Добравшись до комнаты больной, они оба с трудом перевели дух. Они могли слышать высокий голос преподобного, читавшего молитву. Судя по всему, миссис Хемплмен была еще жива.

Однако Киттен увидела ее только мельком. Теперь, когда дело явно близилось к концу, Джордж Хемплмен хотел побыть с супругой наедине.

– Подождите снаружи, преподобный! – решительно произнес он, опускаясь на ее постель. – А ты, девочка… Большое спасибо тебе… В последнее время ты очень помогала моей жене, и мы еще поговорим о небольшом вознаграждении…

– Котенок… – прошептала Линда, но супруг не стал ее слушать и, главное, не собирался больше подпускать к ней Киттен.

– А теперь иди, пожалуйста. Для тебя наверняка найдется дело на берегу… или еще где-нибудь… Кажется, Баркер уже спрашивал о тебе. Так что, пожалуйста… – Он махнул рукой, словно прогоняя девочку.

– Я приду позже, фрау Хемпельманн! – крикнула Киттен больной.

Ей не казалось, что Линда вот-вот умрет. Может быть, преподобный отец преувеличивает и вечером она еще позовет Киттен? Так подбадривала себя девочка, выходя из дома. Но в ушах у нее отдавался последний слабый зов старшей подруги: «Котенок…»

Идти на берег Киттен не хотелось. Она решила спрятаться в лесу и не спускать глаз с дома. Может быть, Линда почувствует ее присутствие… Киттен тоже испытывала некую уверенность, находясь рядом с ней. В какой-то момент девочка подумала, что, возможно, умирающая женщина была бы рада, если бы она помолилась за нее. Киттен очень старалась, читая молитву, но ощущения, что ее кто-то слышит, не возникло. Даже деревья, в которых ей часто чудилось неземное присутствие, – и те молчали. Даже ветер не шумел в ветвях.


В доме и вокруг него не было никакого движения на протяжении нескольких часов, и только позже, когда уже сгустились сумерки и южные буки начали отбрасывать призрачные тени, Киттен услышала хриплое дыхание и раздраженный голос, звавший ее. Женский голос! Поначалу, вопреки рассудку, девочка решила, что это миссис Хемплмен, но затем узнала голос Нони. Тяжело дыша, толстая проститутка поднималась вверх по дорожке.

– Киттен! – рявкнула она, засопев. – Вот ты где! Пойдем, не то Баркер нам обеим уши надерет. Он час назад послал за тобой Сюзанну. Конечно, та сразу же забыла, куда ее отправили, если вообще что-нибудь поняла. Она сегодня весь день не в себе. Я должна одеть тебя понаряднее и отвести в паб. А тебя все нет… а Баркер…

– Мне нужно переодеться? – переспросила Киттен. – В новое платье? Но ведь… он ведь не собирается сегодня…

Нони покачала головой:

– Да нет, сегодня парни слишком устали после охоты на кита. Он просто хочет их раззадорить. Завтра эту скотину полностью разделают, они получат зарплату и захотят это отметить. И если они увидят тебя еще сегодня при полном параде, то будут думать только о тебе. Так что пойдем, Киттен, пора. Ты же не хочешь, чтобы Баркер сам пришел сюда и потащил тебя вниз за волосы?

Жирный сводник вполне был на это способен. А если он явится сюда, его могут услышать в доме. Киттен вздохнула, бросила последний, исполненный любви и тревоги взгляд на дом Хемплменов, а затем стала спускаться к пляжу вслед за Нони. Нужно как-то пережить этот вечер, а после поскорее вернуться сюда, поближе к Линде.


– Да ты хотя бы посмотри на себя! – с упреком в голосе воскликнула Нони.

Она помогла Киттен надеть красное платье, распустила ей волосы, причесала их, нанесла легкий макияж. Действительно легкий, в отличие от того, какой предпочитали проститутки. Но Киттен и не должна была выглядеть вульгарно, ее ведь собирались продать как девственницу.

Поэтому Нони лишь положила немного помады ей на губы и подчеркнула подводкой ее большие глаза орехового цвета. Сегодня они сверкали неестественно ярко, отражая замешательство Киттен, которая не могла ни смириться, ни бороться с судьбой.

– Ты такая красивая! Парни спустят на тебя все свои деньги! Ты только подумай, это же целое состояние! – Нони все пыталась приободрить ее. – Мы оставляем себе десять процентов от заработка…

– А надо наоборот! – со злостью в голосе возразила Киттен. – Вы должны получать львиную долю, ведь вы делаете всю работу, а он…

– Мы, сокровище мое! – улыбнулась Нони. – Ты теперь тоже одна из нас. Лично я не собираюсь просить у Баркера больше денег. Мы все уже пытались, ну, кроме Сюзанны, конечно, она живет в собственном мире… Но я прекрасно помню, как болел потом мой зад…

Киттен задумалась о том, бил ли Баркер и Присциллу тоже. Наверное, нет. Высокая сильная женщина наверняка сумела постоять за себя и теперь оставляла в своем кармане бóльшую часть заработка. Если, конечно, не позволила Баркеру вскружить себе голову любовными клятвами…

– А теперь пойдем, малышка!

Нони потащила Киттен за собой, прочь из убогой хижины, которую отделяли от бара лишь занавески. Женщины называли ее «примерочной». В пабе царило оживление, и при этом тут стояла удушающая вонь, а стены здания, сделанные из брезента, были откинуты. Однако запах ворвани и крови витал не только над пляжем, он въелся в одежду пировавших здесь мужчин, окутал их волосы, возможно, даже впитался в их кожу. Почти перед каждым из них стояла большая пивная кружка. После тяжелой работы они, несомненно, умирали от жажды.

Киттен испугалась, что от этой адской смеси запахов ворвани и пива ее стошнит, однако в животе у нее все равно было пусто. Под громкие возгласы наверняка уже подготовленной публики Баркер вытащил ее на расчищенное в центре паба пространство, где стояли стол и стул.

– Сначала на стул, потом на стол, малышка! – приказал он, и голос его прозвучал настолько угрожающе, что Киттен не стала сопротивляться.

Она послушно взобралась на «сцену», глядя на носки своих туфель.

– Вот она, перед вами, ребята! Котенок Сюзанны: она моложе, красивее матери и к тому же не такая чокнутая. И обойдется вам дороже, чем стакан виски. Как бы там ни было, она еще ребенок… – Баркер усмехнулся. – Но с завтрашнего дня она будет работать здесь, как и все остальные бабы, после того как один из вас ее к этому подготовит. Ребята… Не знаю, сталкивались ли вы когда-нибудь с подобным, но здесь у нас настоящая девственница! Лишь один из вас сможет первым наложить на нее лапы – да и не только лапы!

Киттен услышала хохот. Она старалась не смотреть вниз, но ее робость возбуждала мужчин не меньше, чем злобные взгляды, которыми она обычно их награждала, когда они пытались распускать руки. Киттен могла делать все что угодно, она только распаляла бы этим публику.

– Конечно, она обойдется вам недешево, – продолжал Баркер, облизнув губы. – Ох и поломал я голову, пытаясь установить цену! В конце концов я нашел соломоново решение: тот, кто хочет ее больше всех, заплатит больше всех! Завтра, незадолго до закрытия паба, на аукционе будет разыгрываться право провести первую ночь с малышкой. Да, целую ночь, парни! Это я вам гарантирую – первая брачная ночь! Тот, кто завтра купит ее, будет владеть ею один до самого рассвета!

Баркер дал мужчинам возможность обсудить его речь и заказать у Присциллы и Нони еще по бокалу пива. Тем временем он велел Киттен покружиться на столе, приподняв подол платья. Девушка постаралась вложить в это движение как можно меньше кокетства, удивляясь тому, что это так сильно возбуждает публику. Она давно уже выросла из своего старого платья, и, когда она бегала в нем каждый день по поселку, мужчины могли увидеть намного больше, чем сейчас, на этой импровизированной сцене.

– Итак, ребята! – снова заговорил Баркер. – Завтра! Завтра после работы я жду вас всех в баре.

– Нет!

Киттен испуганно обернулась на голос человека, привыкшего отдавать приказы, который только что так энергично возразил Баркеру, стоя у входа в бар. Неужели явился ее спаситель? Такое случалось только в глупых историях про принцев и принцесс. И действительно – это оказался всего лишь мистер Хемплмен. Он шагнул вперед и остановился перед притихшими мужчинами.

– Завтра, ребята, бар будет закрыт. Линда, моя возлюбленная супруга, да упокой Господь ее душу, отправилась на Небеса час тому назад. Завтра после работы мне придется исполнить печальную обязанность и похоронить ее. Я полагаю, что вы все будете присутствовать на похоронах!

С этими словами мистер Хемплмен обвел угрожающим взглядом всю собравшуюся в пабе публику и в конце концов заметил Киттен, которая пыталась съежиться и стать незаметной на импровизированной сцене. Оставалось лишь надеяться, что он не узнает ее в макияже и платье, в котором она выглядела совсем взрослой. Надеяться…

И, конечно же, надеяться напрасно.

– И ты тоже, ты… бесстыжая маленькая шлюха! – презрительно бросил Хемплмен, мельком взглянув на ее наряд. – Моя жена всегда заботилась о тебе, а теперь, в час ее смерти, ты стоишь здесь и расставляешь ноги перед своими клиентами. Омерзительно! Ты… ты не заслуживаешь… – Он осекся, быстро смахнув слезы тыльной стороной ладони. – Так вот, ребята! – Хемплмен отвернулся, собираясь уйти. – Сегодня здесь тоже все закрывается. Я не хочу, чтобы мне мешал ваш пьяный шум, когда я буду дежурить у гроба.

Киттен чувствовала себя ужасно, но, с другой стороны, ее радовало то, что благодаря похоронам у нее появился еще день отсрочки. Дрожа, она слезла со стола. Баркер оставил ее в покое и взялся за Хемплмена. Трактирщик выражал ему свои фальшивые соболезнования, утверждая, что ничуть не расстроился из-за закрытия паба.

Киттен воспользовалась этой возможностью и выскользнула на улицу. Несмотря на начавшийся дождь, она отправилась в лес и свернулась калачиком под молодым ропалостилисом. Под ним дождь ее не беспокоил, но девочка и без того не слишком обращала на него внимание. Щеки ее были влажными от слез.

Глава 4

На протяжении всего следующего дня мужчины продолжали разделывать кита. Из туши животного вырезали жир, а также срезали усы – знаменитый китовый ус, из которого после обработки изготавливали корсеты и кринолины для женщин. Они вынимали спермацет из черепной коробки, искали в кишечнике амбру – вещество, используемое в парфюмерии и ценившееся на вес золота. Настроение у мужчин при этом было подавленное, им казалось, что их незаконно лишили вечернего праздника. В то же время они беспокоились насчет того, когда же Хемплмен им заплатит: сразу или через несколько дней.