Давид держал непринужденно руль и слушал рассказ Дины о его семье. Он молчал, продолжая вести машину, внимательно следя за дорогой. Поверить в то, что его легко выбросили, как ненужную вещь было не просто. Еще сложнее в голове укладывалось то, что у них с Димой один отец. Дина закончила тем, что его бабка Елизавета Шелковская преднамеренно украла Алину Сафину и внушила ей мысль, что ее родители погибли в автокатастрофе.

— Получается так, словно нас кто-то перепутал. Бедная девочка, — тихо произнес Давид, — Я тоже заставил ее страдать.

— Когда мы найдем ее, ты сможешь все уладить, поговорите и во всем разберетесь.

— Я так много узнал о своем рождении, — Давид взглянул на Дину, — мне тяжело принять все так сразу. Возможно здесь какая-то ошибка?

— Нет, Давид, ты и есть наследник Шелковской, ее единственный законный внук. Думаю, старуха начнет все отрицать, она не поверит нам.

— Но выходит, что Олег Аверсов не мой отец?

— Нет, это я оставила тебя у той яхты. Просто только в ней горел свет. Прости меня, но у меня не было выбора.

Давид был так потрясен и разочарован, его красивые глаза наполнились печалью. Он смотрел на дорогу, отрешенно, словно ничего не видел перед стеклом.

— Шелковская не поверит, что ты ее внук, так, что приготовься пройти всю медицинскую экспертизу.

— Бред какой-то, — Давид небрежно поправил свою светлую челку. — Я не буду ничего доказывать! Я вообще не понимаю, зачем я сейчас туда еду?

— Я хочу вернуть тебя домой! И потом, только здесь мы сможем узнать, где сейчас Алина.

Доехав до вычурных кирпичных столбов, которые обозначали повороты. Давид повернул машину налево, и по широкой грунтовой дороге стал подниматься на вершину холма. Дина рассказала о надменном характере Шелковской, о ее неуравновешенном психическом состоянии. С каждым словом Давид удивлялся тому, как она смогла вырастить Алину. Но, девочка так замкнута и несчастна, что не трудно предположить, сколько любви и нежности она недополучила в детстве. При мысли о девушке, сердце его болезненно заныло, теперь уж он не разрешит ей сбежать.

Дорога постепенно сужалась, и оставался последний поворот скалистого серпантина. «Лексус» остановился у грандиозного, старинного здания. Огромные арки и колонны придавали угнетающий вид, так же как и великие дубы с могучими корнями и раскинувшейся листвой.

— Чей это дом? — Спросил Давид, подняв голову.

— Твой, мой мальчик!

Охрана пропустила их, по-видимому уже привыкнув к появлению всех родственников, они усмехнулись и открыли ворота. Проводив взглядом проезжающий «Лексус», один из охранников шепнул другому.

— Вот у старухи бабла полна, теперь, все родственнички и наведываются.

— Предчувствуют, бабка, уже еле ходит. Вот и слетаются урвать кусок.


Дверь уже была открытая и они без труда оказались в доме. Дина Никитина и Давид зашли в гостиную. Она заметила, что ничего не изменилось. Даже вазы с высушенными цветами продолжали стоять на полу под теми же арочными проходами. Давид осматривал высокие потолки, холодные цвета стен. Тишина и могильный мрак напомнили ему о кладбище. Дина прошла к камину и вдруг замерла. В центре комнаты стояла высокая, очень старая женщина, ее лицо покрыли морщины, а голову белая седина. Она стояла важная и надменная, опираясь о медную трость, и внимательно всматривалась в юношу. Ее прямая осанка, чванно вздернутый подбородок, пронизывающие холодные глаза заставили Дину снова вздрогнуть, а по коже пробежал холодок от неприятного ощущения. Елизавета Петровна Шелковская смотрела на юношу, и губы ее сжались еще плотнее.

Давид повернулся и встретился с ее взглядом. Но он ничего не испытал, не страха, ни волнения. Только печаль отражалась в его взгляде. Это были глаза его матери. Ровный тонкий профиль с чувственными губами, широко расставленные зеленые глаза, наполненные нежностью, тоской и весь его облик говорил о спокойствии и изяществе.

Елизавета Петровна увидела в нем не только Анжелину, но и Павла. Его светлые, волнистые волосы, прямой нос и чувственные ямочки на щечках, придавали лицу особое умиление. Их сын поистине был неотразимо красив.

— Ты догадалась, кого я привезла к тебе Елизавета? — Дина усмехнулась. Старуха смотрела на юношу, а пальцы сжимали трость. Ей хотелось, что-то сказать. Но чувства волнения, от неожиданной встреч с внуком, которого она сразу узнала, взволновали очень сильно.

— Зачем вы приехали? — Спросила тихо она. Давид спокойно смотрел в ее глаза.

— Много лет назад, ты выгнала меня с ребенком на руках, с мальчиком. Как звали вашего внука? Алексей Павлович Шелковский! Вы сказали, чтобы я исчезла с этим ребенком навсегда! Сейчас, я хочу искупить свою вину и вернуть тебе внука.

— У меня нет внука!

— Бороться бессмысленно, Елизавета Шелковская. Эту битву вы проиграли.

— Вам нужны деньги?

Давид осматривал комнату, огонь в камине казался единственным живым существом в этом сумрачном доме. Парень даже не сразу разобрал, где расположены окна.

— Господи! — Взорвалась Дина, — да ты совсем не изменилась. Все такая же надменная подлая сука!

— Я не признаю в нем своего внука! Никогда!

— Зато его признал ваш покойный муж. Завещание оформлено, на внука. Что вы сможете сделать?

— Подожди, Дина! — Давид поднял руку, — деньги меня волнуют меньше всего.

— Да! — Шелковская подошла к нему ближе, — тогда зачем вы явились молодой человек?

— Я хочу все знать о Алине.

— А кто это? — Усмехнулась Елизавета и принялась обходить его со стороны.

— Девочка, которую вы украли у Виктории Сафиной.

— Ты так похож на свою родную мать, — Шелковская резко перевела тему разговора. Она протянула руку и провела по его предплечью. — И на своего отца!

— Она опасна Давид, — предупредила Дина.

— Хочешь, я покажу тебе их фотографии? — Шелковская смягчила голос. Давид насторожился. Она вдруг взяла его руку и повернула ладонью верх.

— У тебя даже руки, как у моего сына. Мой Павлик, он умер, так давно, все эти годы я жила с мыслями о нем.

Она повела Давида в кабинет. Дина направилась за ними.

— Не доверяй ей Давид. — Дина подошла к парню.

Давид зашел в такую же темную комнату, и старуха отпустила его руку. Она прошла за стол и открыла верхний ящик. Перед ним появились две фотографии. Давид взял их в руки и медленно опустился в кресло. Теперь он понимал, на кого похож Дима, его рука медленно перевернула снимок, и он увидел родное лицо матери. Ему хотелось плакать, волна нежных чувств наполнила сердце. Но, он уже где-то встречал фотографию Анжелины. Давид задумался, вспоминая, где он рассматривал снимок. Да, вспомнил, у Александра Сафина. Такое же фото есть и у него. Но зачем? Почему он видел эту фотографию на его столе?

— Что же заставило вас избавиться от меня? — Он посмотрел на свою бабку.

— Я не верила и сейчас не верю, что Анжелина родила тебя от Павла. — Шелковская опустилась в своё кресло. Голос ее был настолько спокоен, что Дина еще больше заволновалась. Она подошла к ней ближе.

— Что моя мать сделала не так?

— Влезла в мою семью! Она всегда изменяла Павлу. — Рука Елизаветы Петровны потянулась к нижнему ящику.

— Вы не поверили ей, даже если бы она и не изменяла. — Сделал вывод Давид.

— Она уверяла нас, что беременна тобой, а сама изменяла мужу с Александром Сафином.

— Давид — ты сын Павла! — Вступилась Дина, — мы были с твоей матерью подругами. В этом доме, она доверяла только мне. У нее не оставалось сомнений в том, что ты сын Павла.

Давид был так потрясен услышанном, что просто закрыл глаза. Воспользовавшись тем, что они отвернулись, Шелковская открыла ящик, и потянулась за револьвером. Но, тут ее куку накрыла рука Дины.

— Убийца! — Закричала она. Старуха увернулась и оттолкнула женщину, но Никитина была сильнее и захлопнула ящик.

— Давид, вызывай полицию, у нее пистолет, она хотела тебя убить! — Кричала Дина.

— Это ложь! — Елизавета Петровна решила подняться с кресла, но Дина грубо толкнула ее обратно.

— Я не стану никого вызывать! — Давид тоже поднялся и повернулся к Шелковской.

— Тогда она пристрелит нас! — Дина держала руку на кресле и с ненавистью смотрела на старуху.

— Я решил, что останусь здесь. — Давид перегнулся через стол, пристально посмотрел в лицо Шелковской. — Она не станет никого убивать, а я хочу поближе познакомиться со своей «бабушкой».

В его глазах блеснул ярко зеленый хищный огонек злости. Шелковская вздрогнула, такие глаза она встречала только у Павла один раз. Когда он хотел убить Валерию Казанцеву. Она отвернулась и опустила голову. В мыслях уже зрел дальнейший план, и на лице отразилась ее хитрая ухмылка.

Давид подошел к окну и сорвал тяжелые шторы. Яркий свет залил комнату, окунувшись в роскошную мебель.

— Нет, — закричала Елизавета Петровна, загораживаясь от него руками. — Нет, я не хочу света, уберите! Я люблю темноту!

Она все же вскочила с кресла и поспешила удалиться из комнаты. В дверях старуха резко повернулась и злобно прошипела.

— Вы, оба еще сильно пожалеете, что ворвались в мою жизнь. Если ты останешься здесь, то ад тебе уже не покажется, таким страшным.

Давид вдруг рассмеялся. Угроза прозвучала, так по — детски глупо, что развеселила и Никитину. Она повернулась к парню.

— Ты, когда-нибудь думал, что окажешься наследником такого состояния?

— Нет, — Давид подошел к окну. Чистота воды в бассейне ослепляла глаза. Покрытая солнечными зайчиками, она блестела и отражала прекрасный день.

— Если ты не пошутил и намерен здесь оставаться, то будь предельно осторожен, Давид. От этой старухи, что угодно можно ожидать.