Набираясь храбрости в ожидании того момента, когда их глаза снова встретятся, она услышала расстроенный голос дяди:

– Это безумие, Синклер! Они нас задержат! Мы не сможем идти быстро, а «боксеры» ждать не станут!

Ребенок на руках Льюиса жалобно захныкал. Забыв об уничтожающем взгляде, которым она намеревалась его окинуть, Оливия в ужасе воскликнула:

– Его ноги кровоточат!

– Боюсь, и наши не выдержат, если придется пройти столько же миль босиком, – процедил Льюис.

Справа кто-то всхлипнул, и Оливия поспешно повернулась, впервые увидев, с кем разговаривал Льюис. Женщина оказалась престарелой монахиней ростом не выше самой Оливии, с измученным, морщинистым лицом. За ее подол цеплялся маленький мальчик, очевидно, сам не так давно научившийся ходить.

– Дети больше шагу не могут сделать, – устало объяснила монахиня. – Чуню пять, и он нес Чен-Ю, но совсем обессилел. Я пыталась сама его нести, но за последний час мы прошли всего сотню ярдов.

Бедняжка пошатнулась, и Оливия едва успела поддержать ее, обняв за плечи.

– Она сейчас свалится! Едва держится на ногах!

Вместо ответа Льюис осторожно опустил ребенка на землю и задумчиво оглядел Летицию и леди Гленкарти.

– Можно, я дам им воды? – спросила Оливия и, дождавшись короткого кивка, вытащила флягу из седельной сумки и подала монахине. Та взяла флягу трясущимися подагрическими руками.

– Куантай сожгли, – пробормотала она, не вытирая слез. – Я как раз была на лугу с Чунем и Чен-Ю. Мы ничего не могли сделать.

– А где это? – спросила Оливия, поднося флягу к губам старшего ребенка.

– Милях в двадцати к северу отсюда. Одному Богу известно, как им удалось добраться сюда.

– На дороге есть еще беженцы из Куантая? – спросила Оливия у хрупкой женщины.

Старая монахиня покачана головой.

– Нет, – просто ответила она. – Всех убили. Монахинь. Детей. Даже старого китайца, который убирал в церкви.

Оливии уже в который раз пришлось бороться с приступом тошноты. Льюис говорил, что «боксеры» уничтожают миссии, но подобные вещи казались слишком чудовищными, чтобы быть правдой. Значит, реальность именно такова: кроме куантайской, существует множество других миссий. Миссий, обитатели которых ничего не подозревают. И не ожидают нападения. Как только она доберется до Пекина, сделает все, чтобы правительство выслало сопровождение, которое доставит несчастных в безопасное место. Но времени почти не остается. Даже сейчас, когда они пестрой компанией стоят посреди ухабистой дороги, драгоценные минуты тратятся зря.

– Нужно дать им галет, – нетерпеливо бросил Уильям. – У нас большой запас. Вполне можно поделиться. А потом, ради Господа Бога, Синклер, нужно поторопиться.

Оливия нагнулась и подняла мальчика, сидевшего у ног монахини. Она впервые держала на руках ребенка и была не совсем уверена, как это нужно делать, но неуклюже прижала его к груди. Малыш не шевелился, глядя на нее умоляющими глазами.

– Оливия, что ты делаешь?! – возмущенно взвизгнула тетка.

– Я его понесу, – спокойно пояснила Оливия. – Он совсем крошка, тетя Летиция, и не может сам добраться до Пекина.

– Уильям! Прикажи ей отпустить ребенка! Прикажи…

– Сестра Анжелика тоже не может идти, – бесцеремонно перебил Льюис, оглядывая свою лошадь.

– О нет, невозможно! – охнула Летиция, схватившись за сердце. – Уильям, скажи доктору Синклеру, что я не могу идти! Это меня убьет!

– Зато меня не убьет, – вмешалась леди Гленкарти и, к всеобщему изумлению, спешилась, Выдвинув подбородок, почтенная леди вызывающе воззрилась на них.

– Спасибо, – едва выговорил Льюис, стараясь скрыть удивление. – Постараюсь найти для вас другую лошадь.

Леди Гленкарти пожала мясистыми плечами, словно подобные вещи совершенно ее не интересовали, и даже попыталась не выказать неловкости, когда сестра Анжелика схватила ее руку и со слезами на глазах стала благодарить.

– Чунь может ехать с вами, – решил Льюис, подводя к пони сестру Анжелику. Поднял ее как перышко, усадил на лошадь и пристроил Чуня сзади, после чего повернулся к Оливии. – Думаю, мне будет немного легче нести Чен-Ю, – заявил он, беря у нее полуголого ребенка.

Оливия сдержанно кивнула и, отведя глаза, быстро пошла вперед, пока не поравнялась с леди Гленкарти.

Льюис, озабоченно хмурясь, поднял Чен-Ю себе на спину. Он хотел сказать Оливии, что ее готовность нести малыша оставшиеся одиннадцать-двенадцать миль до Пекина, глубоко его тронула. Но помешал ее неприязненный взгляд. А ведь он надеялся, что она еще не опомнилась от падения и не ощутила вихря желания и скорби, налетевшего на него, когда он держал ее в объятиях. Но теперь он понимал: она все почувствовала. Почувствовала и неверно истолковала.

Мимо прошел сэр Уильям с бледным, осунувшимся лицом. По пухлым щекам Летиции Харленд текли слезы. Льюис продолжал стоять, глядя вслед удалявшейся Оливии. Лицо его все больше мрачнело. Он поговорит с ней. Объяснит. Расскажет о Жемчужной Луне.

Но мысль оказалась напрасной. Он знал, что не сможет этого сделать. Не сможет никому рассказать о Жемчужной Луне. Рана все еще слишком свежа, слишком болезненна.

Он снова пустился в путь, отчетливо сознавая, что если когда-то и решится открыть свое сердце и поговорить о женщине, которую любил, то исповедуется только Оливии Харленд с ее поразительной прямотой, импульсивностью и трогательной добротой.

Когда он проходил мимо, Оливия на миг застыла. Лицо ее словно окаменело. Сам того не желая, он оскорбил ее, восстановил против себя и теперь искренне об этом жалел.

– Черт! – пробормотал он себе под нос, едва не наткнувшись на перегруженную китайскую тележку. – Черт, черт, черт!

В толпе мелькали и другие монахини. Истории их бегства наверняка похожи. Нападение на их миссию, нападение на соседнюю миссию, предупреждение крестьян о возможном нападении. Пекин с его крепкими стенами и обитавшими в нем представителями различных государств был единственным местом, дававшим убежище.

– Город, должно быть, переполнен беженцами, – вздохнул Уильям Харленд, прилагавший нечеловеческие усилия, чтобы держаться рядом с Льюисом. – И всех нужно накормить и напоить! Господи, что же это творится?

Льюис поудобнее устроил Чен-Ю на спине.

– Будет куда хуже, если вдовствующая императрица открыто поддержит «боксеров».

Уильям Харленд побледнел.

– Считаете, что существует серьезная возможность подобного поступка?

– Трудно сказать, на что способна императрица Цыси, – пожал плечами Льюис. – Согласитесь, пока она не принимала никаких мер против «боксеров».

– Но если они поднимут мятеж в ее столице, она, конечно, сделает все, чтобы его подавить? – не унимался Уильям, преисполненный решимости при первой же возможности отправить Летицию и Оливию в Тяньцзинь, на побережье.

– В Пекине также живут главы иностранных посольств, – напомнил Льюис. – Ей может понравиться идея прикончить всех сразу руками «боксеров».

Уильям Харленд оттянул воротничок, словно задыхаясь.

– Но почему она может пойти на подобное преступление? – не поверил он.

Льюис покачал головой. Сэр Уильям человек неглупый и несколько лет служит в британском посольстве. И все же его знания Китая и проблем китайцев оставляют желать лучшего.

– Последние пятьдесят лет, – терпеливо объяснил Синклер, – другие страны, включая Британию, бесцеремонно делили Китай, как огромный пирог, и каждый стремился урвать кусок побольше. Не находите, сэр Уильям, что это может не нравиться императрице?

– Но условия всех договоров честно выполнялись, – нерешительно возразил сэр Уильям.

Мимо прогрохотала тележка. Сзади заплакал ребенок, и Льюис, оглянувшись, увидел, как Оливия нагибается и дает ему галету. Он не мог отвести от нее взгляда. Сейчас она еще больше напомнила ему Жемчужную Луну. Только когда она подняла голову и их взгляды на мгновение встретились, иллюзия рассеялась. В тонком овальном лице с высокими скулами и пухлыми губами не было ничего китайского. И в глазах стыло полнейшее равнодушие.

Льюис поспешно отвернулся и нехотя, обратившись к сэру Уильяму, объяснил:

– В тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году Россия захватила обширные территории на севере, В тысяча восемьсот шестьдесят втором Португалия оккупировала Макао, Франция – Аннам,[2] а Британия аннексировала Нижнюю Бирму. С тех пор Россия успела завладеть Китайским Туркестаном, Япония прибрала к рукам остров Лючю, а Франция получила контроль над бассейном реки Меконг. Список бесконечен, и правители Китая, несомненно, считают, что страны, чьих посланников они принимают в Пекине, не успокоятся, пока не разделят между собой все китайские территории.

– И вы считаете, что причина восстания кроется именно в этом?

Льюис покачал головой:

– Нет. «Боксеры» – это крестьяне. Сомневаюсь, что ими движут политические соображения. Они уверены, что их богов и духов оскорбляют христиане. Именно христиане возбуждают всеобщую ненависть. Но большинство христиан еще и иностранцы, а такая огромная армия, которой к тому же не надо платить, может быть использована императрицей в своих целях.

Последние несколько часов выявили глубокие морщины вокруг глаз и рта сэра Уильяма. Он выглядел и чувствовал себя стариком.

– Значит, вы считаете, что существует вполне реальная опасность нападения «боксеров» на Пекин и что императрица не прикажет их остановить?

– Мало того, вполне вероятно, что она прикажет императорской армии объединить силы с восставшими, – ответил Льюис.

– В таком случае нам конец, – заключил сэр Уильям дрогнувшим голосом.

Льюис ничего не ответил. Сэр Уильям, по крайней мере, понимал всю серьезность ситуации. Оставалось, надеяться, что вместе они сумеют убедить сэра Клода Макдоналда: время обмена учтивыми письмами между посольствами и Зимним дворцом прошло. Нужно немедленно призвать на помощь войска. Нельзя терять ни минуты.