Джо Беверли - Цветок Запада

Ренальд не имел ни малейшего понятия, что случилось на брачном ложе, но ему показалось, что будет нелегко расправиться с отцом Фульфганом.

— Я его вышвырну завтра же. Последовало затянувшееся молчание.

— Он здесь останется столько, сколько этого пожелает Имоджин.

Рональду было трудно соображать из-за выпитого вина, но он понимал, что Таю необходима его помощь. Теперь он пожалел, что так сильно напился.

— Ч-что с-случилось? — спросил он друга. Голос Тая был почти спокойным:

— Ничего особенного. Спи, Ренальд. Может, я и не все могу сделать, но если возникнет необходимость, то я смогу отразить нападение.

Ренальд услышал, как зашуршала занавеска, после того как Тайрон вышел из комнаты.

Черт побери, не стоило мне так напиваться, подумал де Лисл, но уже не смог бороться со сном.

Имоджин не понимала, что с ней произошло. Спала ли она? Или упала в обморок? Тогда комната была багряной в лучах заходящего солнца, а сейчас ее посеребрил свет луны. Это была комната ее отца, где она всегда чувствовала себя в безопасности. Здесь она играла ребенком и, когда подросла, приходила к отцу, чтобы тот отвечал на сотни ее вопросов.

Теперь комната не казалась ей безопасной. Там пахло по-иному, и ей вспоминались неприятные вещи. Насилие. Смерть. Трупы…

Она стала вспоминать.

Ублюдок Фицроджер теперь ее муж.

Девушку передернуло, когда она вспомнила все, что случилось, — и испытанное ею удовольствие, и острую боль.

Удовольствие? Да, она помнила ощущение его и лицо мужа, когда между ними все было хорошо. Наконец-то он снял свою маску, и она увидела человека, у которого была душа. Это было такое мимолетное, прекрасное мгновение.

Потом она начала с ним бороться и кричать. Он ей вдруг представился в образе порочного монстра Ворбрика. И он оставил ее.

Что же она наделала?

Она может обвинять в случившемся Фицроджера и говорить, что следовало бы подождать, пока она к нему привыкнет, но он был с ней нежным. Имоджин вспоминала, как она сама молила его, чтобы он сильнее ее ласкал. Но это все было до начала боли.

С чем она боролась — с болью или удовольствием? Боль была сильнее, чем она ожидала, но ее испугало головокружительное ощущение непомерного удовольствия. Это ощущение ужасно перепугало ее.

Отец Фульфган был прав. Половое влечение прямиком ведет в ад.

Почему-то Тай считал, что удовольствие, полученное во время плотских утех, не было страшным грехом, но он не был в Святой Земле, и его не распинали на кресте за веру. Он не постился почти весь год и не истязал себя плетью с металлическими наконечниками на ремнях.

И оказалось, что он ошибался, потому что ужас и боль, вставшие преградой между ними, наверно, и есть наказание за их похоть. Если бы он просто вошел в нее, так было бы лучше.

Имоджин знала, что на ее стороне добродетель, но она также понимала, что не правильно обошлась с мужем. Что мог подумать Фицроджер, когда она, лежа под ним, принялась вопить и сопротивляться? Ведь он старался сделать все как можно лучше.

Девушка желала, чтобы кто-то был рядом с ней, чтобы что-то посоветовал ей или в какой-то мере поддержал ее.

— Отец, отец, — стонала она, — почему ты умер? Ты.., ты не подумал обо мне! Мне нужно с тобой посоветоваться!

Она представила, как ее отец говорит ей:

— Имоджин, дорогая, тебе следует как можно скорее подрасти.

Девушка выпрямилась. Она, казалось, слышала голос отца здесь, в этой комнате, где они чудесно проводили время вместе.

— Ты оказалась в гуще зла, от которого я старался тебя оградить. Но ты выбрала свой путь — правильный путь, — и тебе придется пройти по нему до конца.

Может, она сходит с ума? Имоджин закрыла глаза и сформулировала следующий вопрос:

— Отец, как ты относишься к Фицроджеру?

— Я бы не выбрал для тебя такого мужа, дитя мое. Должен признаться, что я, как каждый отец, не желал бы для тебя такого молодого сильного жеребца. Но он станет хорошо служить тебе, если ты ему это позволишь. И помни, что ты тоже должна верно служить ему.

— На брачном ложе?

— Не только. Дочь моя, меньше всего именно в этом качестве. Ни один человек, даже очень сильный, не сможет выстоять один. Позаботься о своем муже.

Позаботиться о Фицроджере? Но она нужна ему только в качестве жены и матери его детей. Он еще намекал, что она сможет вести хозяйство в Кливе…

Наверно, отец имел в виду именно это. Ей, видимо, придется попытаться выдержать все муки в постели.

— А как насчет наставлений отца Фульфгана? Он прав в отношении похоти?

Имоджин могла поклясться, что отец ответил ей с присущим ему юмором, без которого он не обходился при жизни.

— Имоджин, святых присылают к нам, чтобы они не помогали нам, а раздражали самые больные язвы, а Фульфган прекрасно умеет это делать. Именно ради этого я привез его в Каррисфорд, потому что мне не были чужды многие земные радости и утехи. Но я не забывал о своей душе и понимал, что кто-то должен стать моей совестью. Дочь моя, даже святые не всегда знают правду. Ты забыла мои уроки? Почтительно слушай поучающих тебя, но принимай решения своим сердцем и затем не бойся отвечать за последствия.

Отвечать за последствия… Необходимо что-то срочно делать, решила Имоджин.

Она соскочила с постели и быстро накинула на себя одежду. Она не знала, что делать, но нужно было срочно найти мужа.

Где же он?

Девушка выглянула из двери, надеясь, что он там, но Ублюдка нигде не было. Имоджин слышала шум продолжающейся пирушки в зале. Там раздавался женский визг, и она решила, что служанки также принимают участие в попойке.

Она отправилась по узкой спиральной лестнице, вышла на парапет стены к бойницам и там нашла мужа. Он стоял как на посту, освещаемый белым светом огромной, низко опустившейся к горизонту луны.

Фицроджер был спокоен, но почему-то при виде его у Имоджин заныло сердце. Это была боль от осознания своей вины.

Девушка быстро прочла молитву и подошла к мужу.

Он услышал ее шаги и резко повернулся. В его руке блеснул кинжал, остановившийся в нескольких дюймах от ее тела.

Тайрон резко выдохнул и сказал:

— Никогда так не подкрадывайся ко мне, Имоджин.

— Извини, — дрожащим голосом стала оправдываться она, — я не думала…

— А пора начинать думать, — резко парировал ее слова муж.

Имоджин прикусила губу. Ей хотелось о многом с ним поговорить, но сейчас он был чересчур зол, к тому же часовой мог слышать каждое их слово.

Наверно, Ублюдок перехватил ее тревожный взгляд, поэтому, видимо, собрался вернуться обратно в их комнату.

Имоджин схватила его за руку — она пока была не готова туда пойти. Потом она отдернула свою руку, словно бы обожглась.

Муж остановился и посмотрел на нее, а затем обнял Имоджин за талию. Его рука была теплой. Имоджин не сопротивлялась, и он нежно притянул ее к себе.

Имоджин даже не подозревала, как ей были желанны его объятия. У нее покатились слезы, и девушка поняла, что ей просто необходимо выплакаться у мужа на груди. Потом она подумала, что слезы могут его обидеть, ведь она уже много раз делала это.

Только тогда он тихо произнес:

— У нас в комнате есть хорошая кровать. В тот момент она очнулась и поняла, что задремала, а может быть, уже спала у него на руках.

— Тебе тоже нужно поспать.

Только потом Имоджин поняла, что ее фразу можно расценить как приглашение.

Имоджин не могла понять, что у него было на уме. Хотя исчезла прежняя напряженность в их взаимоотношениях, он все равно был настороже.

Все в замке наконец стихло.

Фицроджер продолжал молчать, поэтому девушке пришлось первой заговорить.

— Извини, я плохо себя вела.

Фицроджер спокойно стоял посреди комнаты.

— Дело не только в этом. Извини, что я не смог сделать все так, чтобы это произошло как можно легче.

Его равнодушный тон обидел девушку.

— Я уверена, что в следующий раз все будет гораздо лучше.

— Ложись в постель, — сказал Фицроджер и направился к двери.

— Куда ты идешь? — заволновалась Имоджин.

— Все в порядке. Ты почти ничего не ела во время пиршества, а я забыл, что ты перед этим постилась. Тебе станет лучше, если ты немного поешь.

— А ты разве не постился?

— Нет.

Имоджин чувствовала, что он из последних сил старается быть терпеливым.

— Имоджин, я клянусь, что на коленях поползу в Иерусалим, если у тебя родится кролик.

— Не говори так!

— Имоджин, женщины не рожают кроликов.

— Господь Бог может творить любые чудеса.

— Сомневаюсь. Я уверен, что всесильный Господь занят более важными делами.

Имоджин прикусила губу. Его доводы показались ей правдивыми, но в то же самое время были явным богохульством.

— А как же монстры? — спросила она.

— Да, иногда у женщин рождаются странные дети — уроды, или без рук, или без ног. Но я не верю, что это сделал Господь, чтобы наказать родителей за полученное половое удовольствие или за адюльтер. Я видел таких же изуродованных и среди животных. Интересно, они тоже были наказаны за грех?

Имоджин не могла придумать, что сказать ему в ответ. Ведь она и сама как-то видела ягненка с шестью ногами.

Фицроджер ласково погладил ее по щеке, и она могла поклясться, что он улыбается.

— Мой самый большой грех в том, что я забыл, как ты молода и наивна. Иногда ты бываешь такой смелой и сильной. Иди ложись в постель, я скоро вернусь.

«Молода и наивна». Хотя это и была сущая правда, эти слова были ей неприятны. Но Тай сказал, что иногда она бывает смелой и сильной, и это ее успокаивало.

Фицроджер считал, что причиной ее духовного смятения были угрызения совести на религиозной почве, но Имоджин понимала, что это совсем не так. Причиной всего был необъяснимый страх, который усилился после проповеди Фульфгана.