Молодой доктор воспользовался беседой своего патрона с Генрихом и прошел в боковую аллею, где случайно прогуливалась Кетти. Но он не успел обменяться и двумя словами с юной хозяйкой дома, как услышал громовой голос Эбергарда. Жильберт вздрогнул и поспешил на зов сердитого старика. Эбергард вдруг вспомнил, как его ассистент уронил на пол стеклянную пластинку с препаратом, когда в его библиотеку вошла эта самая юная особа. А потому бросил теперь на Кетти злобный взгляд, схватил злополучного Жильберта под руку и не выпускал его из своих рук до тех пор, пока не уселся вместе с ним в карету. Генрих почтительно раскланялся со старым доктором и стоял у калитки, пока карета не скрылась из виду.

– Слава Богу, у Эбергарда есть надежда, я так и думал! – радостно воскликнул он, направляясь к дому.

В гостиной царило всеобщее смятение, когда Генрих вошел в комнату, принявшую совершенно другой вид после того, как в ней похозяйничал Эбергард. Исчез мечтательный полумрак, а вместе с тем и спертый, пропитанный запахом цветов, воздух. Через широко открытые окна вливались яркий свет и свежий прохладный ветерок. Эвелина лежала в полуобморочном состоянии на диване, и горничная смачивала ей виски и лоб одеколоном. Гвидо, который не мог простить Эбергарду выражения «каждый встречный – поперечный», громко поклялся, что не допустит, чтобы нога этого грубого человека переступила порог виллы Рефельдов. Тайный советник, тоже не стесняясь в словах, выражал свое полное негодование по адресу доктора. В довершение всего пришла Кетти и рассказала, как «это чудовище» Эбергард схватил за руку своего милого, скромного ассистента и потащил, словно овцу, вон из сада только потому, что тот осмелился сделать несколько шагов в сторону, по направлению боковой аллеи.

5

Маленькая горная гостиница, владельцем которой был Амвросий, располагалась очень высоко в горах. От виллы Рефельдов к ней нужно было подниматься целых два часа по очень крутой тропинке. Несмотря на то, что сообщение с долиной было очень затруднительным, а зимой даже невозможным, владелец гостиницы, уже давно овдовевший, чувствовал себя в своем уединенном жилище очень недурно. Большую часть времени Амвросий довольствовался лишь обществом старой служанки и мальчика, исполнявшего разного рода черную работу. Старик мало общался с местными крестьянами; они недолюбливали его за резкость, но все-таки относились к нему с почтением, и слава об Амвросии как о лучшем, смелом проводнике, была широко распространена по всему округу.

Теперь он стоял возле своего дома и разговаривал с молодым крестьянином, у которого в руках была альпийская палка, а за спиной – сумка с разными принадлежностями, как у всех горцев, отправляющихся в путешествие.

– Прощайте, мне пора уходить! – сказал крестьянин, красивый, сильный юноша, мрачно поглядывая на заходившее солнце.

– Чего же тебе так торопиться? Ты еще не успел отдохнуть. Посиди немного!

– Нет, не могу! Я обещал прийти в нижнюю гостиницу вечером.

– Кому ты обещал? Наверно, Гундель, дочери хозяина гостиницы? Как обстоят твои дела с ней, Винцент?

Юноша отвернулся, и его лицо стало еще мрачнее, чем было раньше.

– Никак! Она на меня не обращает никакого внимания!

– Что ты говоришь? А я ведь был уверен, что ты скоро позовешь меня на свадьбу!

– Я и сам так думал, но на моем пути стал другой. Какой-то проходимец, нездешний! Он стал бегать за девчонкой и разными сладкими словами вскружил ей голову. Это длится уже несколько недель. А я сидел себе здесь, наверху, и ничего не знал об этой истории. Только вот в последний раз, когда был в церкви, я услышал эту новость от одного приятеля.

– А ты не говорил с Гундель?

– Да, хотел поговорить, но она меня и слушать не хочет. Девушку точно подменили. Как только я раскрыл рот, она накинулась на меня и готова была совсем прогнать из дома. Но я ее так легко не уступлю, и ей тоже не позволю смеяться надо мной; ее отец всегда будет на моей стороне.

– Конечно, – согласился Амвросий. – Трактирщику гораздо приятнее выдать дочь замуж за богатого крестьянина Винцента Ортлера, чем за какого-то проходимца. Ты его видел когда-нибудь?

– Один только раз и то издали, но все-таки запомнил настолько, что всегда смогу узнать. Если я когда-нибудь встречу его с Гундель, то ему не поздоровится, это уж как Бог свят!

– Так и надо! – резко заметил Амвросий. – Покажи ему, где раки зимуют, пусть Гундель убедится, что ты умеешь постоять за себя. С бабами нельзя иначе. Прощай, Винцент!

Крестьянин поклонился и начал спускаться в долину. Не прошло и четверть часа, как он увидел поднимающуюся стройную фигуру молодого человека в костюме альпийского туриста. Последний шел так легко и быстро, точно был прирожденным горцем.

Винцент остановился, затаив дыхание, словно охотник, увидевший дичь. Несколько секунд он был в нерешительности, затем с довольным видом двинулся вперед и преградил дорогу незнакомцу, который оказался Генрихом Кронеком. Молодой человек хотел воспользоваться последним днем своего пребывания на вилле Рефельдов, чтобы побывать на Снежной вершине. Накануне он условился с Амвросием и теперь шел, чтобы переночевать у него, а рано утром двинуться в путь. Увидев крестьянина, преградившего ему дорогу, он очень удивился, но ему и в голову не пришло, что тот питает к нему какие-то враждебные чувства.

– Здравствуйте! – проговорил Генрих и остановился в ожидании, что крестьянин посторонится и даст ему дорогу, но тот не двинулся с места, а резко спросил:

– Куда вы идете, господин?

– К проводнику Амвросию!

– Я только что оттуда!

– Амвросий дома?

– Да, дома, как и его старая Кристина. Вероятно, вы идете не для того, чтобы любоваться ею.

– Конечно, нет! – громко смеясь, ответил Генрих. – Я очень уважаю старую Кристину, она печет великолепные пирожки, но для того, чтобы «любоваться», я постараюсь найти кого-нибудь помоложе. А теперь, пожалуйста, пропустите меня.

Винцент оперся о свою альпийскую палку и, мрачно посмотрев на смеющегося туриста, спросил:

– А вы очень торопитесь? Мне нужно с вами поговорить.

– Со мной?

– Вы меня не знаете? Ну, конечно! Зато я знаю вас очень хорошо!

– Это для меня чрезвычайно лестно! – с улыбкой заметил Генрих, которого начал потешать глупый крестьянин. – А кто же вы?

– Мое имя Винцент Ортлер. Знаете ли вы Гундель, дочь трактирщика?

– Ну, конечно! Кто не знает этой красотки? – непринужденно ответил Генрих. – Она вас послала ко мне?

– Кто? Гундель? – злобно воскликнул Винцент. – Разве вы уже так близки с ней, что она может посылать к вам посыльных? Впрочем, я так и думал!

С грозным видом крестьянин подошел ближе к Генриху, но тот продолжал стоять, спокойно скрестив на груди руки, и сухо проговорил:

– Берегитесь, Винцент Ортлер! Вы подошли слишком близко ко мне со своей палкой, это может мне не понравиться.

Этот холодный тон подействовал на крестьянина; он стиснул зубы от злости, но все-таки медленно отошел.

– Что вы хотели мне сказать? – спросил Генрих после некоторой паузы.

Винцент ответил не сразу. Он внимательно осмотрел своего противника, точно взвешивая его силы, и, наконец угрожающим тоном произнес:

– Мне нравится Гундель!

– Прекрасно. Что же дальше?

– А дальше то, что я не желаю, чтобы она болтала и шутила с городскими господчиками.

– Тогда запретите ей это!

Винцент горько рассмеялся.

– Так она меня и послушает! Гундель делает, что хочет; если она видит, что мне что-нибудь не нравится, то нарочно будет делать это.

– Это доказывает ее любовь к вам, – насмешливо проговорил Генрих. – Но какие у вас, собственно, права на Гундель? Она ваша невеста?

Глаза молодого крестьянина снова злобно сверкнули.

– Если бы вы не приехали сюда, то она давно была бы моей невестой, но с тех пор, как вы здесь, с Гундель нет сладу. Одним словом, я хочу знать, в каких вы с ней отношениях?

Этот вопрос был задан таким странным, вызывающим тоном, что всякий другой на месте Генриха отвернулся бы от грубого крестьянина и не ответил бы ему ни слова, но Генрих заинтересовался им и, улыбаясь, ответил:

– Винцент Ортлер, очень нехорошо с вашей стороны набрасываться на человека на улице и задавать ему такие странные вопросы. Но в вас есть что-то оригинальное, и, несмотря на вашу дикую выходку, вы мне нравитесь.

– Это мне безразлично, – проворчал Винцент. – Я требую ответа на свой вопрос; ответите ли вы мне или нет?

– Если вы будете говорить со мной таким тоном, тогда нет!

– Подумайте хорошенько! Если мы не разойдемся по-доброму, то…

– Что будет? – насмешливо перебил его Генрих.

– То может произойти несчастье!

– Ах, вы мне угрожаете? – воскликнул Генрих. – В таком случае я прекращаю этот разговор. Силой меня ни к чему нельзя принудить!

Винцент обеими руками схватил свою палку, точно собираясь ударить ею, но остановился.

– Впрочем, можете не отвечать, – глухо, хриплым голосом сказал он. – Я сам вижу, как обстоит дело. Несколько дней тому назад я встретил вас, когда вы шли с Гундель; смеху и шуткам не было конца. Тогда я еще, конечно, не знал ничего определенного, ну а теперь не советую вам гулять с ней. Если я еще когда-нибудь встречу вас вместе, это плохо кончится. У меня есть дома ружье, из которого я могу подстрелить в случае нужды не только дичь. Помните о Винценте Ортлере.

Не дав времени Генриху что-нибудь возразить на его слова, крестьянин повернулся и направился вниз.

«Странный малый! – подумал Генрих и посмотрел ему вслед, качая головой. – Интересно бы знать, что ему нужно от меня? Спрошу при случае Гундель».

Не придавая никакого значения угрозам Винцента, точно это была шутка, Генрих беззаботно пошел вперед и скоро был у дома Амвросия.

Старик сидел на скамеечке возле дверей дома и чинил свой топор; при виде гостя его лицо озарилось радостной улыбкой.