– Нет. Смена закончится – я пешком пойду. Утренний воздух располагает к прогулкам.

– Ну ладно, – он бросил на стойку визитную карточку. – Звони, если что. А цветы тебе.

Цветы я оставила в баре. Обо всем, что случилось, забыла. После занятий, как обычно, спала младенцем. Вечером снова вышла на работу. Утром – опять в училище… Оттуда меня и забрали. В милицию.

Следователь расспрашивал: я ли работала у стойки в ночь с девятого на десятое марта в баре «Полярник», кого помню из посетителей, находился ли кто долго рядом с кассой, не отвлекалась ли я на какое-то время, кто сдавал кассу, кто принимал, сколько денег в кассе было?.. Пропала часть выручки: более полутора тысяч рублей. Налегли на меня, шибанули, даже простая мысль в голову не пришла: а почему на кассовом аппарате в баре, где работает – как минимум – девять человек, нашлись только мои отпечатки пальцев?..

На меня повесили эти тысячу семьсот семнадцать рублей. В течение недели я должна была вернуть их, иначе дело передавалось в суд. Характер у меня был сквернее, чем сейчас – друзей немного, и все уже занимали мне, не со всеми рассчиталась… Я насобирала денег на тысячу двести: еще Светка помогла – официантка из «Полярника». Где было найти недостающие деньги, я не знала. В отчаянии вспомнила об отце. Но… даже если и хотела бы послать телеграмму, это бы меня не спасло. Оставался день. И та же Светка подсказала:

– У тебя ведь визитка Олежека есть!

Но визитку я оставила вместе с цветами. Светка пообещала помочь. Ночью позвонила и продиктовала номер Олежека: кто-то из девчонок подобрал карточку. Олежек был, как всегда, в состоянии неполного опьянения.

– Ну, ты приезжай, – сказал он.

– В два часа ночи?

– Ну, давай, я к тебе приеду.

– Я же в общежитии!

– Это не институт благородных девиц?

– Олежек, ты мне поможешь?

– Без вариантов!

– Тогда утром. Давай встретимся утром.

– Утро вечера мудренее, но чудеса-то ночью делаются! Я сейчас буду.

Он был мне противен, и стать ему обязанной!.. Но иного выхода не было. Пришлось идти на скандал с дежурной и комендантшей, выбираться из общежития посреди ночи. На улице моросил дождь. «Жигули» Олежека приехали весьма скоро. Первое, что я спросила – как буду с ним рассчитываться.

– Беру только натурой и в крупных купюрах…

Я собралась выходить из машины.

– Да ладно, ладно! Не боись! Сколько денег, говоришь, надо?

– Пятьсот семнадцать.

– Пятьсот – хорошо, – рассмеялся Олежек, – а семнадцать меня просто добивают! Общая сумма какая?

– У меня есть деньги.

– Это понятно. И все же.

– Тысяча семьсот семнадцать…

– Семнадцать… – закашлялся Олежек. – Козлы!

Он достал из внутреннего кармана пачку сотенных, отсчитал две тысячи и дал мне:

– Вот деньги… И не бери в голову! Когда сможешь – вернешь. Поняла?.. Если я не забуду к тому времени. У меня, знаешь ли, ветер в голове. Ну что, в общагу-то тебя обратно пустят? Не ночевать же на улице, под дождем? Хочешь, поедем ко мне?

Я смотрела на этого человека и пыталась понять, что же все-таки ему нужно. Не верила я в робингудов.

– Ну? Решайся! Девушка на ночь у меня сегодня есть, так что не трону.

Я впервые по-человечески ему улыбнулась:

– Спасибо, Олег, – и выскочила из машины.

– Зовут меня Олежек! – крикнул он вдогонку. – Пока, птичка!

Был еще один скандал с администрацией, но зато спала я, как убитая. Так вымоталась за эти дни, что даже не пошла на занятия.

Проснулась только в полдень. Отнесла деньги в «Полярник», благополучно уволилась без расчета, а потом еще и долги все вернула. Но без работы пришлось бы теперь трудновато. Попыталась что-нибудь найти; были одни лишь варианты с полной занятостью. Светка предложила позвонить в какой-то там бар в Новых Черемушках, но я была слишком напугана случившимся. Никаких баров, это не для меня.

– Что же тогда для тебя? – спросила Светка.

Для меня? Для меня оставался только танец… И я снова позвонила Олежеку.

– Привет, – ответил он. – Чем обязан?

– Я хотела еще раз сказать спасибо…

– Какая-то ты замороженная. Что-то не так?

Я замялась.

– Не стесняйся. Здесь все свои.

– Ты как-то предлагал мне работу, Олежек…

Мы встретились у дансинг-холла «Галактика». Время он выбрал «удачно»: я пропустила занятия в училище. В «Галактике» никого не было, кроме сервисных служащих и человека, встретившего нас в огромном пустом квадратном зале с довольно просторным пятачком сцены посередине. Карпатов Лев Васильевич. Ему было за пятьдесят. Опрятный, подтянутый, не без шика. От него веяло прохладой и властью.

– Что вы покажете? – спросил он.

Я растерялась.

– Мне сказали, вам есть что предложить.

– Если только импровизацию, – робко ответила я.

Глаза этого человека пугали – как у музейного чучела: черные, стеклянные – в них смотришь, пытаясь разгадать, что там, а потом понимаешь: это они вязнут в твоем мозгу.

– Давайте импровизацию, – безразлично сказал он. – Фонограмма?

Я как дура посмотрела на его протянутую руку.

– У меня нет музыки. Я… я не знала.

– Импровизация под тишину?

Я поняла, что меня выставят взашей и будут правы. Это собрало и подстегнуло. Экстремальные ситуации вечно вызывали во мне героический настрой. С собой были пуанты и трико. Что еще надо?..

Когда я закончила, привела дыхание в норму, глянула со сцены в зал – увидела счастливую длинноносую рожу Олежека и по-прежнему непроницаемую маску Карпатова.

– Забавный этюд, – сказал он.

Без музыки моей фантазии хватило минут на пять, не больше. Впрочем, это было довольно неплохо.

– Где вы учились?

– Одиннадцать лет в балетной школе, а теперь – второй курс при ГАБТе.

– Откуда вы родом?

– Николаевск-на-Амуре.

– Сколько лет?

– Восемнадцать.

Он неопределенно вздохнул.

– Выглядите вы старше.

– Но вам понравилось?

На это Карпатов ничего не ответил:

– Сколько бы вы хотели получать?

Я не сразу поняла: уж больно резок переход. Немного подумав, неуверенно сказала:

– Пятьсот.

Он наконец-то улыбнулся, но и улыбка его была мертвой.

– Есть идея. Подойдите сюда.

Карпатов несколько раз обошел вокруг меня:

– Как успеваемость?

– Много хвостов, но я все сдам.

– Метр семьдесят пять?

– Семьдесят четыре.

– Живете в общежитии?

– Да.

– Родственников в Москве нет?

– Нет.

– Все на родине?

Я разозлилась:

– Это важно?

Он опять не ответил:

– Сейчас мне танцовщицы не нужны. Но мне нравится ваша непосредственность и несомненный талант. Все эти старомодные штучки – не беда – классику я уважаю. Предлагаю контракт. Вы обязуетесь безоговорочно выполнять все мои требования, а так же требования Коллегии…

– Какой Коллегии?..

– Во-первых, не перебивать, во-вторых, говорить и делать только то, что предпишут. Вам надлежит забрать документы из училища или, по крайней мере, взять академический отпуск, с тем чтобы иметь возможность посещать наши занятия и комиссии. Я, в свою очередь, обязуюсь обеспечить вас жильем, пока без права прописки, и ученическим пособием в размере шестнадцати рублей сорока копеек в день. Деньги будут выплачиваться каждую неделю. Обучение продлится шесть месяцев, по его окончании мы предоставим вам работу с начальным окладом две тысячи рублей в месяц. Вопросы есть?

Я была ошарашена:

– Чему меня будут учить?

– Естественно, танцам, – усмехнулся Карпатов, – вашему профилю.

– Всего полгода?

– Это будет очень интенсивный курс.

– А какая будет работа? – все больше пугаясь, прошептала я.

– Знаете что! – сухо бросил он. – Стрип-клубов у нас пока нет, так что если потерпите еще пяток лет, я вам подберу работу по вкусу. Вот только сомневаюсь, нужна ли им будет балетная школа?

Карпатов был прав: стрип-клубов в Москве не было… легальных… Подписав контракт, я въехала в двухкомнатную квартиру, где моей соседкой была Лиза, такая же, как и я – девушка из группы. Всего в группе нас было пятнадцать. Первые полтора месяца казались раем. По профилирующему предмету два педагога: Эдик и Валик – они так и назвались – красивые, молодые, обаятельные, артистичные, потрясающие танцоры. Движение и танец были моей стихией. Остальным девушкам приходилось сложнее, некоторые оказались совсем неподготовленными. Но зато все, как одна, были безупречно сложены, и у каждой имелась своя изюминка, свой шарм. Самой яркой, пожалуй, была Лиза: высокая, натуральная блондинка. Она же была одной из самых неуклюжих. И лидером этой компании оказалась я, тем более что была постарше всех. Хотя и держалась обособленно – чувствовала их уважение, даже какое-то почитание, что ли… Но когда шли занятия танцем, все внимание переключалось на преподавателей, от них девчонки просто балдели. Я тоже была влюблена, в Эдика. Ребята же вели очень тонкую работу: поддразнивали нас, смущаясь, принимали нашу игру, вступали в более откровенную и… каждый раз все начиналось по новой. Девчонки просто сходили с ума и ревновали друг к дружке… А я совершила очередную ошибку: забрала все-таки документы из училища…

Еще нами занимались риторы – такие же обаятельные и очень интеллигентные – модельеры, парикмахеры-визажисты, психологи… Психологи! Я только на третий месяц поняла, чем они занимались – ломкой, ненавязчивой, степенной и очень эффективной. Я стала обращать внимание на разные совпадения. Весь обслуживающий персонал и педагоги – мужчины, два раза в месяц нас осматривала медицинская комиссия, в которой тоже не было ни одной женщины-врача. Еще казалось странным то обстоятельство, что каждая из девушек группы не была москвичкой, а большинство из них – как и я – не имели родных. В довершение – настораживала некая потерянность для мира: «школа» – как все ее называли – находилась в том же спальном районе и в непосредственной близости к месту жительства всех девушек. Половина из нас жила вообще в одном доме, а занятия были настолько интенсивны, что желания сходить отдохнуть куда-нибудь вечерком даже не возникало (впрочем, это позволяло не растрачивать деньги).