— Есть тут кто? — спросила Альбина и вгляделась в лежащего на полу маленького мужчину с разбитыми очками на синем лице. И только тут почувствовала — ей не хватает воздуха.

— Эй, вы!..

Но никого живого в квартире Н.И. Сидоровой в ту минуту, как считала Альбина, — не было.

— Прости, Нинок, — Альбина зажала рот ладонью и, закрыв лицо Ниночки уголком одеяла, попятилась.

В большой комнате горел свет, и все вещи были раскиданы по старому в цветах персидскому ковру. Кашляя, Альбина кое-как перелезла через завалы вещей к мебельной стенке и, открыв нижнюю в центре дверцу, пальцем надавила на уголок потайного ящика.

У многих в этом доме были одинаковые мебельные гарнитуры… В те дефицитные времена распределения всего вплоть до туалетной бумаги, родители Альбины и папа Нины Ивановны были отмечены талонами на две черные инкрустированные „Изольды“ румынского производства…

И под сейфом был незаметный проем, о котором догадаться было практически невозможно, если, конечно, вы не относились к той сотне владельцев „Изольд“ во всей необъятной России.

Альбина, кашляя, вытянула бархатный увесистый мешочек, завязанный золотой нитью и, обернув его газетой с пола, поспешила выбежать вон! На лестнице было полегче дышать, но Альбина, наткнувшись взглядом на мертвого Октябрика, вдруг заворожено застонала… Она была непростая, эта Альбина.

Илью Леонидовича за выступом мусоропровода она не заметила и побежала вниз, к себе, где, вывалив бриллианты Нины Ивановны на столик в прихожей, тяжело вздохнула: как их продать? За бесценок — глупо, а за те сто тысяч долларов, или двести — которые переливались перед ней — невозможно.

— Не зря ты, Алька, туда поднялась! — похвалила она себя за старательную тревогу. Когда почти в двенадцать ночи сверху раздались крики, топот, шум и удары, Альбина засыпала, обняв подушку и посылала проклятия на голову покойного (или нет?) мужа за то, что он гад, сволочь и мерзкий урод бросил ее, оставив без гроша! Семьдесят пять тысяч, на которых она лежала, — не в счет! Это ее добыча. И заслуга.

С драгоценностями в руках вдова вошла в спальню, и непроизвольно зрачки ее расширились! Мешка денег там не было.

НЕ БЫЛО.

СТАТУС КВО

Ст. следователь прокуратуры О.Л. Солодкина, опросив весь подъезд, была вынуждена сделать неутешительный вывод.

Пролить свет на тайну убийства могли на ее взгляд либо — Дубинины, которые уехали в Красноуральск на похороны, либо — исчезнувшие жильцы 36 квартиры, которую сдавала убитая.

Единственный, кого убийство в 56 квартире не коснулось совершенно, — был хозяин лабрадора:

АДРЕНАЛИНЩИК ЖИДКОВ

Некоторые, да какое там — половина людей сыплет перцу в борщ столько, что есть нельзя, но — едят.

Интересно — дым из ноздрей идет, глаза практически теряют фокус — адреналин!

Слепой Жидков получал свою порцию встряски другим, но тоже очень дешевым способом. Перец стоит 30 центов, порция триллера „по-жидкову“ не стоила ни копейки.

Жидков выбегал из дома и кидался на проезжую часть проспекта Гагарина, по которой сплошным потоком шли машины, фуры, КАМАЗы и прочая чепуха, вроде велосипедов и разных квасных бочек.

Случалось многое…

В основном слепого Жидкова почти давили, но он каким-то потусторонним способом, будучи незрячим, как два крота, умудрялся выпрыгнуть из-под колес за секунду до самого страшного в этой жизни (забыла, что это — напомните, пожалуйста).

Что творилось на проспекте Гагарина, когда слепой Жидков отправлялся за своей законной порцией адреналина — страшно произнести.

Аварии, битье фар, вмятины!..

Люди за рулем лишались красивого лица и обзаводились синяками, а некоторые даже теряли передние зубы, но — сделать ничего было невозможно. Слепой же человек. Ни черта не видит. И ответственности не несет.

— Я незрячий-то всего пять лет, — робко говорил слепой Жидков, когда его с тумаками в шею и пинками под зад тащили в милицию.

Притворялся.

Явное дело.

Ну и что?

ВИТЯ

Витя Иншаков, проработав три года в угрозыске Соборска, считал себя тонким психологом.

Разгадка преступлений лишь на первый взгляд кажется чем-то сложным. Но Витя-то знал — все, абсолютно все лежит на поверхности, вот только надо взглянуть правильно на поверхность незамутненным взглядом. Витя зажмурился, открыл глаза, снова зажмурился, открыл и не заметил, как заснул.

И снилась ему красивая, очень красивая…


По опорному пункту беспорядка летали мухи…

Ст. лейтенант Иншаков опрашивал соседей убитой Н.И. Сидоровой…

Напротив участкового сидела в чем-то похожем на пижаму, но очень красивую и для улицы, Альбина Яроцкая. И это был не сон.

— Ой, так приятно, — с чувством сказала Альбина.

— Что?! — оторвался от бумаги Иншаков.

— Ну, вы так ворчите, — протянула Альбина и почмокала губами. — Так приятно!

— А-а, — сказал Иншаков и начал заполнять опросный лист.

— Вы такой потешный, — глядя на тонкую шею Виктора Ивановича, шепотом сказала Альбина.

— В смысле? — хрипло уточнил Витя.

— Ну, серьезный очень и… молодой, — вспоминая тот поцелуй в электричке, тихо сказала вдова и неожиданно спросила: — А я не очень толстая?

— Ну-у, — завздыхал Витя.

— А сзади? — повернулась Альбина.

Витя молча прикусил губу. Его красное лицо с удивленно торчащими ушами напоминало чайник.

— А может, мне в рыжую перекраситься? — притянула к носу прядку волос Альбина.

— Не надо, — замотал головой участковый.

— Да? Ну, ладно, не буду, чтоб вас не травмировать.

— Спасибо, — поставил закорючку в пустом протоколе Иншаков. — Продолжим?

— Вы продолжайте, а я на вас посмотрю, — снова плюхнулась на стул Альбина.

— Зачем? Я у вас все спросил, — тоскливо сморщился ст. лейтенант. — Распишитесь.

— Где? Я не знаю, — повертела листок протокола Яроцкая и уронила его под стол.

— Можно я вас провожу? — вдруг спросил Иншаков.

— Ну… вообще-то нет, — твердо сказала Альбина.

Иншаков молча выглянул из-под стола, и тоска в его глазах чуть-чуть растопила лед в сердце вдовы.

— Но вам — можно, — уходя, сказала Альбина. — Я вас подожду на лавочке внизу…

Витя закрыл дверь опорного пункта, и они медленно пошли к подъезду.

— Можно с вами встретиться в неофициальной обстановке, — стал „ковать железо“ Виктор Иванович.

— Вообще-то нет! Но вам можно, — потрогав инспектора за мизинец, разрешила вдова.

— Я рад, — покраснел еще больше Иншаков.

— Я тоже рада… за вас, — протянула Альбина. — А в неофициальной — это как? В кино поведете или чаем поить?

— Я в общежитии живу, Альбина Хасановна, так что — в кино, ладно? — откашлявшись, сообщил Витя.

— Надо же, — заинтригованно похлопала глазами Альбина, а про себя подумала: — „Я сумасшедшая — зачем мне он ?!“

Альбина обвела взглядом полупустые комнаты своей старой квартиры. Они стояли в прихожей. Ст. лейтенант Иншаков внимательно оглядел Альбину. Она выпятила грудь, и, поджав живот, не сводила глаз с лейтенанта. Она молчала, а глаза горели так, что у Вити сразу пропали все мысли… кроме одной.

— …поточней, пожалуйста, — прохрипел ст. лейтенант, кивнув на футбольное поле супружеской кровати Яроцких, когда они вошли в спальню.

— Ой! Ну, он храпел, как самовар с шишками! — увлеченно рассказывала Альбина про своего мужа. — А то еще ворочался! И — вопил во сне!.. А то, как начнет ловить меня своими ручищами, как начнет — невозможно с ним спать было, ну просто никак невозможно! Небось, сейчас в гробу переворачивается, — мстительно показала два передних зуба она.

Виктор Иванович живо представил себе все то, что только что рассказала Альбина…

— Понятно, — глубокомысленно протянул он, и из Альбининой квартиры не выходил до семи вечера…

ВАМ ПОЛКОВНИК НЕ НУЖЕН?

Дарь Иванна Кокуркина возвращалась с рыночных рядов. У подъезда толпились люди, народ тихо гудел — что-то затевалось.

Дарь Иванна стала, толкаясь продвигаться сквозь людей, поправив светлую панаму на голове.

— Вам полковник не нужен? — сердечно спросил Кокуркину человек с барабаном.

— Наверное, свадьба! — в предвкушении чужой польки-бабочки сверкнула глазами Дарь Иванна. — Щас, лучше всех спляшу!

— Нужен! — с аппетитом выкрикнула она и притопнула. — Где?

— Точно нужен? — переспросил нестарый еще юноша при кокарде.

— Точней не бывает! — чуть не выронила сумку Дарь Иванна.

— Вон там — возьмите, — показал правее владелец длинного и красного носа. — Смелее, женщина.

Дарь Иванна трепетно зажмурилась и пролезла между двух молодых людей в черном…

— Ну, где?.. — выдохнула она.

Перед ней на двух высоких табуретах стоял невыносимо прекрасный гроб, в нем лежал полковник и, вроде бы, спал.

Дарь Иванна уронила глаза и почувствовала, что уносится в небо. Ей стало неважно и она, перекрестив сердце и губы, бочком вышла из гравитационного поля гроба.

— Ну, что? Не подошел? — печально спросил ее трубач на выходе.

— Так он же мертвый! — шепнула ему Дарь Иванна, на которую жалко было смотреть.

— А вам какой… живой нужен? — удивился, который в кокарде.

— А живого нет? — с надеждой посмотрела по сторонам Кокуркина.

— Какая вы, женщина, умная!.. Вам прямо не угодишь! — пристыдил ее трубач.

— Я?!! Умная!!! — удивилась и заиграла глазами Кокуркина, которую за 62 года впервые назвали умной.

И, задумавшись о своем, о девичьем, Дарь Иванна зашла в родной подъезд, задев баклажаном из сумки дверь.

ФИЛОСОФ

„Сегодня ночью я пил коньяк во сне, а утром у меня болела голова…“