадьбе, что состоялась вчера, и думать о чем бы то ни было другом она была просто не в состоянии.

Но сейчас, разговаривая с сестрой, она осознала, что если и дальше все станет складываться столь же благоприятно, то можно считать — Стефани спасена.

Король уже не сможет сделать ей предложение, на которое так рассчитывала великая герцогиня.

Все эти мысли вихрем пронеслись у нее в голове, Летиция ощутила слабость и снова откинулась на подушки.

— Пойду принесу тебе завтрак, — сказала Мари-Генриетта. — Ты, наверное, проголодалась.

Летиция слышала, как сестра сбежала вниз, и сказала себе, что отныне единственная ее забота — постараться не попадаться королю на глаза вечером.

Великая герцогиня терпеть не может их с Мари-Генриеттой, а потому вряд ли станет представлять королю, к тому же на балу соберется не меньше двух сотен гостей, так что маловероятно, что он ее заметит.

Отец всегда говорил: «Обычно люди видят то, что ожидают увидеть». Совершенно определенно, что король вовсе не ожидает встретить на балу во дворце свою жену-цыганку.

К тому же она была уверена, что вчерашний наряд полностью преобразил ее.

Все то время, что она была с королем, — и в момент их первой встречи в замке, и внизу, у цыганского костра, и когда они вернулись в гостиную, — голову ее покрывал красный платок с золотыми монетками.

А стало быть, черные волосы, так отличавшие ее от остальных девушек, были скрыты и недоступны его взору.

Нет, правда, когда она танцевала, на голове у нее вместо платка красовалась повязка, усыпанная драгоценными камнями и украшенная яркими разноцветными ленточками. Но и она скрывала волосы; к тому же во время танца Летиция к королю не приближалась.

Да он ее никогда не узнает!

И одновременно ей страшно хотелось, чтоб он узнал ее. Сердце томилось и рвалось к нему.

Разве возможно забыть эти страстные, жгучие поцелуи?

И то, как он прижимал ее к себе все крепче и крепче, обнимал так, что все тело ее, казалось, растаяло, слилось с ним?.. И то, что она почувствовала, когда он поцеловал ее шею…

— Я люблю его! — прошептала Летиция.

Но тут услышала, что сестра поднимается по лестнице, и твердо сказала себе, что с мечтами и магией покончено раз и навсегда и отныне она будет вести себя благовоспитанно, как учили отец и мать, как и подобает благородной девушке.

Мари-Генриетта опустила поднос возле Летиции и, присев рядышком на край кровати, спросила:

— Как поживает фрейлейн Собески? И чего это ты заявилась домой в такую рань?

— О, фрейлейн все расспрашивала о тебе с Кирилом, ну а потом, как обычно, пересказывала разные сплетни.

Мари-Генриетта выжидательно смотрела на сестру, и Летиция продолжила:

— Кстати, она слышала, что кузина Августина намерена выдать Стефани за короля.

Мари-Генриетта хихикнула.

— Фрейлейн Собески в точности как тетушка Аспазия! Эти старушки все обо всех знают.

Затем, понизив голос, словно опасаясь, что их подслушивают, она спросила:

— Ну удалось что-нибудь сделать для Стефани? Она вчера забегала сразу после того, как ты уехала.

— О Господи, опять!.. — простонала Летиция. — Я же предупреждала ее, что это опасно!

— Она прямо дрожала, бедняжка! Кузина Августина объяснила ей, что надо делать и говорить после того, как король посватается. Стефани считает, что надежды больше нет.

— Так вот, она ошибается! — заявила Летиция. — Только ты смотри, никому об этом ни слова, Гетти!.. Но мне… я почти уверена в том, вернее, абсолютно уверена, что король… не сделает Стефани предложения!

Мари-Генриетта радостно ахнула.

— Но как? Как это тебе удалось?

— Пока не скажу, — ответила Летиция, — иначе можно сглазить. А нам с тобой, Гетти, только и остается молиться о том, чтобы король… — Она едва не сказала: «сдержал свое обещание», но вовремя спохватилась, зная, что это может вызвать целый поток ненужных вопросов.

А потому вместо этого Летиция сказала:

— Мы должны молиться и изо всех сил желать, как в свое время желал папа, чтоб все было хорошо.