— Самое главное олицетворение Вишну — это Кришна, — сказал Рекс.

Квинелла не ответила, и он продолжал:

— Кришна — несомненно, воплощение человеческой любви в индусской религии. Девушки думают о нем как об идеальном мужчине и возлюбленном, он вдохновляет художников, музыкантов и артистов.

«Интересно, — подумал Рекс — сейчас, наверное, Квинелла постарается привлечь мое внимание к другой теме — ведь она не терпит разговоров о любви!»

Но вместо этого она задумчиво сказала:

— Да… ведь Кришна — танцующий бог, и его всегда изображают играющим на свирели.

— Верно, — согласился Рекс.

— В вашей книге рассказывается, как страстно все ему поклоняются.

— Я думаю, что каждый человек, кто бы он ни был, стремится к любви.

Наступило молчание. Потом Квинелла проговорила:

— Кришна, конечно же, олицетворяет собой совершенную любовь. Но разве можно вообще найти ее?

— Наверное, ее ищут все люди. Каждый мечтает встретить свой идеал — ту мечту, которую он носит в своем сердце.

— И вы тоже… искали? — спросила Квинелла.

Он чувствовал, что ей стоило большого труда произнести эти слова, и нарочно ответил безразличным тоном:

— Конечно. Я нисколько не отличаюсь от остальных людей. Я всегда искал любовь, которая так пре красно описана на санскрите, и надеялся, что когда-нибудь Кришна подарит мне женщину моей мечты.

Он почувствовал, что его слова задели ее; несколько мгновений Квинелла сидела молча, а потом ответила:

— Я тоже… мечтала.

— Вы бы не были человеком, — согласился Рекс, — если бы не верили, что однажды сбудутся волшебные сказки вашего детства, и вы найдете своего принца и будете жить счастливо до конца своих дней.

— Это же… только сказка.

— Но так ведь тоже может случиться!

— Мы-то знаем, что… с нами этого уже… не случится.

И, прежде чем он успел что-то ответить, Квинелла добавила:

— То есть это еще может случиться… с вами. По крайней мере леди Барнстэпл говорила…

— Надеюсь, вы понимаете, — перебил он ее, — что мы с вами говорим сейчас не о той любви, о которой рассуждала леди Барнстэпл и о которой постоянно сплетничают светские дамы.

— Вы уверены, что это что-то другое?

— Совершенно уверен! — ответил Рекс. — Ухаживания, ревность — все это только часть отношений между мужчиной и женщиной, всего тень настоящей любви.

Она посмотрела на него испуганными глазами, а он продолжал:

— Это похоже на предгорья Гималаев — они, как вы сами увидите, очень красивы, но, когда попадаешь туда, сразу понимаешь, что там, наверху — на недосягаемой высоте, — нечто более прекрасное: величественные пики, нетронутые снега, — и они манят каждого, кто их видит.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, — тихо сказала Квинелла, — но ведь до сих пор никто не покорил самую высокую вершину Гималаев.

— Я использовал это только для сравнения; но чем больше вы читаете, чем больше изучаете человека, тем больше понимаете, что для некоторых невозможное вполне может стать возможным.

По выражению ее лица он понял, что она именно к этому и стремится. Глядя на нее, он подумал, что большинство знакомых ему женщин были вполне удовлетворены предгорьями и не имели никакого желания подниматься выше.

Когда обед завершился, Квинелла поднялась и сказала:

— День сегодня был такой длинный, а вчера мы легли очень поздно. Наверное, нам стоило бы сегодня разойтись пораньше.

— Мне еще кое-что нужно сделать, — ответил Рекс, — но вам я желаю хорошо выспаться.

— Я обычно так и делаю в поезде, — ответила Квинелла. — Перестук колес навевает сои.

— Тогда спокойной ночи, Квинелла. Надеюсь, завтра вам будет так же интересно, как и сегодня.

— Я уверена в этом.

Прекрасно сохраняя равновесие, она прошла через дверь, ведущую в ее спальню.

Рекс посмотрел ей вслед. И открывая свой портфель с документами, он подумал, что ему сейчас будет очень трудно сразу перейти к бумагам, которые требовали его неотложного внимания.

Да, она, несомненно, изменилась: это уже не т замкнутая холодная женщина, на которой он женился и которая вся напрягалась от страха и ненависти всякий раз, как он к ней приближался.

Сегодня вечером Квинелла разговаривала с ним совершенно спокойно, и у него было чувство, хоть он и не был в этом до конца уверен, что, когда они говорили о любви, эта тема уже не вызвала у нее привычного отвращения, связанного с воспоминанием о принце.

Может быть, она стала немного забывать его, а может, ужас, возбужденный в ней этим животным, стал понемногу отступать.

Рекс был уверен, что если что-то и могло способствовать ее освобождению от кошмара, то это, несомненно, была Индия.

Странно, но Квинелла, оказывается, думала о своей неразрывной духовной связи со страной, столь близкой ему.

Скажи ему об этом любая другая женщина — и он заподозрил бы ее в намерении специально привлечь к себе его внимание или, что было бы еще более хитро, польстить ему.

Квинелла же говорила с ним так, что у него не оставалось сомнений в ее искренности.

В отличие от Китти и других женщин, бывших с ним в близких отношениях, она никогда не делала ни малейших усилий привлечь к себе его интерес.

«Какие бы чувства она ко мне ни питала, — подумал он, — мне она кажется хоть и непонятным до конца, но очень интересным, необычным человеком — не столько как женщина, сколько просто как человеческое существо».

В своем купе Квинелла попросила служанку помочь ей раздеться и надела тончайшую муслиновую ночную сорочку с кружевными вставками.

Но как бы ни была легка эта ткань, она не спасала ее от нестерпимой жары и духоты вагона. Совершенно бесполезным казался непрерывно работающий электрический вентилятор.

Квинелла с сочувствием подумала о пассажирах, едущих третьим классом: упакованные как сардины в банке, они, наверное, едва могли дышать, не говоря уже о том, чтобы спать.

«Человек никогда не ценит того, что уже имеет», — вспомнила она слова своего отца.

И, ложась в свою постель, опираясь спиной на мягкие подушки, она почувствовала, какое это на самом деле огромное удобство.

Она включила лампу и обложилась со всех сторон своими любимыми книгами.

У нее накопилось уже множество вопросов, которые ей хотелось бы задать Рексу, но она боялась надоедать ему, ведь он и так потратил на нее столько времени, обучая урду, пока они плыли в Индию.

Жаль, но теперь, наверное, занятия языком закончатся, а ведь из всех ее прежних учителей, которых было немало, ему одному удавалось превращать занятия в увлекательные беседы.

Кроме того, Рекс всегда вносил в каждый урок что-то свое, личное, и это всегда запоминалось.

Вечерами она старалась припомнить все их разговоры на уроках, и из-за того, что он был ее учителем и рассказывал ей именно то, о чем она так страстно хотела узнать, она перестала бояться его как мужчину.

«Папа, наверное, сказал бы, что мне повезло с замужеством», — пришло вдруг ей в голову.

На какой-то момент она снова с ужасом вспомнила о принце, и его искаженное лицо вновь возникло перед ней в полумраке купе.

Но тут же Кришна, бог любви, пришел ей на помощь: ей показалось, что он здесь, рядом!

Она ясно увидела его грациозную фигуру, необыкновенно выразительные руки, держащие флейту, улыбающиеся губы.

Кришна, бог любви!

И почти бессознательно она обратилась к волшебному видению с мольбой:

— Кришна, дай мне любовь. Бог Кришна, дай мне любовь!


Квинелла проснулась оттого, что поезд с грохотом въехал на станцию, и на платформе началась обычная суета, которую она уже много раз слышала.

Ее служанка опустила черные шторы, но Квинелла знала, что в тот момент, когда поезд остановился, солдаты сопровождающей их охраны встали напротив купе ее и Рекса. Крики за окном, казалось, усилились, и ей показалось, что среди общего шума выделялись несколько голосов, кричавших громче остальных. Ей захотелось выглянуть в окно, но, зная, что поднимать черную штору было бы неосторожно, она поднялась с постели и перешла на другую сторону вагона. На ходу поезда было невозможно открыть окна из-за пыли, которая мгновенно покрыла бы все в вагоне толстым слоем. Но сейчас ничего не мешало ей хотя бы несколько минут подышать свежим воздухом, а не той душной смесью, которая бесконечно взбалтывалась внутри вагона электрическим вентилятором.

Квинелла подняла штору и открыла сначала сетку, а потом застекленное окно. Она увидела пути а за ними другую платформу, где не было никакой суматохи, а только лежали горы багажа и темные неподвижные фигуры, похожие на свернутые ковры. Она знала, что это спящие люди.

Подняв глаза, она увидела небо, усыпанное яркими звездами.

Воздух был тяжелый и влажный, и она чувствовала, что он не приносит облегчения, хотя она и пыталась вдыхать как можно глубже.

И вдруг откуда-то снизу до нее донесся шепот — кто-то сказал по-английски:

— Откройте дверь! Ради всего святого — откройте дверь!

Она стала вглядываться, кто там внизу, но в темноте ничего невозможно было рассмотреть.

Она было подумала, что ей это просто послышалось. Но вот снова раздалось:

— Откройте дверь, умоляю! Быстрее! Я не могу ждать!

Так как человек говорил по-английски, Квинелла не долго думая открыла задвижку, на которые изнутри закрывались двери вагонов во всей Индии.

Как только она это сделала, кто-то тяжело протиснулся в купе мимо нее.

Единственным светильником в вагоне была дампа, да и та была закрыта плотным зеленым абажуром, так что Квинелле сразу было трудно рассмотреть пришельца.

Но она увидела, что это был мужчина. Он стремительно, одним движением, закрыл за собой дверь и опустил штору.

Затем он повернулся к Квинелле, и она онемела от ужаса.

На смуглом лице незнакомца, одетого в тюрбан, зияла свежая рана — по щеке струйкой стекала кровь. Вся его одежда, неимоверно грязная и рваная, была уже в кровавых пятнах.