Первые сексуальные познания девушка получила в «Джипе» Сафина. С тяжестью в груди девушка приняла его как любовника, понимая, что для него она просто инструмент в достижении своих удовольствий. Он выполнил своё обещание, и Анжелина стала фотомоделью. Но ей хотелось большего от этого строгого сурового мира. Она мечтала встретить настоящую любовь и жить для собственного удовольствия. Ценить себя и уважать.

Знакомство с Павлом Шелковским произошло в прекрасный летний день, а вернее сказать в одну из прохладных восхитительных ночей, когда сама природа шепчет о любви и наслаждениях.

Несколько девушек летом решили отдохнуть, позагорать в Сочи. Анжелине уже исполнилось восемнадцать, и она уговорила мать отпустить её с девочками. С Павликом они познакомились в ночном клубе. Он влюбился в её печальные зеленые глаза, околдовавшие его за одну ночь.

Девушку сразу очаровал роскошный дом его семьи и сам молодой обеспеченный человек, столь непринужденно относящийся к жизни. Заполучить Павла оказалось проще простого. Она завлекла его скромностью и мечтами о семье и детях. Родители были против их брака, но Анжелина за это не переживала — привыкнут. Ей хотелось жить в богатстве, носить дорогую одежду, ездить на машине и иметь шикарный дом. Она знала, что когда выйдет замуж за Павла, то получит все, чего была лишена в жизни.

Елизавета Петровна была решительно против свадьбы, даже когда девушка заявила о ребенке. Шелковская знала о девушке все, но не могла открыть глаза сыну, зачарованному красотой невесты. Поведение Анжелины, казалось, было безупречным, если бы не тайная связь с Сафиным. Он не хотел отпускать девушку, но и жениться никогда не предлагал, продолжая домогаться. Анжелина привыкла к Александру, и расстаться с ним ей было нелегко, для неё он был стимулом для того, что она сможет в жизни добиться лучшего положения.

Елизавета Петровна вспомнила сцену на веранде и зажмурилась. Во всей трагедии виноват ее муж — Аркадий Николаевич Шелковский. Он часто пытался досадить супруге, упрекая в том, что она воспитала бездельника и тунеядца. Он не поддался уговорам жены, посчитав, что хоть какая-то ответственность немного вразумит их сына. Сыграли самую роскошную и многолюдную свадьбу. Было приглашено много знаменитостей, незаурядных лиц большой величины. Казалось, все было совершенным, как сама невеста.

Но у Аркадия Николаевича Шелковского имелась слабая сторона. Он не сдерживался в алкоголе, что и привело прекрасное торжество к трагедии. После церемонии венчания, когда красивая пара вернулась в особняк, Шелковский решил поздравить сына своеобразным способом. Изрядно приняв водки, ему в голову полезли неразумные дикие идеи. Господин Шелковский завел свой вертолет, чтобы устроить грандиозное представление с фейерверком, но, по-видимому, не справился с управлением и вертолет взорвался в высоком черном, ночном небе, озарив темноту красно-синем пламенем…

Все, что происходило потом, Елизавета Петровна постаралась больше не вспоминать. Ей хотелось только покоя. А сегодня она осталась одна. Самые родные и близкие люди оставили ее. В начале её очень огорчила дочь. Надежде Аркадьевне было почти тридцать лет, когда она вышла замуж за бедняка Казанцева, но она умерла, отравившись, чем очень «огорчила» своих родных. Елизавета Петровна любила дочь, но всю надежду она возлагала на Павлушу. Он являлся ее смыслом жизни. Елизавета Петровна закрыла глаза, но вдруг, словно вспомнив, о чем-то важном, Шелковская вскочила с кресла.

— Даша, — позвала она домработницу.

— Я здесь. — Откликнулась женщина. — Я стояла рядом с вами. Я беспокоюсь о вас.

— Мне не нужны твои переживания. Кормилица уже ушла?

— Да. Около часа назад.

— Этот ребенок спит? Принеси мне Алексея Павловича Шелковского. — С негодованием в голосе произнесла она.

— Хорошо, — Даша улыбнулась, подумав о том, что сейчас в тяжелый момент, хозяйка хочет обнять своего внука.

После того как у Анжелины случился выкидыш прошло почти три года, но девушка забеременела снова и родила чудесного здорового мальчика с ясными голубыми глазами и привлекательными ямочками на щечках. Он так сильно был похож на Павла Шешковского, что ни у кого не оставалось сомнений в его родословной. Но Елизавета Петровна осталась при своем суждении и возненавидела ребенка с первого взгляда. Алексей по завещанию супруга являлся единственным наследником, чем владела семья Шелковских. А состояние их исчислялось банком в центре города и огромным домом моды «Рубеж Веков». Госпожа Шелковская просто не могла допустить того, чтобы её деньги, нажитые с большим трудом, так запросто перешли какому-то незнакомому человеку. Она не верила, что этот ребенок её законный внук. Она мечтала, как можно быстрее, избавиться от мальчика, и забыть весь кошмар своей жизни. В настоящее время она имеет все и может позволить себе жить в роскоши и одиночестве.

— Малыш, так крепко уснул, — от голоса женщины Елизавета Петровна вздрогнула и повернулась. Она подошла к няне и сморщилась, словно проглотила лимон. Даша улыбалась, смотря, как мальчик спит.

— Я никогда не поверю, что мой Павлуша отец этого ребенка, — прозвучал громкий голос Шелковской.

— Я вас не понимаю. — Даша перестала улыбаться.

— А тебе нечего понимать. Ты должна избавиться от этого младенца. Сделай так, чтобы я никогда не видела его больше в своем доме. Оставь в интернате, подкинь его кому-нибудь. Только сделай это так, чтобы он никогда не слышал о моей фамилии, ни одного слова! Избавься от него!

— Господи! — Даша прижала мальчика к груди. — Да как можно такое говорить? Как можно сделать подобное?

— Я не собираюсь терпеть ублюдка в своём доме.

— Алексей, ваш родной внук!

— Замолчи, — закричала Елизавета Петровна, сама, поразившись тому, насколько это грубо прозвучало в темной гостиной. — Я никогда не признаю в этом мальчишке своего внука. Его мать была дешевкой. И я знаю кто отец этого ребенка. Гадкий лицемер и редкостный мерзавец. Я клянусь памятью моего сына, что отомщу за всё Сафину и превращу его жизнь в кошмар, теперь у меня на это сил и времени предостаточно. — Она резко замолчала, сообразив, что и так сказала лишнее.

Даша стояла, низко опустив голову. Ей было страшно и хотелось убежать, она не чувствовала под собой ног.

— Уходи, — после продолжительного молчания Шелковская посмотрела на Дашу. — Забери ребенка отсюда.

— Елизавета Петровна я просто не способна так поступить с ним. Я не смогу сделать то, о чем Вы просите. — Запинаясь, проговорила женщина. — Это может плохо кончиться!

— Ты, возможно, не поняла, то, что я тебе сказала! Уходи! Убирайся! Оставь ребенка в кресле и иди У меня хватит денег, чтобы избавиться от этого гадкого младенца!

Малыш вдруг проснулся и заплакал.

— Я не сделаю того, что вы просите, но и не оставлю Вам ребенка.

— Ты уволена. Собирай свои шмотки. Не рассчитывай, что найдешь в настоящий момент работу в нашем городе!

— Но как, же вы можете, так поступать с ребенком? — Даша готова была расплакаться. — Мальчик абсолютно здоров, можно ведь доказать, что он ваш внук.

— Видеть тебя не желаю. — Закричала Шелковская. — Да закрой ему рот! Пусть он замолчит, сколько можно слышать этот вопль?

Она резко отвернулась, зажав уши ладонями. Дашу подумала, что та замахивается на ребенка. Она испуганно выбежала из гостиной, прижимая мальчика к груди.

Елизавета Петровна проследила за ней взглядом и, вздохнув, опустила руки. Женщина устремила взгляд на огонь в мраморном камине. Слишком много проблем выпало на ее судьбу. Как мог ее сын, ее единственная поддержка, ее радость в жизни, вот так все бросить? Покинуть родную маму в самую трудную минуту. Снова в висках стучит, болезненна жилка, а в левой груди тяжелый свинец. Елизавета Петровна схватилась рукой за сердце и медленно опустилась в кресло. В камине спокойно потрескивали дрова, тени от огня плясали на мраморном полу. Шелковская улыбнулась и закрыла глаза, подумав, как хорошо сделать вид, что ничего не произошло, все забыть и просто вздремнуть в тепле. Она устало зевнула.

Даше Петровой, бывшей домработнице дома Шелковских, уже исполнилось тридцать пять лет, но она по-прежнему оставалась одинокой. Высокая, рыжеволосая она привлекала внимания, но не могла, а может, и не хотела найти мужчину своей жизни.

Закутавшись в теплый плащ, собрав наспех несколько своих вещей, она выскочила из этого страшного дворца и бежала. Не зная, куда направиться женщина зашла в парк и опустилась на скамейку. Уже смеркалось, солнце почти зашло за горизонт лазурного моря. На берегу раскачивалась одинокая, белоснежная яхта. Даша залюбовалась закатом и вдруг расплакалась. Что же она наделала, что ей делать дальше? Женщина в сумерках сидела на скамейке в безлюдном парке и прижимала к себе дорогой, красивый сверток. Она хотела пойти в полицию, но останавливал страх, что ее обвинят в краже ребенка. И как она все объяснит, ее просто сочтут сумасшедшей. Женщина тихо плакала, уткнувшись в малыша. Даша намеревалась оставить Алексея у себя, но где они будут жить, и как она прокормит младенца? Женщина положила сверток рядом и склонилась над ним.

— Прощай малыш, когда-нибудь ты найдешь свой дом, и может быть, простишь всех людей, сильно изменивших твою судьбу. — Даша смахнула слезы и поправила кружевное одеяльце. — Я верю, что ты найдешь свою семью, потому что я помогу тебе. Это по праву принадлежит только тебе.

Женщина достала из кармана золотую цепочку. Она залюбовалась кулоном. Это украшение являлось семейной ценностью Шелковских, отец передавал по наследству сыну. Этот камень очень подходил для Павла Шелковского, это был его камень — аквамарин, обрамленный золотой оправой в виде глаза. На обратной стороне была надпись «Да и всему есть время», Даша надела на младенца. «Громкую» фамилию она испугалась оставить известной. Она поцеловала мальчика и закрыла лицо руками, чтобы не разрыдаться.