«Надо же, — подумала, — любит его как…»

Вот мне, к примеру, никого не хотелось поцеловать, еще чего!

«Сан-Бернадетто» было написано на куртке у мужчины, которого обнимала женщина. Мужчина, каких вагон. Ничего особенного, и за что его любить?

Да я его за рукав трогать и то не стала бы. А она его любит… Завидно все-таки.

Наверное, он ей слова всякие говорит, целует в ушко, в шейку и все такое… В общем, полный набор лапши. Знаем мы таких. Но — она-то верит. А на вид — умная. Непонятно.

София ждала и вертелась на месте, как птичка в красной ситцевой юбке, детских сандаликах и с не накрашенным личиком в конопушках.

— Ты куда глядишь?.. Ой, как она его хочет, ой, я прямо побледнела, выплюнь ложку, пошли-пошли…

А на следующий день у меня заболел зуб. Даже не зуб, а десна.

Бушуев и Евстигнеев, два грузчика, которые остались с нами караулить реквизит, всю ночь ловили рыбу в местном водохранилище, а потом весь день жарили, а мы вечером ели, и кость и еще какой-то фрагмент плавника застряли у меня между резцом и коренным, и к утру десну раздуло так, что я стала похожа на одного умного пескаря из детской сказки со взрослым концом.

КАК МЕНЯ…

В чужом городе в воскресенье все поликлиники закрыты на пыльные замки, и только мухи летают по коридорам тех поликлиник. С утра, как раз и было воскресенье, я кричала, глядя на себя в зеркало, от страха и боли. Кость из десны торчала под прямым углом, я ее потрогала, но вытащить — не хватило духу.

Софья Николаевна Никулина, и Бушуев с Евстигнеевым стояли позади меня и смотрели, как живые — набезвременно уходящую вдаль .

Идти я никуда не могла, только хлопала левым глазом, а правый был зажмурен и частично заплыл.

Евстигнеев с Бушуевым похлопали меня по плечу и куда-то ушли, перешептываясь про спирт в бутылке, где-то в загашнике, а София кинулась к телефону на предмет скорой медицинской помощи, на что получила отказ — талоны на бензин кончились, добирайтесь сами, окажем помощь на месте.

Мы переглянулись, я легла, полежала пять минут и кое-как поднялась, прижав подушку к щеке, и побрела к двери, натыкаясь на сумки и стулья.

София отобрала у меня подушку, и мы вместе, обнявшись, как две тяжелораненые стали спускаться по деревянной лестнице вниз. Дежурная женщина по этажу проводила нас прозрачными все понимающими очками.

— Артисты… — протяжно на весь этаж заключила она. — Как нажрутся, так и ходят на четырех ногах.

Мы добрели до угла и Никулина С.Н., прислонив меня к стене дома, поглядела по сторонам, я ее едва видела.

Продуктовые вывески палаток и ларьков не предвещали никакой возможности найти в них скорую медицинскую помощь, я сделала, было, полшага к парикмахерской, но в то утро и на ней висел замок, и я вернулась. Томность и тишина улицы 8-го марта не сулили близкого начала конца моих страданий — было ровно 5 часов с секундами.

Мимо прошли и вернулись две сомнамбулы в брюках, предложив:

— Пойдемте дамы, у нас тут койка, поспите-отдохнете…

С.Н. Никулина что-то сказала, я повернулась.

— Мы ж пошутили, — крикнул один из них, спотыкаясь о бордюр. Тихая улица.

— Ну что, куда? — тоскливо заныла я.

— Давай к остановке, а там спросим, где тут приемный покой и…

Около нас притормозили две бродячего вида собаки и стали ждать, что мы будем делать с углом дома, мы стояли, собаки встали в очередь и ждали, около нас остановился белый «Линкольн», и я сразу подумала, что у меня начался бред.

Главное — произвести впечатление.

Нет, нет, главное — в любой ситуации постараться выжить…

Нет же! Самое главное — не проворонить, не упустить, схватить свою мечту за хвост, пока ее не схватили другие красавицы!

— Вы — ангел! — выдохнула я, прикрывая щеку воротником, и упала прямо на водителя этой удивительной машины, буквально за секунду до того, как он подошел к нам, всего лишь за секунду, меня подвел мой единственный открытый глаз. Но он умудрился меня поймать, и я не упала в пыль, где сидели те две любопытные собаки, ждущие того приятного момента, когда мы отойдем от угла трехэтажного дома по улицам 8-го марта и соседней Кастанаевской, и освободим им вожделенное место — телеграф, где собачьи точки и тире пишутся годами и даже сотнями лет.

— Ну вот, — тягуче засмеялась София, пытаясь оторвать меня из рук мужчины, скажу сразу, ей это не удалось, я лежала и не шевелилась. Мне было так плохо, я даже не дышала с минуту, надеясь мирно и незаметно помереть.

И когда меня, наконец, оторвали от земли, я обнаружила себя на заднем сидении машины, а впереди рядом с водителем щебетала София, ее даже не было видно за креслом, только хихиканье этой предательницы разносилось по салону.

«До остановки довезите», — хотела попросить я, но не смогла и слова вставить.

Машина остановилась в центре у памятника вождю всех слепых, где на доме среди прочих вывесок радостно белела эмалевая табличка:

«Дантист Горностаев. ЧАСТНЫЙ КАБИНЕТ».

Я начала вылезать, а София, не отрывая взгляда от водителя, сообщила, даже не повернувшись:

— Мы же деньги забыли! Наташ, слышишь? Мы же деньги забыли в гостинице, вот дуры!

Я втянула обе ноги обратно в машину и заплакала навзрыд. Десна болела так, словно в ней торчала не кость, а змеиное жало.

— Кто вас обидел? — с водительского кресла раздался удушливый старческий голос.

Я даже перестала рыдать, настолько не вязался голос с полным сил мужчиной, который смотрел на меня, как обычно дезинфекторы смотрят на помирающих тараканов. Со спокойным вниманием: ну, сколько тебе еще осталось жить, хорошая моя?

«Какой детинушка!» — разглядывая водителя близко, ахнула я. Лет сорока или больше? Плечи и голова представляли собой начало многостворчатого шкафа, а что же внизу? — задала я работу своим мыслям и начала усиленно гадать.

Только с лицом у него что-то, непорядок, в общем, с лицом. На первый взгляд, оно состояло из отдельных фрагментов… Видимо, с год назад с водителем случилась непредвиденная аварийная травма и его, возможно, собирали по кусочкам.

У нас в Сапожке с такими лицами ходила парочка бывших бандитов из Санкт-Петербурга, на пенсии. Оба с хроническими улыбками. По их же рассказам они, управляя джипом, на обычной скорости съехали в кювет, налетев днищем на ограждающий столб, и вся арматура впилась одному из них в верхнюю часть лица, а другому — в нижнюю.

И обоим фрагменты лиц и остального, зафиксировали миниатюрными титановыми пластинками, чтобы человеческий облик не покинул их после аварии раз и навсегда. Милые парни, простые, ходили по Сапожку и горланили песни по ночам. Я вздохнула, гладя на титановый нос водителя, и всхлипнула…

Водитель переменился в лице, вылез из машины, посмотрел снова и начал вытаскивать меня с заднего сиденья на асфальт.

Я уперлась.

В маленькой капсуле приемной сидел такой же маленький дантист и зевал, показывая неприличное количество белых зубов. Я таких странных врачей никогда не видела. Почти с меня ростом, может быть выше сантиметра на три, усталые глаза и рыжие волосики, приглаженные по обе стороны головы. Меня словно током ударило. Я никогда, никогда, никогда еще не видела такой страшненькой и смешной красоты в другом человеке.

«Я его люблю!» — стукнула мне по голове невидимая любовная балка с неба, наверное, какой-то ангел перепутал ее со стрелой или кидал на какого-то слона, а упала она на меня. И в голове у меня образовалась «дыра», из которой звезды любви поплыли по воздуху к этому человеку.

Я в свои неполные девятнадцать дантиста видела лишь однажды, когда сломала клык об кокосовый орех. У меня здоровье, про которое обычно говорят коротко — не жалуюсь.

А дантист сперва стал кашлять, потом смеяться — видимо, не часто его в шесть утра посещало трио из лилипутки в красном трико и черной саржевой юбке, девицы с костью в зубах и здоровенного амбала со штопаным лицом и ключами от «Линкольна» на пальце.

— Горностаев Дима, врач-стоматолог, — представился он. — Здравствуй, Валер, — кивнул водителю и повернулся ко мне.

И через неделю я стала Горностаевой.


Дима: «Глаза цвета горячего миндаля, гладкие блестящие волосы и раскрытые губы. Из них торчала маленькая косточка… Ну и что?»

КУПЛЮ СВАДЕБНОЕ ПЛАТЬЕ

Планету снова накрыли метеоритные дожди, а я собралась замуж.

Когда я увидела Диму, то подумала — от него у меня появится чудесный мальчик или ушастенькая девочка. Димины уши колыхались от ветра из окна, и сразу возникала мысль — со слухом у него все в порядке.

— У тебя в каждом глазу по плакату! — недовольно ворчала София. — Куплю свадебное платье! Срочно!

— Ну и что? — покраснела я.

— Перестань улыбаться, как дура!

— Почему это? Я — умная, — напомнила я.

— С утра была!

Чего это она, подумала я, постояла с кислой физиономией и не заметила, как снова стала вздыхать и улыбаться.

Мы прощались в то утро так:

— Я вам нужен еще? — разглядывая плавник, тихо спросил самый красивый на свете дантист.

Я повернулась с перевязанной щекой и прошепелявила:

— Как воздух.

А он почему-то застыл, глядя в пол… и еще — он тяжело вздохнул!

А через неделю была свадьба. Меня выдавала замуж вся труппа феерического лилишоу, из Сапожка приехала бабушка, дядя Витя с тетей Зиной и подружка Ленка, моя Ленка!

Никулина С.Н.:

Стоять рядом было невозможно!

Между их взглядами шевелился воздух. Они посылали друг другу такие вихревые импульсы любви, как телескопы, настроенные в открытый космос:

— Мы — земляне! Мы здесь! Мы есть! Отзовитесь! Даже если вы — зеленые!..