И вот иду, значит, я со своим Филимоном, вернее, он таскает меня по всем известным ему злачным собачьим местам столицы. Выхожу из какого-то переулка на Никитской, и вижу замечательную картину — идут мне навстречу две девицы и заливаются горючими слезами. А им вслед все прохожие оборачиваются. Я и так всегда переживал, когда при мне девушки плачут…

— Ага, известный дамский утешитель! — вставила вездесущая Майя.

— А уж если это молодые, но очень перспективные актрисы! — яростно зыркнул на нее Борис, продолжая историю. — Немудрено, что прохожие оборачивались — каждая из них успела по одной довольно заметной роли в кино исполнить.

— И что же дальше? — нетерпеливо спросил Кирилл, когда Борис начал прикуривать свою очередную сигарету.

— А дальше Боря взял «молодых и перспективных» артисток в свой театр, — не мудря подвела черту под сказанием Инна.

— Вот! Кирилл, ты видишь, что я вынужден терпеть в этой компании?! — задохнулся от возмущения Борис. — Инна, как ты могла так бесцеремонно прикончить эту замечательную и интереснейшую историю?

— Боря, я сочувствую Кириллу, который не услышит все твои живописания, но я слышу ее уже, не знаю какой раз, уж то, что не менее чем в двухсотый, — это однозначно.

— Ладно, Кирилл, я тебе расскажу эту историю в другой раз, когда рядом не будет этой жестокой и бессердечной женщины! В свой театр! Ха, если бы у меня в то время был бы свой театр, мне бы сейчас было лет девяносто или сто, не меньше! Что может обо мне подумать не знающий моего возраста человек? Скажем так, Кирилл, я был близко знаком с художественным руководителем этого театра. В общем, чем-то это напоминало ситуацию с первым мужем Майи, и девушки поначалу относились к моей благотворительности очень настороженно. Но мое природное обаяние и искренняя заинтересованность в судьбе девушек сделали свое дело.

— Да, гремели они тогда ого-го! — подтвердила Инна.

— А вы тоже из театра? — обернулся к ней хозяин дома.

— Ага, из анатомического, — рассмеялась Инна.

— Инночка и Коля у нас эскулапы, — пояснила Майя. — Светила медицинской науки. Но мы давно дали клятву никогда не приставать к ним со своими болячками.

— Цена актерской клятвы невелика, — пыхнул сигарой Николай, — нарушают ее по пять раз на дню, и еще друг друга в этом жестоко попрекают.

— Да ладно тебе брюзжать, — ткнула его кулачком в бок Инна. — Боренька, спой-ка лучше что-нибудь душевное.

— В нашем возрасте желание терапевта — закон, — с ужасно серьезной миной провозгласил Борис. — Кирилл, а не найдется ли в твоем замечательном доме…

— Разумеется, найдется, — не дал договорить Кирилл. — Есть и баян, и гитара. Вот с фортепиано, признаюсь, беда. Никто в нашей семье на нем играть не умеет. Потому и не обзавелись.

— Гитару, друг мой! Конечно, гитару! С гитарой связано столько в моей жизни! Лучшие девушки Москвы и Московской области были покорены моей гитарой во дни счастливой юности!

— Ну, положим, САМЫЕ лучшие девушки перед этими чарами устояли, — не преминула вставить шпильку Майя.

Кирилл быстренько сбегал в мансарду и вернулся с двумя шестиструнными гитарами.

— Простите великодушно, не Страдивари, конечно, но звук вроде издают, — развел он руками.

Борис сразу завладел одним из инструментов и уже приготовился играть, когда с улицы послышался автомобильный сигнал. Кирилл выглянул в окно. За забором стоял здоровый черный джип. Сердце Кирилла Ильича неприятно дрогнуло, когда он вспомнил утренних посетителей. Но, присмотревшись, он заметил на крыше автомобиля синий «стакан» мигалки.

— Какое-то начальство пожаловало, — с удивлением проинформировал он гостей.

— Ой, да это Мишка, наверное, приехал! — обрадовалась Анна Петровна. — Вечно он опаздывает.

— Не помогают ему мигалки вовремя приезжать, — подтвердил Борис.

Вся компания высыпала на крыльцо встречать опоздавшего, заодно женщины воспользовались возможностью глотнуть свежего загородного воздуха, особенно вкусного после задымленной комнаты, прокуренной мужчинами.

Было слышно, как Михаил говорил своему водителю:

— Так, Андрей, дорогу помнишь, вернешься сюда через три часа, только предварительно мне позвони на мобильный. Мало ли, может, буду задерживаться. Пока можешь покататься, подкалымить.

— Ага, Михал Игнатьич, подкалымь, — хмыкнул водитель. — В прошлый раз за один бычок с помадой в пепельнице вы мне месяц мозги прочищали. Нет уж, я лучше чем-нибудь более безопасным займусь. Да и кто такую колымагу тормозить будет?

— Ну все, поезжай, разговорчивый стал больно, никакого почтения к начальству!

По дорожке к дому, сопровождаемый радостными криками гостей, быстро протопал невысокий плотный мужчина с традиционным пакетом с гостинцами в руках.

Вновь прибывший оказался общительным и таким же компанейским, как остальные друзья Анны. Он быстро и тактично выяснил, что из себя представляет хозяин дома, чем занимался в прошлом, чем дышит нынче. Все вопросы били настолько точно в цель и были такими выверенными, что Кирилл поневоле насторожился. Тем более что о роде своих занятий гость говорил чрезвычайно уклончиво. Кирилла, что называется, заело.

Но Анна быстро все расставила на свои места.

— Кирилл, этого господина совершенно бесполезно пытать о его работе. Я до сих пор очень немного про него разведала, хотя знаю его уже лет тридцать. Тогда он был, — Анна обезоруживающе улыбнулась, — совсем еще молоденьким лейтенантом, и своего кабинета на Лубянке еще не имел. При этом был большим любителем театра и не чурался компании симпатичных актрис.

— С женщинами невозможно иметь какие-то секреты, — сокрушенно вздохнул Михаил Игнатьевич и очень похоже сказал голосом Евгения Евстигнеева: — Если бы для дела не нужны были, никогда бы связываться не стал. Языком чешут, как помелом метут!

Женщины расхохотались.

— Придется, Кирилл, самому разоружиться перед партией, все равно ведь выдадут. И что я до сих пор полковник ФСБ, и что на пенсию меня не отпустили. Но ни к разведке, ни к контрразведке я отношения не имею. Специализируюсь больше на организованной преступности. А поскольку я не столько командир, сколько практик, то и звания высокие мне, во-первых, ни к чему, а во-вторых — никто особо и не расщедривается. В конце концов, у нас президент тоже всего лишь полковник. И давайте на этом закончим знакомство с моей скромной персоной. А то разговор мешает мне вас догонять в алкогольном смысле. Дайте лучше Боре спеть, а то он уже измучился привлекать наше внимание треньканьем на гитаре.

Играл Борис на гитаре вполне достойно, хоть и не профессионально, а вот пел выше всяких похвал. Да и вся компания подобралась певучая.

— Да, — признал очевидное Кирилл, — в те времена артисты умели петь. Не то что нынешнее племя.

Звучали романсы, народные мелодии, просто красивые старые песни. Кирилл на второй гитаре замечательно расцвечивал аккорды Бориса красивыми переборами и сольными партиями, чем привел женщин в полный восторг. Да и сам весьма недурно исполнил пару цыганских романсов и несколько песен Высоцкого.

— Терпеть не могу, когда поют песни Владимира, — нахмурился Борис, — его слишком сложно петь. Но удивительное дело, у тебя получается. Ты не пытаешься хрипеть, как он, не подстраиваешься голосом, не копируешь манеру. А вкладываешь в них что-то свое. Здорово. Я очень капризный, девочки знают. Но тут ты меня покорил.

Потом до гитары добрался наконец наевшийся и напившийся Михаил. Его «Журавли» Гамзатова и «Последний бой» Ножкина разбередили душу собравшихся за столом.

Николай решительно взял инструмент, пообещав растормошить всех. И действительно, когда отзвучали последние аккорды песни «Я шоколадный заяц» в исполнении этого круглолицего врача пенсионного возраста, за столом «живых» не оставалось, публика билась в истерике, держась за животы.

— И этого… этого… — Инна заикалась, не в силах совладать с эмоциями, — этому шалопаю предложили ключевой пост в Минздраве!

— Коля! Да ты что? И ты молчишь? — взвилась Майя.

— Я еще не дал согласия, — важно ответил Николай, почему-то вызвав этими словами очередной взрыв смеха.

— Ну тогда и я похвастаюсь. — Майя сделала загадочное лицо. — А я в школе, где учится моя внучка, организовала драмстудию. Буду конкурировать с нашими официальными училищами.

— У тебя получится, Майя! — поддержал Борис. — А я протекцию составлю твоим воспитанникам! Чему ты там учишь подрастающее поколение?

В ответ Майя расхохоталась:

— Об успехах говорить рано, этому начинанию чуть больше недели. Пока что ко мне пришли только две девочки-старшеклассницы и попросили поставить им сексуальную походку.

— Это как это? — не понял Николай.

— А все совсем не просто! — поддержала подругу Анна. — Для юной женщины это чрезвычайно важно! Большинство из наших девушек идут по улице, как танки в прорыв, либо совсем уподобляются мальчишкам.

— И это еще полбеды! — снова подхватила Майя. — Ведь у них совершенно извращенное понятие о сексуальности, о женственности! Вот им и кажется, что сексуальная походка — это что-то среднее между тем, как вышагивает по подиуму модель, и тем, как выписывает по панели проститутка. Пришлось мне с моим артритом показать им что к чему и с чем это едят! Как должна ходить не мочалка, не телка, а настоящая Дама!

Она порывисто выскочила из-за стола и прошлась по комнате. В одно мгновение эта сухонькая и ссутулившаяся женщина разительно преобразилась, и перед глазами Кирилла вдруг оказалась та самая Майя, по которой сохла половина мужского населения Советского Союза. Ее проход по гостиной был таким грациозным и поистине женственным, что все присутствующие мужчины разразились аплодисментами. А впечатлительный Борис закричал:

— Кирилл! Музыку! Я обязан станцевать с этой великолепной женщиной! Только не говори, что у тебя нет магнитофона и кассеты с хорошей медленной музыкой!