– Нет, я не особенно огорчена, – ответила она, – так как, узнав скверное об одном, я в то же время услышала много хорошего о другом – о том, который мне гораздо ближе.

– Уж будто это было хорошее? Уличая Гвидо в его грехах, я не умолчал и о своих, как тебе известно. Простишь ли ты меня?

– За что? За то, что ты постарался освободиться от дурного влияния? Вспомни, Генри, что я всегда верила в тебя, несмотря ни на что.

– Да, это верно! – с глубокой нежностью ответил Генрих. – Однако не будем портить себе нынешний день из-за Гвидо. Ты знаешь, что сегодня должен приехать отец, а затем я думаю сыграть одну штуку с доктором Эбергардом. Пока я послал его поздравить Кетти и Жильберта. Пойдем, Эви, я расскажу тебе, как это все произошло.

Поздравление, вероятно, прошло вполне благополучно; по крайней мере, когда Генрих и Эвелина вернулись домой, они застали доктора Эбергарда в обществе Жильберта и его невесты. Между Кетти и стариком было заключено перемирие, а Жильберт сиял от радости, что помирился со своим профессором. Только что был разговор о том университетском городе, где обычно жил Эбергард и где молодой доктор получил место. Эвелина заметила, что новобрачные должны будут нанять себе отдельную квартиру, и Эбергард уже настолько смягчился, что ничего не возразил против этого. Он был доволен теперь уже и тем, что Жильберт поселится недалеко от него, и будет продолжать работать с ним вместе.

– Ты, кажется, уже немного приручила этого медведя? – шепнул Генрих на ухо двоюродной сестре.

– Я надеюсь, что мы постепенно сделаем из него человека! – с достоинством ответила Кетти.

– Похвальное начало! Смотри только в оба за своим женихом, следи за ним, чтобы он не изменил тебе ради своей старой привязанности! – пошутил Генрих.

Девушка подняла свою белокурую головку, пристально посмотрела на жениха и самоуверенно ответила:

– Не беспокойся, Генри, мне-то он не изменит!

Доктор Эбергард был в наилучшем расположении духа, когда Генрих сделал какой-то таинственный знак своей невесте.

– Знаете, доктор, – начала она, – вы лишили жителей нашей долины большого удовольствия. Они хотели выразить вам свою благодарность за то мужество и самопожертвование, которые вы проявили во время спасения Генри и его проводников.

– Пусть оставят меня в покое! – сердито крикнул доктор, сразу придя в дурное настроение. – Я их вышвырну за дверь, если они осмелятся показаться у меня. Мартин знает, как следует поступать в таких случаях.

– Да, он учился этому, к сожалению, в течение многих лет, – вмешался в разговор Генрих. – Однако те люди, о которых мы только что упомянули, предвидели, какой прием их ожидает; поэтому они поручили нам передать их благодарность доктору Эбергарду. Я взял на себя смелость представить вам маленькое доказательство этой благодарности!

– Ах, вероятно, адрес или какой-нибудь подарок! – воскликнул Эбергард. – Я категорически запрещаю это. Я сейчас же выброшу за окно всякое доказательство благодарности. Передайте мои слова этим глупым людям.

Генрих сделал вид, что не слышит протеста доктора; он вышел за дверь и сейчас же вернулся, держа на руках маленького мальчика, которому не было еще и трех лет. Это был прелестный ребенок с золотистыми волосами, в чистеньком, хотя и старом платьице.

– Не бойся, Вастль, этот дядя очень добрый, – обратился Генрих к мальчику, – он нарочно делает такой сердитый вид, он шутит с тобой. Прочти ему скорее свои стишки!

Ребенок послушался; он сложил ручки и прочел на своем детском языке незатейливые стихи, в которых заключалась благодарность сына за спасение отца.

Эбергард с сердитым видом слушал этот детский лепет. Однако Вастль, поверивший, что «дядя шутит», нисколько не боялся старика и, окончив свой стишок, весело улыбнулся ему.

– Ну, что же, доктор? Вы желаете выбросить из окна этого господина? Возьмите лучше его на руки! – проговорил Генрих и без всякого стеснения посадил Вастля на руки Эбергарда.

Доктор выглядел в эту минуту необыкновенно комично. Он беспомощно стоял со своей ношей, не зная, что с ней делать.

– Это что? Один из тех семи? – наконец вполголоса спросил он.

– Да, доктор, это самый младший из них! – спокойно ответил Генрих. – У дверей стоят еще шестеро вместе с Себастьяном и их матерью; Винцент и Гундель с отцом тоже там; кроме того, и староста пришел благодарить вас. Как хотите, доктор, я должен всех их впустить сюда, иначе они простоят у наших дверей весь день.

– Ну, черт их побери, пусть войдут вместе со всей своей оравой!

Генрих поспешил воспользоваться этим разрешением: он широко открыл дверь, и в комнату ворвалась толпа.

Эбергарда окружили со всех сторон, и ему пришлось выслушать ненавистную для него благодарность. К удивлению всех, доктор подчинился своей участи с невероятной кротостью. Он не ворчал ни на Винцента, ни на Себастьяна, когда они излили перед ним свои чувства глубокой признательности; он позволил представить ему братьев и сестер маленького Вастля и даже ничего не возразил, когда отец Гундель выступил вперед, чтобы прочесть ему похвальную речь. Ради такого торжественного случая Вастля хотели взять у доктора, но мальчик начал сопротивляться и цепляться за сюртук Эбергарда.

– Оставьте мальчика в покое, – приказал старик, – он первый приветствовал меня, и очень удачно.

Отец Гундель прочитал речь и сам был поражен своим красноречием.

Этим торжественная благодарность закончилась, и дамам представили Винцента Ортлера и Гундель как жениха и невесту. Генрих разговаривал с крестьянами, а Эбергард, продолжая держать на руках Вастля, подошел к Жильберту и с довольным видом заявил:

– Этот мальчик не хочет уходить от меня… Ты меня не боишься, Вастль, нет?

Ребенок обхватил ручками шею старика и заболтал от удовольствия голыми ножками.

– Прекрасный мальчишка! – похвалил Эбергард. – Послушайте, Жильберт, когда вы женитесь, вы должны будете доставить мне такого же мальчика. Нечего стыдиться! Во всяком христианском браке должны быть дети! Посмотрите, у Себастьяна семеро детей, а он нисколько не стыдится, и совершенно прав! Это премиленькая компания! Правда, немножко трудно накормить их всех, но и этой беде можно помочь. Я уже говорил, что время от времени буду помогать Вастлю; тогда кое-что перепадет и остальным.

Мать подошла, чтобы взять своего сына, что обошлось не без протеста со стороны ребенка. Это привело Эбергарда в полный восторг! Он пожал всем руки на прощанье, и, когда очередь дошла до Себастьяна, особенно сердечно простился с ним, добавив при этом:

– Если кому-нибудь из ваших семерых малюток понадобится медицинская помощь, обращайтесь прямо ко мне, я их всех буду лечить. А Вастля вы вообще иногда приносите к нам, этот мальчик мне очень нравится.

Все ушли очень довольные любезным приемом доктора, которого они раньше так боялись.

Не успела закрыться дверь за посетителями, как в комнату вошел Гвидо Гельмар. Он успел вернуть обратно извозчика, с которым приехал, и велел положить в экипаж свои вещи, внесенные уже в дом. Он объяснил лакею, что извозчик не понял его; он приехал на этот раз на самое короткое время, по пути на вокзал, извозчик же подумал, что он остается здесь совсем. Поэт вошел в гостиную очень непринужденно и с любезным выражением лица. Он так был уверен, что Генрих ничего не скажет о происшедшей между ними сцене, что не выказывал ни малейшего смущения.

– Простите, что я на этот раз появляюсь в вашем гостеприимном доме, как метеор, – обратился он к Эвелине. – Меня внезапно вызывают телеграммой в Берлин, я должен быть там по очень важному делу, и не могу терять ни минуты. Однако я не мог уехать отсюда насовсем, не заглянув к вам хотя бы на самое короткое время. Мой милый Генри написал мне, какое радостное событие случилось здесь во время моего отсутствия, и я счел своим приятным долгом поздравить вас и от всей души пожелать вам обоим счастья!

– Благодарю тебя от имени моей невесты и от своего! – спокойно ответил Генрих, привыкший к комедиям своего бывшего друга.

Что касается Эвелины, то она не умела притворяться; ей был так противен Гельмар, что ее рука задрожала, когда тот, по обыкновению, поднес ее к своим губам. Гвидо объяснил себе этот трепет иначе. Он был убежден, что молодая женщина неравнодушна к нему, хотя и выходит замуж за другого. Скорбно, с выражением глубокой укоризны посмотрел он на Эвелину, точно упрекая ее за то, что она предпочла ему, известному поэту, какого-то пустого, заурядного человека.

Генрих понял этот взгляд и от негодования покраснел до ушей.

– Меня удивляет, как это мы не видели твоего экипажа, – проговорил он с особенным ударением на каждом слове, – ведь мы были с тобой в павильоне, и Эвелина тоже была там, рядом с той комнатой, в которой мы с тобой беседовали, так что слышала весь наш разговор. Из окна павильона прекрасно видна вся улица, и все-таки мы не заметили экипажа. Странно!

Теперь задрожала рука Гельмара. Он вторично сам погубил себя! Поэт видел выражение глубокого презрения на лице молодой женщины, раньше восхищавшейся им как человеком и писателем. Да, теперь его игра была проиграна!

Однако Гельмар не терялся ни при каких обстоятельствах. В следующий же момент он обратился к Кетти и с видом радостного изумления узнал о ее помолвке. Он шумно поздравил ее, Жильберта и доктора Эбергарда, причем наговорил последнему много комплиментов по поводу его геройского подвига, о котором он читал в газетах.

Приезд тайного советника Кронека прервал поток излияний любезного поэта.

Генрих уже письменно сообщил отцу о своей помолвке с Эвелиной. Это известие поразило и вместе с тем очень обрадовало старого Кронека. Эвелина всегда была его любимицей; кроме того, он был уверен, что молодая женщина будет иметь хорошее влияние на сына, чего нельзя было ожидать от юной Кетти. В довершение всего Эвелина была и значительно богаче своей падчерицы, так что этот брак представлялся во всех отношениях желательным для Генриха. Впервые тайный советник одобрил поступок своего сына и с распростертыми объятиями принял свою будущую невестку.