Это продолжалось — не поверите — долго… Нина Ивановна продолжала терпеливо здороваться, и — все. В общем, через полгода ее дверь то ломали ночью, то — поджигали, облив бензином… Потом на Нину Ивановну кто-то кинул с балкона пакет с водой — не попал, но напугал. Сына, Октября, опять кто-то столкнул с лестницы, и мальчик сломал лодыжку, зато очень полюбил костыль и ходил с ним даже, когда лодыжка срослась.

Потом Андрею, когда он ночью развозил после банкета начальство, кто-то проломил голову монтировкой, когда он шел к подъезду…

В общем, кто все это делал — догадаться было несложно, и участковый Сазанчук значительное число раз беседовал и следил за взбесившимся Вениамином, но для привлечения нужны — доказательства и свидетели.

Полное отсутствие…

А неудовлетворенный прораб вошел в раж, у него в жизни появился пугающий смысл, и все дни его теперь начинались в предвкушении новых серий триллера, который он устроил своей соседке, перестав смотреть кино и прочий балет на целые шесть лет..

Жена Мила от ужаса, что добрый к ней доселе муж превращается на глазах в какого-то монстра, за первые полгода поправилась на целый пуд, подурнела лет на десять, из беспечной мужней жены превратилась в довольно неприглядную вздрагивающую бабу.

Вот, что „любовь“ делает с некоторыми прорабами…

А ведь, казалось бы, — возвышенные чувства, а из В.В.Хр. вдруг полезла такая гадость и чернота, что, Господи, Боже мой, лучше бы не любил он никого никогда, а то просто — ужас какой-то!

Естественно, за шесть лет, прошедших с того памятного дня, Нина Ивановна никак ближе к прорабу не стала, Андрей после трепанации черепа был увезен мамой куда-то под Загорск, свадьба расстроилась.

Мила Хренкова некоторое время пугала своим видом окружающих — ей приходилось жить с прорабом изо дня в ночь; дочка Хренкова Светочка писалась от испуга, а ведь большая уже девочка; сам Хренков, когда пил, когда нет, но ходил злой, как черт, не дай вам Бог встретить его у мусоропровода, а Нину Ивановну вот этим июнем убили вместе с сыночком, нанесли раны, несовместимые с жизнью. И подозревается теперь в этом убийстве — жилец, снимавший вместе с беременной женой у Нины Ивановны комнату, а ведь какие дела творились целые шесть лет…

А вы говорите, любовь…

Господи, сохрани!

(из разговора бабок у подъезда, записал собака-лабрадор).

ЧЕТВЕРГ

Я стояла у окна и слушала, просто так.

— Не ори на меня!..

Хриплая пара в кустах под окнами.

— Ты кольца обручальные куда дел?..

— Какие?.. — переспрашивает мужской голос.

— Кольца обручальные куда дел… зараза?

— Кто?..

— Кольца обручальные где?!! — на визг переходит дама, мне ее становится жаль.

— Ты прямо хуже моей матери…

Ушли. И я тоже стала собираться.


Я шла из прокуратуры по улице Ленина. Мимо, задевая меня своим дыханием, прошел человек.

У меня все сжалось внутри.

Я не видела ни лица, ни профиля, лишь спину, затылок и быстро переступающие ноги. Человек обогнал меня.

Я в страхе остановилась около витрины и, придерживаясь локтем за стекло, подождала.

Наваждение?

Или — правда.

Я не первый раз испытываю чувство ужаса от просто прошедших мимо людей. Или — нелюдей ? Такое бывает не часто, не каждый день, но — случается.

Мимо идет человек, а от него ветром, сдувая меня с ног, волнами идет такой УЖАС, что волосы замерзают.

Мне никто не грозит в это время, на меня не смотрят даже, просто мимо прошло — НЕЧТО. Другого названия трудно подобрать. НЕЧТО в теле человека.

И меня тянет, как к обрыву, с которого можно упасть на острые камни и никакого любопытства больше никогда не возникнет в моей пустой как шар голове. Меня тянет рассмотреть это — нечто. И в этот раз — словно кто-то толкнул меня следом — разглядеть!!! Я отважилась и попыталась обогнать серого человека с прижатыми ушами и исхудалой шеей.

Он закурил на ходу и обернулся, ударив меня взглядом, меня — отбросило, я схватила пачку собачьего корма с лотка на обочине и стала рассматривать. В глазах моих была в тот момент — радуга, и видела я только свои вспотевшие пальцы.

— Покупайте, дамочка, — посоветовал мне дед, продававший корма. — Для догов самая сласть. Дог у тебя?

— Дог у тебя! — повторил мой рот, я положила пакет на место и огляделась.

Тот человек исчез.

28 июня, ПЯТНИЦА

Если бы Анна Львовна не взяла на себя обременительную по моему тогдашнему состоянию обязанность — ходить каждое утро на молочную кухню, может быть, Глафира не была бы такой здоровой, как сегодня. И еще у меня что-то случилось с грудью, она начала болеть…

Но тогда я металась между изолятором временного содержания и прокуратурой, и только прибегала перекусить и взглянуть на Глафиру.

Я ничего не добилась, мужа не увидела, на адвоката нужна была уйма денег и только через пять дней, в пятницу, я опять вспомнила, у меня же есть родная душа на шестом этаже — Таня Дубинина. Не знаю, как такое могло произойти, но я про нее забыла, совершенно забыла!

— Господи! Да я же у Таньки не была! — вскочила я.

— А ее и не видно, — из кухни высунулась Анна Львовна с Глафирой в руках.

Отчего старики и младенцы так любимы друг другом?

— Теть Ань, я сейчас сбегаю? — спросила я и взглянула на старуху, но держала она Глафиру, как подобает, на ногах стояла ровно и улыбалась. Собаки бегали по улице и взлаивали где-то в районе старой котельной.

— Ну-у-у, — недовольно протянула Анна Львовна. — Не сидится тебе, разве она тебе кто?.. — сказала голосом полным ревности бабушка Князева, чему я в то время радовалась, ведь это невозможное дело в наше злое время, чтобы чужой человек пустил тебя в свой дом и разрешил жить.

И кормил.

И глядел на тебя, будто всю жизнь тебя ждал.

„Не переживай, жизнь не преподнесла тебе ничего нового, все по-прежнему. Ты — одна и никому не нужна, жена убийцы“, — отходя от двери Тани Дубининой за которой играла музыка, но мне не спешили открывать, подошла к лифту и рефлекторно обернулась. Музыка затихла, и мне показалось, я услышала голоса за дверью и… плач?

К тому дню, видимо, я совершенно потеряла самое главное для человека — инстинкт самосохранения и вернулась, подошла к двери 54 квартиры… В общем, я стала стучать по двери кулаком и вдобавок вопить:

— Тань, открой! Слышишь, Тань! Мне так плохо, Танька-а-а!..

Дверь, стукнув меня по лбу, открылась, и я подавилась кислородом:

— А вы, что тут делаете?.. А где Таня? — лепеча, я заглянула через его локоть в прихожую, но там не было ни души.

А он посмотрел с улыбкой, от которой у меня заболело сердце, и сказал:

— Цыпочка, Тани нет, иди отсюда.

И я пошла по лестнице вниз, не дожидаясь старого образца сетчатый лифт. Дверь мне открыл тот самый человек, который вчера шел по улице Ленина, и меня чуть не стошнило от страха, глядя на него. А-а-а!.. В это трудно поверить, но если вам встречались люди, внушающие ужас, вы с ходу поймете, о чем я…

Что он делал в квартире Тани Дубининой, почему раскрыл дверь? Он?! А не Таня, ее мама, и ведь там должен был быть Танькин муж, который приехал из Красноуральска… Может, „он“ приехал вместе с ним? Мало ли, ещеодин штурман вертолета…

— Ну что? — смахивая ладонью с этажерки пыль, спросила меня тетя Аня, когда я вернулась и стала искать глазами Глашку. Та спала на своей подушке в центре дивана.

— Ничего не понимаю, — повторила я.

— Какая ты нервная, — поджала губки Анна Львовна. — Вот я не такая!

— А какая? — посмотрела я на восьмидесятилетнюю пигалицу.

— Я? — тряхнула кудельками Князева. — На все плюю!

— Мне б ваши заботы, — вздохнула и уселась я.

— Бери! — разрешила она.

* * *

— Ты, Наташ, в своем уме? — узнав про деньги, которые я попросила Нину Ивановну спрятать у себя, вскочила и начала бегать по квартире Анна Львовна. — А сколько?

— Я не считала, — покраснела я.

— Повтори? — покрывшись пятнами, переспросила Анна Львовна. — Не считала? Не считая, отдала? Вот дура!..

— Так у меня схватки начались, — я кивнула на Глафиру. — Какать и родить, теть Ань, нельзя погодить. Вы потише, теть Ань, а то ребенка разбудите.

Мне вдруг стало обидно. Я очень не люблю, когда меня называют дурой.

— Ничего твоей девке не будет, — прикрыв рот, отвернулась Князева. — Наташка, нам нужно сегодня же в Ниночкину квартиру влезть!

— А ключи? — деловито спросила я.

— Гвоздем откроем, — махнула рукой Анна Львовна. — Ей Хренков всю дверь испохабил, до чего гнилой мужик… А то Ниночкин брат явится за наследством, так и увидишь потом свои доллары!

И, повязав потуже фартук, добавила:

— Ночью! Заберем обе банки с деньгами, и наймешь для своего адвоката, а то засудят!

А я не верила.

Неприметный японский пикап под окнами с красноуральскими номерами весь день не давал мне покоя. Вечером он уехал, свернув в сторону объездного шоссе, в окно я увидела, как мигнули габаритные алые огоньки, но примерно через полчаса, уже стемнело, вернулся и кто-то вышел из салона. Женщина… Со стороны водителя тоже выпрыгнула какая-то темная фигура. Они пошли к подъезду. Я замерла, потому что увидела и не поверила глазам. Я увидела Таню Дубинину, молодую маму и мою добрую знакомую, но я едва узнала ее. Я не ведаю, что надо есть и как голодать, чтоб из цветущей толстушки с высокой грудью и бедрами, как две подушки, за две недели превратиться в изможденную тень…

Я стояла, прижавшись к окну, пока Таня и тот мужчина не скрылись в подъезде.

— Может, это не она? — спросила я.