Дмитрий Грунюшкин - Цветы на снегу

«Она была актрисою…» — мурлыкала Анна Петровна, засыпая в кастрюлю очередную порцию муки и принимаясь сосредоточенно взбивать тесто. Она не любила современную эстраду, считая ее пошлой, как все, что делают за деньги, а не по зову души. Но голос этого грузина заставлял снисходительно относиться к тому, что он им просто зарабатывает на жизнь. В дружном безголосье певческого цеха таких голосов осталось немного.

Тесто получалось на славу. К завтрашнему дню оно дойдет, поднимется, и можно будет приступать к завершающему акту спектакля — собственно выпечке пирожков, фирменного блюда Анны Петровны. Леночка так любила эти пирожки! Как жаль, что она больше никогда их не попробует. Ведь эта выпечка делается для того, чтобы друзья съели ее по грустному поводу — на годовщину ее смерти. Леночка всегда любила сюрпризы и розыгрыши. Даже кончина ее походила на горькую шутку: умереть в канун Нового года — такое могла устроить только она, Леночка, шалунья и хохотушка.

Уходят друзья, уходят… Из всей дружной компании осталось всего шесть человек. Елена Сергеевна, Леночка, была седьмой. Циркачка-канатоходка, сгусток энергии, ураган комнатный, как называл ее красавец Борис. Не раз переломанная и собранная врачами по кускам, она умудрилась пронести свой задор до последних дней, ни разу не пожаловавшись никому, и лишь самые близкие люди знали, чего ей стоила ее вечная улыбка, какие адские боли терзали ее хрупкое тело. Даже в свои шестьдесят она выглядела еще очень даже ничего. На ежедневной пробежке по парку молодые люди не раз пытались с ней познакомиться, спутав со стороны со спортивной девицей. Да и удар настиг ее именно на пробежке — упала и не смогла подняться. Она прожила в больнице с обширным инфарктом еще неделю и вроде бы пошла на поправку. А потом просто взяла и тихо умерла. Вполне в ее духе, так, чтобы никому не доставлять неудобства. За неделю сын зашел к ней всего один раз, на пятнадцать минут. В число «самых близких» он явно не входил.

Профессор-ядерщик Матвей Милльман скончался годом раньше. Ах, как он играл на фортепиано! Кто бы мог подумать, что подданный самой точнейшей науки может так играть! В его лице физика и лирика сошлись воедино.

Душа компании, Сашка Рощин, умер в девяносто седьмом. Он, генерал-лейтенант ВДВ, так и не смог оправиться после гибели сына, майора-десантника, где-то в горах мятежной Чечни.

Анна Петровна попыталась смахнуть набежавшую слезу испачканной рукой, но только уронила банку с мукой на пол. Чертыхнувшись, она бросилась за веником — дочка Рита очень сердилась, когда она нарушала идеальный порядок на кухне. Дочь не могла понять, зачем нужно покупать массу дорогущих продуктов и торчать целый день у плиты, когда есть такие удобные в приготовлении полуфабрикаты. Да уж, хозяйкой она была неважнецкой. Хорошо хоть в число полуфабрикатов она включала только разного рода котлеты и блинчики, а не пресловутый «Доширак». В общем, питалась семья тем, что бабушка сготовит, при этом ее же еще и ругая за последствия готовки на кухне.

В коридоре бухнула дверь, и раздался топот тяжелых ботинок по коридору. Это вернулся из школы пятнадцатилетний внук Димка. Он и так был по-подростковому несколько неуклюжим, даже босиком топоча, как стадо бизонов, да еще и обувь носил похожую скорее на армейские «берцы», чем на ботинки школьника.

— Здорово, ба! Сабантуй готовишь? — бросил Димка, проходя прямо в обуви на кухню и заглядывая в холодильник. — Где-то тут колбаса была, не видела?

— Видела. Я ее во дворе собакам скормила. Почернела уже.

— Ну вот, блин. А собачек тебе не жалко? Вдруг отравятся?

— Они дворовые, у них иммунитет повыше, чем у гениев компьютерных игр. Сейчас я тебе жаркое разогрею.

— Окейно. Только побыстрее, а то жрать хочу, как медведь — бороться.

— Что за жаргон, Дима? — всплеснула руками Анна Петровна. — Где ты набираешь эти словечки? Вроде бы в интеллигентной семье растешь!

— Ага, — ухмыльнулся мальчишка. — Интеллигент в первом поколении. Ба, когда ты выходишь за порог, в этом доме интеллигенты кончаются. Мы теперь новый класс, мелкая буржуазия.

— Буржуа, Дима, это предприниматели, имеющие собственное дело. А твои мама и папа — наемные служащие.

— Один фиг. С днюхой тебя, бабуль.

Димка сунул ей в руки какую-то безделушку, чмокнул в щеку и пошел переодеваться. Анна Петровна повертела в руках подаренный кожаный браслет с деревянными «висюльками», улыбнулась и натянула его на запястье. Хоть кто-то не забыл про ее день рождения! А то, что этот кто-то — внук, было вдвойне приятно. Друзья, конечно, тоже помнят, но собираться два дня подряд слишком трудно, да и накладно. Так что либо поминки, либо день рождения. Вопрос, что выбрать, для Анны Петровны не стоял. Почтить память Елены Сергеевны было неизмеримо важнее. Да и дней рождения этих было уже много, целых шестьдесят два. Одним больше, одним меньше — какая разница.

Но пора было начинать уборку на кухне. Скоро уже зять с дочерью с работы придут.

Рита вернулась домой ближе к восьми вечера, облепленная мокрым снегом и, как всегда, раздраженная. Ее нервировало все — холодная зима, оттепель, приносящая сырость, троллейбус, застрявший в пробке, слишком резвый водитель, если она брала такси. Анна Петровна относилась к постоянным вспышкам недовольства дочери философски — устает она на работе, что поделаешь.

Единственное, чего она не понимала, — зачем так надрываться? Зачем работать так, чтобы это вытягивало все силы — и физические, и моральные. Семья и так достаточно обеспечена. Хорошая квартира почти в центре Москвы, полный комплект бытовой техники и радиоаппаратуры, неплохая машина, да еще и не одна, добротная и красивая одежда. Чего еще нужно? Дочь с мужем даже в отпуск никуда не ездили, хотя средства вполне позволяли пару раз в год навестить какие-нибудь экзотические острова. Всех денег все равно не заработать, и в число олигархов Рите с Анатолием никогда не войти, как не поменять квартиру на виллу в Барвихе, а трехлетнюю «Вольво» — на новый «Роллс-Ройс». Так чего ради эти жертвы?

Рита с порога прошла в комнату сына, где Димка увлеченно разделывал под орех очередную партию монстров из какой-то компьютерной стрелялки.

— Уроки сделал, Билл Гейтс доморощенный?

— Ма, сегодня пятница, потом выходные и Новый год, а дальше каникулы. Какие, на фиг, уроки? — возмутился «интеллигент в первом поколении».

— Не дерзи матери! Где бабушка?

— Не знаю, у себя в комнате, наверное. Где ей еще быть?

Анатолий, муж Риты, валялся на диване с открытой бутылкой пива и лениво переключал каналы телевизора.

— Нашел дистанционку?

— Ага, твоя мать достигла совершенства в ее запрятывании. Но с моим гением сыщика ей не сравниться.

— Где она?

— У меня в руках.

— Я мать имею в виду.

— Не знаю, я ее, как пришел, еще не видел. Сапоги в коридоре стоят, значит, где-то здесь.

— Пойду кофейку выпью. Замерзла как собака.

— И мне сделай.

— И мне! И мне! — подал голос из своей комнаты Дима.

— Мужчины, ё-моё! Я, между прочим, только с работы вернулась, а вы здесь уже давно торчите. Я понимаю, что приготовить ужин к моему приходу — это неподъемная для вас задача. Но хотя бы с ходу на мой горб не запрыгивать можно?! — раздосадованно воскликнула Рита.

Она скрылась на кухне, одновременно из своей комнатушки, больше похожей на чулан, где отбывал свой срок Буратино, появилась Анна Петровна со стопкой книжек в мягких обложках. Она неторопливо подошла к книжному шкафу и небрежно, безо всякого почтения, поставила томики на полку.

— Это не книги. Это то, что называют книжной продукцией. Причем, я думаю, продукция эта вторичная, — проговорила она с изрядной долей презрения в голосе.

— А что вас не устраивает? — безо всякого интереса спросил Анатолий, не отрываясь от экрана.

— Ужасная пошлость. Набор банальностей. Небрежный слог. Масса фактических ошибок. Это говорит о полном отсутствии уважения к читателю. Я уж молчу просто об отсутствии писательского таланта. И главное, в каждой книге одно и то же, как будто под копирку написаны. Не могу понять, почему вы постоянно покупаете и читаете произведения этой дамы? Неужели вам не жаль своего времени?

— Мне нравится, — отмахнулся Анатолий. — И заметьте, не мне одному. У ее книг огромные тиражи, да еще и переиздаются они многократно. А это значит, что ее много покупают.

— Ага! В дерьме что-то есть! Миллионы мух не могут ошибаться! — вставил реплику через открытую дверь многомудрый отпрыск.

— А ты бы помалкивал! — повысил голос Анатолий. — Ты последний раз книжку вообще открывал в прошлом веке! Даже учебник. Дальше своих компьютерных журналов ничего не видишь!

— Ага! Щас! Ты совсем не интересуешься жизнью домочадцев! Я, между прочим, на прошлой неделе закончил Байрона на языке оригинала!

— В картинках? И на какие деньги ты спорил, что сможешь это сделать?

— Между прочим, — встряла в разгорающуюся пикировку Анна Петровна, — несмотря на форму, по сути Дима прав. Большинство редко бывает право. Толпой хорошо пожары тушить. А пища для души всегда индивидуальна. Ее надо выбирать в узком коллективе. А лучше вообще одному.

— Ну конечно! — поморщился зять. — Вы же у нас известная оригиналка! Всегда возвышаетесь над стадом!

— Кто тут у нас возвысился над стадом?!

Анна Петровна даже вздрогнула от неожиданности. Дочь стояла в дверях, уперев руки в бока, взгляд и тон не предвещали ничего хорошего.

— Что за боевые действия ты сегодня устроила на кухне, мама? Весь стол и даже пол в муке! Я же много раз просила — не затевай никаких глобальных пиршеств! Мы не будем на Новый год устраивать никаких вечеринок. Праздник должен быть праздником! Он не должен превращаться в тяжкую повинность по готовке вечером и уборке утром! Предупреждала ведь, что мы с Толей и друзьями пойдем в ресторан!