– Почти ничего – я только написал его! Что с тобой, Эви? Ты точно испугалась? Неужели заглавие моей пьесы ничего не сказало тебе? Я больше всего боялся, что именно ты откроешь мою тайну, а на деле оказалось, что ты тоже не имела ни малейшего представления о том, кто автор «Альпийской феи».

Большие темные глаза Эвелины с недоверчивым изумлением приковались к лицу Генриха.

– Генри, неужели это правда? – воскликнула она. – Ты…

– Неизвестный автор, тот, которого тщетно ищет вся столичная пресса, тот, которого Гельмар принял так немилостиво.

– И у тебя хватило жестокости, чтобы скрыть от меня свой поразительный талант? Даже говоря со мной о своей любви, ты ни одним звуком не упомянул об этом.

– Вот именно, умоляя тебя быть моей женой, я и не хотел, чтобы какое-нибудь другое обстоятельство, помимо любви, повлияло на твой ответ. Писатель, которым восхищается весь свет, который сразу завоевал славу, мог, конечно, легче завоевать успех у моей романтической Эвелины, чем ничего не значащий молодой человек, занимающий незначительную должность в одном из министерств. Но мне хотелось, чтобы этот ничего не значащий молодой человек, легкомысленный Генри нашел путь к твоему сердцу, несмотря на то, что его любыми путями хотели очернить в твоих глазах. Слава Богу, ты не отвергла его, и теперь и он, и автор «Альпийской феи» принадлежат тебе на всю жизнь.

Эвелина прижалась к груди молодого человека и робко взглянула на него; она робела перед его могучим талантом, сразу завоевавшим сердца людей.

– Генри, твой первый труд имел невероятный успех, – проговорила она. – Но неужели твой талант обнаружился так внезапно? Разве можно стать поэтом по желанию?

– Конечно, нет, Эви, – улыбаясь, ответил он. – Очевидно, талант был у меня от рождения, но я не понимал этого и растрачивал его по мелочам. Только ты направила меня на верный путь, ты сняла повязку с моих глаз. Я чувствовал неудовлетворенность, не мог заниматься простым канцелярским делом; меня влекло куда-то, и я не знал, к чему приложить свои силы. Но вот раздался твой голос и заставил меня серьезно оглянуться на то, что делается во мне и вокруг меня. Одной тебе я обязан тем, что из меня кое-что вышло. Да, ты была права: жизнь – драгоценный дар, и ее не следует тратить на пустяки! Ты сказала мне, что существуют более высокие цели, чем срывание цветов с недоступных скал, и я не буду больше делать это, тем более что у меня имеется теперь другая «альпийская фея», которая недоступна для других, к которой тщетно протягивались многие руки. Я нашел дорогу к своему «цветку счастья» и не расстанусь с ним до самой смерти.

11

Над долиной и горами разыгралась сильнейшая гроза. Темные, почти черные тучи охватили весь горизонт и их почти непрерывно прорезывали огненные зигзаги молнии. Страшные раскаты грома обрушивались на землю, и эхо от них еще долго звучало в воздухе. Бурный ливень, не переставая, длился более часа, оставляя после себя следы разрушения.

Высоко в горах гроза превратилась в снежный ураган, бушевавший со страшной силой. Вокруг маленькой горной гостиницы старика Амвросия белый пушистый снег совершенно покрыл зеленую траву; старая серая крыша домика тоже побелела, но сам домик продолжал стоять так же крепко, как и раньше; он перенес уже не одну бурю и стойко выдерживал ее натиск. Ветер несколько утих, но снег продолжал падать большими хлопьями, и в воздухе висел густой туман, не позволявший рассмотреть то, что делалось на расстоянии нескольких шагов.

В большой, но низкой комнате горной гостиницы сидел за столом и обедал Амвросий со своими домочадцами – старой Кристиной и мальчиком.

– Вот так погодка! – проговорила Кристина. – Теперь, слава Богу, становится тише, а я уже думала, что на этот раз и наш дом не устоит на месте.

– Нет, ему ничего не сделается, он крепок, как скала, – возразил Амвросий.

Мальчик, сидевший у самого окна, машинально посмотрел на улицу и вдруг удивленно вскрикнул:

– Посмотрите, хозяин, сюда кто-то идет, какие-то люди!

– В такую-то погоду? – проворчал Амвросий и, поднявшись с места, тоже подошел к окну.

Действительно, со двора слышались чьи-то голоса, и сквозь туман можно было рассмотреть темные силуэты человеческих фигур.

– Так это и есть горная гостиница? Сразу видно, что она уже находится в области этих проклятых ледников, – раздался резкий мужской голос. – Все вокруг покрыто снегом, точно зимой. Худшей дороги я еще не видел за всю свою жизнь, и, по всей вероятности, мы совершенно напрасно предприняли это опасное путешествие. Я убежден, что они преспокойно сидят в теплой комнате гостиницы, и будут смеяться над нами, что мы взобрались на горы в такую бурю, чтобы искать их среди снегов.

– Дай Бог, чтобы ваши слова оказались верными, но я сомневаюсь в этом, – ответил другой, более мягкий голос. Амвросий быстро открыл дверь и сразу заметил, что произошло что-то не совсем обычное. Прежде всего, ему бросилась в глаза широкоплечая фигура хозяина нижней гостиницы, а возле него стоял доктор Эбергард в наскоро наброшенном дождевом плаще. За их спинами виднелись головы еще нескольких человек.

– Благослови, Боже, Амвросий, – проговорил отец Гундель, снимая шапку. – Ты, конечно, удивлен, что мы взобрались к тебе сегодня в такую погоду? Вероятно, у тебя есть еще гости, кроме нас?

– Нет, сюда никто не приходил. А вы надеялись кого-нибудь встретить здесь? – спросил Амвросий, отходя в сторону, чтобы дать возможность пришедшим войти в его дом.

– Да, одного путешественника, который с двумя проводниками отправился на вершину горы. Мы думали, что они уже успели спуститься и сидят у тебя. Ты никого не видел?

– Ведь я сказал вам, что здесь не было ни души! – повторил Амвросий.

– В таком случае они сидят в сторожке наверху, – ворчливо заметил Эбергард, но в его тоне чувствовалась затаенная тревога. – Что за глупое времяпрепровождение лазать по горам и ледникам, – сердито продолжал доктор, – точно нельзя сломать шею, сидя внизу!

– Это знаменитый доктор Эбергард, который гонит всех прочь из своего дома и вообще отличается грубостью, – прошептал отец Гундель на ухо Амвросию. – Он всю дорогу бранился, но не отставал от нас и, несмотря на дождь и ветер, шел так бодро, словно родился в горах.

Все общество вошло в большую комнату, где сидели мальчик и Кристина, во все глаза смотревшие на неожиданных посетителей. Гости присели, чтобы отдохнуть, и рассказали хозяину гостиницы, каким образом они попали к нему.

Вчера после обеда один из туристов отправился в горы с двумя проводниками. Погода была прекрасная. Они хотели переночевать в сторожке, чтобы на рассвете подняться еще выше, на Снежную вершину. Наверно, они выполнили свое намерение, так как утро было солнечное и ясное; теперь они должны были бы уже быть здесь, но неожиданно разразившаяся буря застала их в пути. Если им не удалось добраться до сторожки, то можно было ожидать самого худшего. Родственники молодого путешественника страшно тревожатся. Они предложили большое вознаграждение тем, кто решится поискать туристов и в случае нужды окажет им помощь. Нашлось несколько смельчаков, которые не побоялись трудной и опасной дороги, и отправились на поиски. Во главе отряда храбрецов находился отец Гундель, считавшийся одним из лучших проводников. Доктор Эбергард тоже присоединился к ним, не объясняя причины, для чего он пускается в такой опасный путь. Решили, прежде всего, справиться в горной гостинице, нет ли там путешественников, и если окажется, что их нет, попытаться пробраться еще выше, к сторожке.

– Как вы думаете, можно будет дойти до сторожки? – спросил хозяин нижней гостиницы.

– Вряд ли, – ответил Амвросий, задумчиво покачав головой. – Буря особенно свирепствовала в том направлении, и я думаю, намела непроходимые сугробы снега. Да, по-моему, вам и незачем идти дальше. Если путешественники успели добраться до сторожки, то они могут спокойно просидеть в ней до утра – сторожка построена крепко, и находящимся в ней не грозит ни малейшая опасность; если же буря застала их на открытом месте, то тут уже не поможет никто!

Отец Гундель молча кивнул головой в знак согласия, а все остальные только переглянулись. Амвросий считался авторитетом в этом отношении; если он находил, что помочь несчастным нельзя, то оставалось лишь подчиниться его решению. Только доктор Эбергард, не признававший вообще никаких авторитетов, резко запротестовал:

– Значит, по-вашему, мы должны спокойно сидеть в теплой комнате, зная, что люди борются со смертью в снежных сугробах? Хорошо нас встретят внизу, когда мы объявим там о наших подвигах. Бедная госпожа Рефельд умрет на месте, когда услышит о гибели путешественников. Если бы она еще могла плакать, тогда другое дело, но молчаливая тревога и взгляд, которым она окинула меня, когда я объявил ей, что тоже иду искать безумцев, совершенно убедили меня, что она умрет на месте, узнав о несчастье. К чему же тогда я мучился с ней целый год, к чему вырвал из когтей смерти! Шарлатан Мертенс, не разбирая причины, будет торжествовать и смеяться надо мной! Он объявит, что давно нашел состояние госпожи Рефельд безнадежным и оказался прав, а я останусь в дураках. О, только бы мне заполучить этого Генриха Кронека, уж досталось бы ему от меня на орехи!

Услышав имя Кронека, Амвросий вздрогнул как от удара.

– Как вы сказали? – дрожащим голосом спросил он. – Как фамилия туриста?

– Кронек, молодой Кронек, – ответил отец Гундель – Вы его знаете, Амвросий; он часто заходил к вам в прошлом году. Он взял с собой в качестве проводников Винцента Ортлера и Себастьяна.

На загорелом, обветренном лице старика выразилось чрезвычайное беспокойство.

– Разве он опять здесь? – задыхающимся голосом спросил он. – А я ничего не знал. Его необходимо спасти!

Старик быстрыми шагами подошел к окну и несколько секунд пристально всматривался в темноту. Все ждали в напряженном молчании, когда он заговорит.