— Нет, — запротестовала она.

— Почему?

— Может, это не противоречит правилам морали, и даже перед Богом… Но мне это явно не по душе.

Тайрон встал и пошел к ней. Было видно, что он рассердился. От страха Имоджин всю передернуло. Она зашла слишком далеко. Потом она заметила, что муж успокоился и его взгляд потеплел.

— — Молодец, — сказал Тайрон и вышел из комнаты.

У девушки подкосились ноги, и она, вся дрожа, словно от приступа малярии, опустилась на колени.

Как она могла так поступить! Имоджин никогда не перечила отцу, и конечно, такое было просто непозволительно в отношениях с мужем.

Единственным человеком, который одобрял ее строптивое поведение, был отец Фульфган, остальные советовали ей быть с мужем попокладистей.., и в особенности в постели. Но ее супруг и повелитель, кажется, сам подталкивал ее к неповиновению.

Когда Имоджин спустилась в зал, на ней был наряд, выбранный Фицроджером, и его великолепный пояс. Она приказала Элсвит заплести роскошные волосы в косы, подчеркивая этим свое новое положение замужней женщины. Но она все еще не могла перейти на скромное покрывало без головного обруча.

Все мужчины в зале замерли, и она увидела в их глазах нескрываемое чувство зависти к ее мужу. Девушке это было весьма приятно. Тайрон пошел ей навстречу и усадил за стол на возвышение подле короля.

— Ты просто вся сияешь, — с усмешкой заявил Генрих. — Видимо, Тай хорошо знает свое дело.

Имоджин опустила голову, почувствовав, что покраснела.

— О, очарование невинности. Как жаль, что оно так недолговечно. Могу держать пари, что сегодня ты ждешь не дождешься вечера, когда можно будет снова забраться в постель вместе с ненаглядным супругом. Да? И теперь уже не нужно тебя тянуть туда на веревке, словно козочку.

От таких шуток Имоджин была готова свалиться под стол. Она осмотрелась и увидела, что шлюх больше не видно в зале. Она поняла, что король на время согласился сдать свои позиции. Было интересно наблюдать, как скрещивались и переплетались ветви власти. Монарх был господином, а Фицроджер — его вассалом, но в замке король был гостем и вынужден считаться с его хозяином.

Почему, думала Имоджин, значит, вопрос состоит только в том, кто в ком больше заинтересован и по каким причинам.

Действительно, Генриху нужно, чтобы Фицроджер оставался на его стороне, потому что ему необходимы сильные и верные союзники. А за хорошую службу он готов награждать их и лелеять. Наказание же ждет тех, кто перешел в лагерь его врага.

Наверно, то же самое можно сказать и о планах Фицроджера. Что ему нужно от нее? Видимо, наследника. Он так же, как и король, станет опекать и лелеять ее за беспрекословное послушание и наказывать, если она не станет повиноваться. Жене придется повиноваться мужу. Так уж повелось в этом мире!

Вспоминая, как он отругал ее за неумение лечить раны, она призналась самой себе, что Тай был прав.

Ее готовили к этому, но никогда не разрешали иметь дело ни с серьезными ранами, полученными в сражениях, ни с заразными заболеваниями. Может, отец несколько перестарался, но он пытался оградить ее от всех этих ужасов. Правда, Имоджин уверена, что, если Фицроджера принесут с поля боя раненым, она изо всех сил будет бороться за его жизнь.

Наверно, когда сражались за Каррисфорд, было много раненых и их отправили в близлежащий монастырь Гримстед. Среди них, наверно, был и Берт, пострадавший из-за ее легкомыслия. Завтра же она отправится туда и начнет обучаться настоящему уходу за ранеными.

— Мне показалось, что ты что-то замышляешь? — шепнул ей Фицроджер.

Имоджин прервала размышления и вздрогнула.

— Я? Ничего не замышляю, я думаю.

— О чем?

— Я должна отчитываться перед тобой даже в своих мыслях?

— Ты уже научилась надевать вовремя непроницаемую маску.

— Неужели?

— Да, это так.

— Я научилась этому у тебя.

— Наверно, — сказал Тайрон и омыл руки в чаше, стоявшей между ними, вытерев их полотенцем. Имоджин последовала примеру мужа и задумалась над его словами.

Пир был в полном разгаре, и разговор перешел на более безопасную тему. Все стали обсуждать удачную охоту.

Все напоминало Имоджин свадебное застолье, однако ее собственное настроение отличалось от прежнего. Она загрустила и с трудом сдерживала слезы. Ей хотелось бы поговорить с отцом, но его здесь не было. На его месте сидел совершенно чужой человек. Ей так хотелось услышать голос тетушки Констанс, но в зале раздавались только приглушенные голоса служанок.

Внезапно Фицроджер резко поднялся, и Имоджин заволновалась. Она решила, что он сейчас отведет ее в спальню и займется любовными утехами, но муж направился к музыкантам. Он взял у одного из них арфу и поставил стул посреди зала.

Разговоры смолкли, и все приготовились слушать. Тайрон сел и пробежался по струнам. Затем он хитро сказал:

— Ну, плуты, вы ждете, что я вам стану петь в моем обычном стиле, но сегодня я спою в честь моей жены.

Он не отличался необыкновенным голосом, но слушать его было приятно, и что самое удивительное, любовная баллада была сочинена для Имоджин:


Мое сокровище, о леди!

Мне Бога несравненный дар.

Тебя вскормили мягким хлебом,


Вспоил тебя цветов нектар.

Ты первая средь роз благоуханных.

Щебечут птицы о любви.

И на дорожках дивных сада.

Ступают легкие шаги.


О Запада цветок благоуханный!

Спой ангельским мне голоском.

Ласкай меня прекрасным взглядом,

Мне радостно, на сердце так легко.


Коснись рукой,

Позволь мне ощутить всю радость.

Хранилища любви так велики.

Сокровища твои мне в радость.

Наполни все мои ты сундуки.


Все были довольны такой сентиментальной балладой. Имоджин была поражена тем, что Тайрон сам смог такое сочинить. У нее даже мелькнула мысль, что, может быть, он пригласил для этого бродячего менестреля, он она обратила внимание на первый и последний куплеты баллады. Сокровища. Он постоянно намекает на ее сокровища, подумала она.

Фицроджер кончил петь, встал и поклонился. Имоджин улыбнулась, тоже поднялась и подошла к нему, чтобы взять у него арфу.

— Ты будешь петь? — настороженно спросил ее муж.

— Я спою о самых приятных вещах, милорд.

Тай неохотно отдал ей инструмент, но потом поцеловал руку, и она разволновалась.

Имоджин уселась и постаралась сосредоточиться. Она и ее отец вместе с музыкантами, которых тот часто приглашал в замок, забавлялись тем, что играли в игры, занимались импровизациями. Они на ходу сочиняли и исполняли длинные, словно бы вытекавшие одна из другой поэмы и баллады. Имоджин хорошо владела таким искусством. Наконец она укрепила дух и взяла первый аккорд.

— Я буду петь для своего мужа, — сказала она и запела:


Тебе хвалу пою, мой славный рыцарь!

Спас ты сокровище мое.

Спокойно стало в Каррисфордс,

Вернулось в русло все свое.


Любовь моя тебе в награду,

И радость бесконечная вокруг.

Иных сокровищ разве тебе надо?

Мой доблестный, мой милый друг.


Имоджин могла поклясться, что заметила насмешку в глазах Тайрона, когда пропела последний куплет баллады.

— Очень мило, — одобрил ее Генрих. — И какой прелестный голос. Леди Имоджин, после того как вы исполнили свой супружеский долг, спойте еще что-нибудь для всех нас.

— Государь, уверяю вас, что для меня не в тягость петь для мужа.

Затем Имоджин исполнила просьбу короля и спела сначала песню о рыцарях, а потом пикантную прованскую балладу. Когда она запела о двенадцати рыцарях великого короля и о их приключениях с прекрасной принцессой Анжеликой, Имоджин подумала о том, почему она выбрала именно эту песню, и посмотрела на своего задумчивого рыцаря.

Почему он так нахмурился? Кажется, все были довольны ее пением. Отложив арфу, Имоджин снова села рядом с Тайроном.

— Ты чудесно поешь. Несомненно, это результат многолетнего и дорогостоящего обучения.

Имоджин, услышав такие слова, приподняла подбородок.

— И результат многолетнего труда, милорд. Вам этого не понять, ведь вы в это время были заняты другими делами.

— Да, именно годы упорного труда. Неужели ты думаешь, что я смеюсь над этим? Прости меня, если ненароком обидел. Надеюсь, что время от времени ты станешь петь только для меня.

Теперь запел один из рыцарей. У него был чудесный бас, и все стали внимательно слушать.

Внезапно у ворот замка протрубил сигнальный рог стражника. Фицроджер кинул взгляд на Рональда, и тот выскользнул из зала. После его ухода певец продолжил песню.

Наконец Ренальд вернулся, что-то прошептал на ухо Фицроджеру, тот встал и объявил, обращаясь к королю:

— Государь, это граф Ланкастер. Вы разрешите впустить его в замок?

— Неповоротливый поклонник? — заметил король с насмешливой ухмылкой. — Пусть войдет!

Слугам отдали необходимые приказания, и Имоджин ощутила напряжение, повисшее в воздухе. Это не был страх. Казалось, что они настраивались на борьбу. Почему? Встреча, конечно, не будет приятной. Ланкастер станет злиться, узнав об их браке. Но что сделано, то сделано.

Но тут Имоджин вдруг поняла, что ничего не было еще сделано.

Она нервно крутила в руке яблоко, пока Фицроджер с королем, склонившись друг к другу за ее спиной, тихо обсуждали предстоящую встречу с Ланкастером. Совершенно ясно, что Генрих не мог себе позволить полностью игнорировать графа, ведь если его обидеть, то он может перейти на сторону врага.

Было известно, что он уже встречался с Беллемом. После этого Генрих не доверял Ланкастеру, поэтому он и пожелал, чтобы она вышла замуж за Фицроджера, и устроена такая гонка с бракосочетанием. Наконец Генрих произнес: