Сара Ларк - Цветы из огненного рая

Петер Брандманн вынул мушкет из ящика, где лежал и капсюль. Он совершенно не разбирался в огнестрельном оружии, но изо всех сил старался этого не показывать.

– Тогда мы можем договориться о цене, – начал он торг.

Вскоре бывший китобой закрыл свой магазин и отправился вместе с переселенцами во двор, чтобы научить Оттфрида стрелять. К счастью, молодой человек быстро понял, как заряжать мушкет и стрелять из него – причем даже в ту сторону, в которую целился. Или почти в ту же. Переселенцы остались довольны, расплатились и отправились обратно на квартиры.

– Не понимаю я этого Уэйкфилда, – произнес Якоб Ланге, когда они покинули припортовый район, причем Оттфрид гордо нес на плече мушкет. – Он ведь может легко справиться с ордой безоружных дикарей, у которых нет даже луков и стрел, они ведь просто выкапывают свою добычу из земли! Почему бы ему не сжечь их лагерь, как те поступили с домами землемеров, и не стереть туземцев в порошок?

– Это было бы не по-христиански, – заметил Петер Брандманн.

Ланге презрительно свистнул сквозь зубы.

– Чушь! Все равно они все язычники… То, что они занимают нашу землю, наверняка не нравится Господу.

Семнадцатого июня 1843 года Оттфрид Брандманн, Карл Йенш и еще сорок девять мужчин поднялись на борт правительственного брига «Виктория». Не считая участвовавших в экспедиции землемеров, все мужчины были вооружены. Томсон выдал мушкет и Карлу, судя по всему, полагая, что молодой человек сумеет с ним разобраться. Однако стрелять новобранцев никто не учил.

Судно двинулось вверх по течению реки Вайрау туда, где предположительно находился лагерь маори. Мужчины надеялись добраться до него через несколько часов.

– И тогда-то, я надеюсь, наконец решится вопрос с землей! – сказал своим детям Якоб Ланге, забыв о сомнениях владельца магазина.

Дело в том, что еще вчера Бейт сообщил переселенцам, что капитан Уэйкфилд планирует сразу же высадить землемеров на равнине Вайрау – после того как возьмет в плен вождя. После этого работы по распределению участков пойдут быстрее.

– Так что давайте помолимся, чтобы Господь благословил наши устремления, – продолжал Ланге, складывая ладони в молитвенном жесте. – Храни, Господи, особо моего будущего зятя Оттфрида, жениха моей дочери Иды. Пусть он выполнит волю Твою за всех нас и вернется домой целым и невредимым, с победой!

Ида послушно присоединилась к молитве, но украдкой произнесла еще одну, за Карла Йенша. Она волновалась за обоих мужчин и задавалась вопросом, действительно ли Господь благословит то, что они начинают жизнь на новой родине с карательной экспедиции против исконных ее жителей…

– Ты ведь будешь переводить, правда? – снова спросил Те Пуаха.

До того как шесть лет назад Кэт присоединилась к маори, молодой человек всегда выполнял эту задачу и ничего не имел против этого. Совсем недавно, когда Те Раупараха прогнал землемеров Уэйкфилда с земли нгати тоа, именно Те Пуаха вежливо, но недвусмысленно дал им понять, что им здесь не рады. Но так легко и правильно, как выражалась на языке пакеха Кэт, Те Пуаха никогда говорить не сможет. А на этот раз не придется посылать к белым отряд воинов: люди капитана Уэйкфилда сами придут к маори в деревню. Поэтому девушка могла без всякого риска принять участие в переговорах.

– Конечно! – Кэт отодвинула в сторону корзину, плетением которой только что занималась, и кивнула. – Ведь при этом, судя по всему, будут присутствовать все. По крайней мере, Те Ронга высказывалась за настоящее повири.

Те Пуаха скривился.

– Без этого можно и обойтись, – заметил он. – Пакеха все равно не оценят, если мы будем приветствовать их пением и танцем. Это скорее разозлит их. Они нетерпеливы…

Кэт снова кивнула.

– Но это тиканга, – повторила она слова своей приемной матери. – Боги будут более благосклонно настроены к нам, если мы станем соблюдать обычаи. – Девушка улыбнулась. – Мы сократим обряд. Я уже обсудила это с Те Ронгой. Таким образом, мы почтим традиции пакеха и быстро перейдем к делу.

Могучий молодой маори – племянник вождя, как уже успела узнать Кэт, – подмигнул ей.

– Ты все сделаешь правильно. Думаю, я поприветствую их еще на борту судна. Затем мы доставим их на сушу, на площадь переговоров, и ты сможешь присоединиться к нам после церемоний.

Кэт убрала со лба свои волосы, поддерживаемые широким плетеным обручем цветов племени. Пакеха наверняка удивятся такому переводчику. Прежде Кэт занималась только бродячими торговцами и приходившими в деревню миссионерами. Те Ронга не желала, чтобы она участвовала в дипломатических или тем более военных миссиях. Она волновалась за свою приемную дочь и прекрасно знала, что для белых женщины значат крайне мало.

– Надеюсь, они не разозлятся из-за того, что на переговорах буду присутствовать я и старейшие женщины племени, – сказала Кэт.

Те Пуаха только рукой махнул.

– Те Ронга будет сопровождать Те Раупараху, а ей всегда удавалось заставить всех обратить внимание на ее мана. – Слово мана можно было перевести как «харизма», оно означало также умение настоять на своем. – Что же до тебя, ты – тохунга, они должны принять это.

Кэт гордо улыбнулась. Как же она гордилась своим почетным титулом! Племя наградило ее им за то, что она знала не только английский язык, на котором говорили обычные пакеха, но недавно сумела провести переговоры с немецким миссионером на его странном языке. Тохунга маори называли людей, обладающих необычайно широкими познаниями в какой-либо области. Это могло касаться религии или целительства, строительства домов или резьбы по дереву, а в данном случае – знания различных языков. И Кэт с большим трудом добилась своего положения, поскольку в тот момент, когда ее приняли маори, она ни слова не знала на языке, на котором они говорили. Ей пришлось учиться всему, что было для этих людей само собой разумеющимся, начиная с установки вентерей для рыбной ловли и заканчивая посадкой и сбором сладкого картофеля.

– Как ты жила-то раньше? – почти каждый день дразнил девочку Те Раупараха.

Кэт краснела от стыда, поскольку даже самые маленькие дети могли научить ее тому, какое растение является съедобным и какими листьями можно натереться, чтобы защититься от насекомых. Но она очень быстро впитывала знания. Особенно легко давались девушке языки, и скоро она уже свободно общалась с членами племени. А потом Кэт научилась всему остальному при поддержке Те Ронги, опекавшей ее, как родная мать.

«Теперь она – моя дочь!» – сказала Те Ронга, когда ее отец, вождь Те Раупараха, выдал торговцу Карпентеру небольшое вознаграждение за то, что тот привез девушку к нгати тоа. Те Ронга привела напуганную Кэт в спальный дом племени и выделила ей постель рядом со своей. К огромному удивлению и смущению Кэт, все члены племени спали в одной большой комнате. Только вожди имели собственные дома, куда время от времени наведывались их жены. Как вскоре выяснила Кэт, Те Ронга часто спала со своим мужем Те Рангихаэатой, у супругов были очень близкие и нежные отношения. Но первые ночи, пока Кэт все еще дрожала от страха, опасаясь, что все это шутка и в конце концов маори снова отдадут ее преподобному Мортону и Карпентеру, женщина-маори провела со своей приемной дочерью. Она пыталась объяснить Кэт, что здесь нечего бояться, показывала ей, как есть незнакомые блюда, как складывать утром мат, на котором спали ночью. Кэт все это удивляло, но другие члены племени поддерживали усилия Те Ронги, направленные на то, чтобы помочь белой девушке почувствовать себя как дома. Когда Кэт выучила первые слова, она с удивлением обнаружила, что все остальные женщины возраста Те Ронги тоже называют ее дочерью и относятся к ней очень хорошо. Старшие называли ее мокопуна – внучка.

Кэт робко попросила Те Пуаху объяснить это, и он сказал, что все дети принадлежат племени, кроме того, у Те Ронги могучая мана и никто не может ей отказать. Теперь у Кэт много матерей. В первые недели Те Пуаха был для Кэт самым важным человеком в племени. Те Ронга постоянно просила его переводить свои слова, и Кэт была благодарна ему за терпение и простодушную приветливость. Кое-что показалось ей даже странным: Те Пуаха ни разу не взглянул на нее со страстью!

Очень скоро Кэт так привыкла к своей новой жизни, что почти не вспоминала Сюзанну, Присциллу, Нони и китобойную станцию. Баркер был далеко, его паб казался Кэт дурным сном. А вместо жалких хижин китобоев и вони гниющих туш и ворвани ее окружали красивые разноцветные дома маори, ароматы кухни, а также лекарственных растений и фруктов, которые Те Ронга собирала и варила или же настаивала. Кэт научилась прясть и работать в поле, а когда урожая не хватало, в дождливые или, наоборот, засушливые годы, весной она вместе с племенем отправлялась на поиски новых охотничьих угодий.

Временами нгати тоа уходили кочевать и летом – обычно в тех случаях, когда духи призывали Те Ронгу или других старейшин. Тогда они садились в каноэ и плыли вверх по реке. Подобные путешествия в конце концов приводили к святыням, где они чтили богов пением и молитвами. Такими святынями могли быть скалы странной формы, вулканы или кристально чистые озера, иногда – просто места, где когда-то в давние времена пролилась кровь. Племя воздавало почести умершим, пока ветер дул над бескрайними лугами, чтило и храбрость победителей. Во время этих путешествий Кэт изучила всю северную часть Южного острова Новой Зеландии – страны, которую маори называли Аотеароа, «земля большого белого облака».

Те Ронга рассказывала ей о целебных растениях, о том, как нужно собирать их, юноши брали ее с собой на охоту и рыбалку. Иногда во время путешествий они встречались с другими племенами маори – братьями нгати тоа, которых следовало навестить в мараэ, или с представителями враждебных нгаи таху. В этом случае традиционный ритуал приветствия, повири, выглядел угрожающе, поскольку в такие моменты хака и потешные бои, в которых мужчины показывали свою силу, уже не были игрой. Другое племя действительно нужно было убедить в том, что им лучше не нападать на нгати тоа арики Те Раупарахи. До сих пор это всегда удавалось, весь Южный остров считал вождя могучим воином, и никому не хотелось с ним связываться. В конце концов Те Ронга и тохунга другого племени связывались с богами и затем устраивали общий праздник.