Эмили Кармайкл - Цветок Прерий

– Это навсегда, – спокойно сказала Маккензи.

– Да, навсегда, – согласился Кэл.

– Я беру тебя в мужья, – начала клятву Маккензи, – что бы ни случилось завтра или в далеком будущем, с тобой всегда будут моя любовь и доверие. Все, что принадлежит мне, принадлежит и тебе. Мое имущество, мое тело, моя душа. Я – это часть тебя.

Кэл опять долго смотрел на Маккензи. Лицо его озарилось светом любви и нежности.

– Ты безраздельно завладела моим сердцем с первого дня, когда я увидел тебя, – сказал он. – И это всегда будет так. Моя жизнь и душа принадлежат тебе. Без тебя мне нечего делать в этом мире.

– Мы – одна семья, – объявила Маккензи, – и мы всегда будем одной семьей, как бы далеко мы не были друг от друга.

Они еще долго сидели, взявшись за руки, пока Фрэнки не начала зевать.

– Кажется, кому-то пора в постель, – сказал Кэл с улыбкой.

– Я не устала, – возразила Фрэнки, – правда, нисколечко!

Кэл отнес дочь в ее комнату. Девочка уснула еще до того, как он укрыл ее одеялом.

– Ты тоже устала, – сказал Кэл Маккензи, вернувшись в гостиную. – Не знаю, как ты еще держишься на ногах.

– Я не устала, нисколечко, – как эхо повторила Маккензи слова Фрэнки, но, договорив, зевнула.

– Я могу отнести в кровать и тебя. Существует ли такая традиция в ночь свадьбы?

Маккензи улыбнулась.

– Что-то в этом роде.

Кэл легко подхватил ее на руки и понес к дверям, но вдруг остановился.

– Тебе придется сказать мне, где твоя постель. Я еще не имел удовольствия видеть ее.

– Странно, что ты не помнишь, – начала поддразнивать Маккензи, – ты был там со мной в моих мыслях почти каждую ночь!

В спальне Маккензи было темно и стало еще темнее, когда Кэл закрыл дверь.

– Не знаю, помню ли я, как занимаются любовью в кровати, – пошутил Кэл. – Мы никогда не были в таких цивилизованных условиях.

Он бережно положил ее в постель и лег рядом.

– Думаю, мы справимся, – улыбнулась Маккензи и помолилась богу, чтобы эта ночь никогда не кончалась.

За несколько часов им предстояло прожить целую жизнь, полную любви.

До рассвета оставалось немного времени, хотя было еще совсем темно. Маккензи не спала. Всю ночь они оба боролись со сном: разговаривали, занимались любовью, снова разговаривали и снова занимались любовью, по молчаливому согласию ни разу не упомянув о том, что им предстоит днем. У них не было времени строить предположения, все проблемы были отложены до завтра.

Но завтра настало очень рано. Проснувшись, Маккензи почувствовала, что что-то изменилось. Крепкое мужское тело, которое она обнимала, было таким же теплым и родным; сентябрьский ветерок, проникавший сквозь ставни, таким же приятным, но в комнате гулял какой-то холодок, не имевший отношения к температуре. Еще до того, как она услышала зловещий топот копыт, Маккензи поняла, что случилось.

– О, Кэл!

Он тихонечко сжал ее руку, но ничего не сказал.

– Мне следовало знать, что это произойдет! Я никогда бы не позволила тебе остаться…

– Вряд ли ты смогла бы выгнать меня этой ночью. У Маккензи не было сомнений, кто посетил их в этот предрассветный час. Кэл натянул брюки и взял ружье, стоявшее в углу.

– Ты еще можешь бежать, – горячо уговаривала Маккензи. – Сейчас темно, а ты умеешь прятаться в темноте, как никто другой.

– Возможно. Оставайся в комнате.

– Нет!

Раздался громкий стук в ворота ранчо.

– Выйди через кладовую и проберись через двор в кухню, – торопливо объясняла Маккензи. – Дом для гостей и коптильня прикроют твой отход в горы.

Она схватила халат и, заворачиваясь в него на ходу, побежала за Кэлом во двор. Через пару шагов они остановились. По тропинке, выложенной камнями, брела сонная Фрэнки.

– Меня разбудил шум, – сказала она, сладко зевая.

– Маккензи! – раздался голос Израэля Поттса из-за забора. – Ты спрятала беглеца. Прогони его, детка, или у тебя будут крупные неприятности.

Где-то рядом прозвучал предупредительный выстрел. Кэл вздохнул и опустил ружье.

– Они все тут разнесут, пытаясь поймать меня, – сказал он Маккензи.

Фрэнки доковыляла до них и, оперевшись на ногу Кэла, чуть не заснула, стоя.

– Все это ни к чему, Мак, – он ласково потрепал золотистые волоски дочери. – Это слишком дорого обойдется.

Когда Маккензи ехала в фургоне к отелю Нелли Кэшмен, ей казалось, что солнце померкло и перестало согревать землю своими лучами. С той предрассветной минуты, когда Кэла забрали, Маккензи не чувствовала ничего, кроме опустошенности. Его взяли, не сделав ни единого выстрела, и он не сделал никаких попыток бежать. Лу ломала руки, Эймос спорил с Поттсом и Кроссби, а Фрэнки плакала. Маккензи наблюдала за происходящим, онемев от горя. Кэл мог побороться за свою свободу, но не захотел рисковать жизнями близких людей.

Маккензи проклинала Кроссби за подлость, а Израэля за глупость. Она обнаружила, что Натан подкупил одного из ее работников, велев ему шпионить. Никто не видел, как уезжал Гидеон Смолл, но Скиллет Махоуни и Булл Фергюсон видели, как он ехал обратно, когда было совсем темно. В ходе короткого разбирательства, проведенного Буллом, Гид сознался, что Кроссби заплатил ему, чтобы он сообщал обо всем происходящем на ранчо. Натан не предполагал, что вернется Маккензи, но надеялся, что Кэл приедет за дочерью. Маккензи сразу же уволила предателя, но это не принесло ей успокоения. Было бы гораздо лучше, если бы она добралась до Натана Кроссби.

– Я скажу Нелли, что мы пробудем несколько дней, – сказала Лу, вылезая из фургона, и спустила на землю Фрэнки. – Думаю, ты захочешь повидать Кэла.

– Да, – Маккензи махнула Сэму Кроуфорду, – будьте добры, оставьте этот фургон и лошадей в платной конюшне, мистер Кроуфорд.

Пока Маккензи не было, Лу назначила Сэма управляющим. Он вместе с другими работниками ранчо приехал сюда, чтобы продемонстрировать, что они поддерживают Кэла теперь, когда он стал жертвой беззакония.

– И, пожалуйста, проследите, чтобы мужчины ничего не натворили.

– Они будут вести себя, как положено, мисс Батлер. Когда Маккензи вошла в здание тюрьмы, инспектор дремал, положив ноги на стол.

– Инспектор Крил?

Инспектор со стуком опустил ноги на пол.

– Где я могу найти помощника шерифа Поттса?

– Э… мисс Батлер, Израэль сказал, что Вы здесь появитесь. Он… э… обедает.

– Не могли бы Вы известить его о том, что я хочу встретиться с ним?

– Но…

Маккензи сердито сверкнула глазами.

– Инспектор, я не уйду, пока не увижу Израэля. Если Вы не хотите провести весь день в моей компании, Вам придется сходить за ним.

– Черт возьми, мисс Батлер, не могу же я оставить Вас вдвоем со Смитом!

– Что, Вы думаете, я собираюсь сделать? Украсть его из тюрьмы среди бела дня? Хотите привязать меня к столу, пока Вас не будет? Или мне пойти с Вами за Израэлем?

– Нет, мисс Батлер… Я не думаю, что стоит это делать.

Значит, Израэль пьет где-то куда, приличной женщине заходить не следует.

– Я не уйду, пока не поговорю с Израэлем.

– Ну… думаю, я улажу это. Я выйду всего на минутку.

Крил демонстративно снял тюремные ключи с крючка и пристегнул их к своему ремню, потом запер оружейный склад.

– Вы не успеете чихнуть, как я вернусь, – предупредил он.

– Апчхи! – мстительно сказала Маккензи, как только за ним захлопнулась дверь.

Маккензи подошла к двери камеры и заглянула в зарешеченное окошко. На лице Кэла была безразличная маска индейца, он смотрел на улицу через маленькое окно с решеткой. Маккензи подумала, что он похож на пойманного волка.

– Маккензи, – сказал Кэл, не поворачиваясь.

– Кэл…

Маккензи сморщилась от мерзкого запаха, исходившего из камеры; стены ее были грязны; тонкий матрас на койке, казалось, был набит насекомыми; решетка на окне была покрыта следами сотен рук, сжимавших когда-то это холодное негнущееся железо.

– Тебе следует держаться подальше от меня, Мак. Они могут и тебя обвинить за компанию.

– Никто не признает тебя виновным, – заявила Маккензи. – После того, как я поговорю с этим идиотом Поттсом, я найму самого лучшего адвоката, какого только смогу найти.

Кэл лишь покачал головой.

– Калифорния Смит! – сказала она раздраженно. – Я не могу поверить в то, что ты согнешься под давлением этих негодяев. Ты должен верить!

Он отвернулся от окна.

– Ты прекрасно знаешь, что в мире белых людей я стал виновным, когда был еще ребенком. Они никогда не задумывались, в чем состоит моя вина. Виноват – и все. И ты надеешься, что они поверят в то, что я не убивал Герреру?

– В этом городе хватает людей, которые относятся к тебе с уважением, – она схватилась за решетку его камеры. – И среди белых есть справедливые люди – мой отец, например, или Эймос Гилберт. Судья Пинки имеет репутацию порядочного человека, он не станет обвинять тебя только на основании…

– Маккензи…

Кэл накрыл ее пальцы, лежавшие на решетке, своими и насмешливо поднял бровь.

– Я думал, что ты больше не веришь в чудеса.

Она улыбнулась.

– Я хочу поверить в чудо еще один раз. Или пусть просто повезет, или случится что-нибудь – все равно. А ты хочешь?

– Ну, вот, – из дверей послышался голос Израэля, – ну и ну! Маккензи, я же сказал Крилу, что к заключенному не допускаются посетители без моего разрешения, а я не помню, чтобы давал разрешение на свидание с ним. Ты не имеешь права находиться здесь.

– Мне нужно поговорить с Вами, Израэль.

– Не сомневаюсь. Но попрошу тебя пройти в другую комнату. У женщин, считающих себя влюбленными, ума не больше, чем бог дал обезьяне, – проворчал он себе под нос.

– Хорошо, Израэль, – Маккензи сжала руку Кэла и улыбнулась ему. – Скоро в соседней камере появится настоящий преступник!