По заслугам…
По заслугам…
По заслугам…
Человек, много работающий, выполняющий множество разных функций, своего рода гарант покоя и порядка на вверенном ему участке, живущий в родной стране уже 44-й год, в кого он превратился, как продолжил жить в своем доме и работать? После всего?
По инерции.
Будучи человеком добрым, умным и даже где-то по-житейски хитрым, смешливым раньше и имевшим любимую жену, глядя на которую ощущал себя царем своего маленького царства… Так вот и в этом отдельно взятом случае из жизни — выжить и вернуться «оттуда» помогло не дружеское участие или хорошее отношение начальства, а беззащитное существо, которое моргало огромными ресницами у Сазанчука дома. У Автандила Георгиевича и его жены была маленькая Наташка с улыбкой и этими самыми ресницами. За такую улыбку можно полмира отдать и не пожалеть.
Любовь всегда перевешивает потерю. Любую, даже такую непоправимую. Перевешивает всего на вес ресниц на Наташкиных глазах.
Автандил Георгиевич Сазанчук…
Высокий, черноволосый, с кусками седины в волосах, умным лицом и сжатой улыбкой, которой не было, но она подразумевалась, когда он говорил с вами по поводу тех вещей и событий, которые интересовали его на данный момент по делам службы.
Людей — тьма, как китайцы — все на одно лицо…
Участковый Сазанчук так не считал. Все разные. На его участке, по крайней мере почти 5 тысяч человек. Конечно, всех даже он не знает. Но обитателей «сталинок» он знал поименно и тому способствовал опорный пункт милиции в первом подъезде. Обычно в нем дежурил сам Автандил Георгиевич, принимая народ по личным и прочим вопросам, но в последнее время пункт стоял закрытый. Кадры…
Кадров не было.
Автандил Георгиевич мотался по участку, с тоской вспоминая, как при старой власти в опорном пункте сидел он сам, сержант и парочка практикантов с юрфака. Были времена. Один он в Полежаевске остался из старых участковых, на остальных шести участках — околоточные менялись со скоростью смены сезонов. Осенью — один, зимой — другой, а весной вообще никого-с. Да-а-а.
Новых жильцов, снявших у Н.И. Гильзаби комнату, Автандил Георгиевич заприметил сразу. Регистрация. Познакомились, поинтересовался документами, целью приезда, перспективами, оглядел белобрысого колобка Горностаева В.И. с высшим образованием и его юную женушку с кругами под глазами — мученицу токсикоза, сразу определил А.Г.
Семейная пара, каких миллион, оба нормальные, вменяемые, с умными глазами, успокоился участковый, даже посмеялся с ними, рассказав несколько анекдотов.
Виктор Иванович за свою 23-летнюю жизнь, даже не будучи еще ст. лейтенантом милиции, перецеловал немало девушек и дам. Даже был у него как-то страстный поцелуй с одной приметной особой, на вид ей было максимум 45, но оказалось — почти что 70, но красавица так мило улыбалась ему из темноты, что…
Виктор Иванович постарался поскорей забыть тот эпизод, и вообще имел представления, очень подробные и развернутые, как нужно сперва подойти, рассмешить объект страсти, а потом, когда легкомысленное создание только начнет приходить в себя — взять и поцеловать! К примеру — в щечку или губы! (Однажды ближе всего оказалась грудь… Но приводить здесь эти нудные анатомические подробности автор не находит возможным. Автору некогда, он спешит).
Так вот, насчет поцелуев.
Переехав из уездного Соборска в подмосковный Полежаевск, ст. лейтенант милиции Иншаков Виктор Иванович стал сохнуть от тоски по Нинке, которую практически без зазрения совести увел у него и очень быстро сходил с ней в ЗАГС демобилизованный в запас из Внутренних войск ефрейтор Эммануил с еще более труднопроизносимой фамилией.
И даже работа, любимая и опасная, не отвлекала Виктора Ивановича Иншакова от дум о былом, о той любви на лавочке под липою, в которую он верил больше, чем конопатая красавица Нинка Турищева.
— Эти девки, сынок, такие оторвы! — провожая внука в длительную командировку на укрепление подмосковной милиции неплохими соборскими парнями, крестила и напутствовала Витю баба Лена (будучи, когда-то, тоже девкой и зная девок безо всякого рентгена). — Ты, Витя, себе ищи девушку скромную, работящую. По себе, Витя, ищи. И главное — с квартирой. Будешь, Витя, жить в Москве на улице Кирова и кушать московскую сметану, а не ивановский хрен, как тута, у нас, — кивнула баба Лена на соборские большие огороды у себя за спиной и справа и вниз по реке.
Но мужское сердце болело, и мужские скупые слезы иной раз падали из Витиных глаз, пока поезд Иваново—Москва набирал обороты и только через полчаса полетел к столице, как ласточка летит к гнезду.
В поезде теперь уже давно никто не ехал за колбасой, сгущенкою и платьицами и ботиночками из Детского мира на улице Дзержинского. Денег было у населения едва-едва, и как-то само по себе, сократилось потребление всяких жирных продуктов, ранее почему-то казавшихся необходимыми.
Ехали в основном бригадами на работу: мужчины на московские стройки, женщины… а не буду говорить, куда ехали те женщины, потому что мне это обидно и жалко и их, и за них, а вам — не знаю.
А при чем здесь — Танька Замотаева, именем которой я назвала эту главу? Да я просто Таньку перепутала с Нинкой и назвала неправильно, так что считайте эту главу, как бы «Нинка Турищева», а старое название пусть тоже останется, оно тоже, чем-то привлекательное и даже внушает кой-какие мысли, о самом главном в жизни — о любви.
Так вот, все словно заблудились в ту весну и ехали со всех сторон света в подмосковный Полежаевск, будто бы и не было кругом больше городов, городишек, хуторов в степи и прочих жилых массивов. И главное — ведь встретились все эти путешественники, не где-нибудь, а в «сталинке» на улице Архангельской, 2-й подъезд или подъезд «Z», ну как вам больше нравится, так и считайте, называйте и думайте.
В.И. Иншаков сидел в опорном пункте за столом и, поглядывая в окно, писал на бланке протокола:
…Дворец кривосудия
камера курортного задержания
параша с кондиционером
нары на основе арабской кровати
вертухай в золотых цепях
меню тюремного ресторана…
Поток остроумия был прерван камнем, который влетел в форточку и разбил тарелку, в которой лежали вишневые косточки. К камню изолентой была привязана бумажка, Виктор Иванович неторопливо кинул взгляд в окно, дерево клен загораживало обзор примерно на треть, а олухов с камнями в этом городе было — пруд пруди, в чем Виктор Иванович за неделю своей работы участковым инспектором убедился раз пятнадцать.
В записке было два слова, но каких:
«МАЧИ МИНТОВ»
— По-китайски, что ли? — разглядывая иероглифы, нахмурился Иншаков. — Ага-а-а, мочи… Уж хотя бы режь или топи в луже, — скрипучим голосом заметил Иншаков и, не ожидая ничего хорошего, вышел на лестницу, где нос к носу столкнулся со своим старшим товарищем по службе Сазанчуком Автандилом Георгиевичем, который всю неделю делился секретами мастерства работы участковым инспектором в Восточной части города.
Из пяти тысяч живущих на его участке, всего-то чуть больше ста граждан были людьми с криминальным прошлым, настоящим и будущим, все, как и в среднем по стране.
Хотя, лабрадор задумался и не смог припомнить ни одной собаки, любящей закон, как, к примеру, копченую кость, ни од-ной! Но собак, как известно не сажают в тюрьму, их сажают на цепь.
В первый день знакомства двух участковых произошел такой бездарный на первый взгляд, разговор.
— Ты парень перспективный, оставайся у нас, женишься, найдешь себе красивую…
— Да-а-а, — глядя то под ноги, то в окно, а думая о Нинке, процедил Витя, — Красивую… для некоторых, Автандил Георгиевич, самое красивое — это эрегированный член!
И Витя сумбурно в красно-черных тонах, по быстрому рассказал всю историю любви с одноклассницей Ниной, которая вдруг охладела к нему за какую-то неделю и вскоре выскочила замуж за неместного белобрысого очкаря, и родила тому дочку через 3! (три!) месяца после росписи. — Это что же за сроки такие!.. — водя глазами по пункту охраны порядка и держась за кобуру, повторял и повторял Виктор Иванович.
На что покрасневший до корней волос 43-летний А.Г. Сазанчук очень мягко объяснил про «метод тыка», которым пользуются, чтобы увести понравившихся чужих невест.
— Метод тыка? — пораженный, повторил Иншаков.
— Метод тыка, — мягко кивнул Автандил Георгиевич.
Разговор глупый, но он прояснил многое.
Во-первых, Витя Иншаков, едва увидевшись с А.Г.С., сразу понял — тот может говорить с ним обо всем и не покажет вида, какой Витя олух и мысли его тоже дурацкие.
Во-вторых, А.Г.С. очень добрый человек. Таких, в радиусе опорного пункта вряд ли сыщешь еще. А встретить доброго человека в наше время даже не удача, а натуральное счастье.
И, в-третьих, все комплексы Вити Иншакова после разговора с А.Г.С. ужались ровно наполовину. Любовные комплексы, а других у Вити не было. И самое приятное — иконописный облик Нинки в тот вечер стал потихоньку меркнуть, и для новой любви постепенно стало освобождаться место в Витином исстрадавшемся сердце.
Так Автандил Георгиевич одним лишь своим присутствием настраивал этот чумовой мир на хорошее и правильное течение.
«Он худенький и добродушный», — понял Автандил Георгиевич про Витю.
— Пьяные безобразничают, — по-отечески объяснял Сазанчук новому коллеге про выбитые стекла, когда они обходили «сталинки» и прочие дома на Архангельской улице и дальше по Объездному шоссе.
Витя сразу же понравился Автандилу Георгиевичу, ему вообще нравились люди, хотя, казалось бы, на такой работе — люди и прочие живые твари капитану Сазанчуку должны были осточертеть. Но — нет. Этого не произошло.
"Цыганочка с выходом" отзывы
Отзывы читателей о книге "Цыганочка с выходом". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Цыганочка с выходом" друзьям в соцсетях.