Да ну на хрен.

— Мой отец умер еще до моего рождения, — говорю я. — Алекс рассказывал, что он был там и видел, как убили papá… То, о чем ты говоришь, не имеет никакого смысла, если только…

— Твой отец — не Фуэнтес, — говорит Чуи, прерывая мое замешательство. Он достает из кармана фотографию и протягивает мне. — Я лично при этом присутствовал.

Я разглядываю снимок. Гектор Мартинез, с широченной улыбкой на лице, держит высоко над головой ребенка, совсем крошку, — словно король представляет подданным своего новорожденного наследника, принца. На лбу малыша четко видны написанные кровью буквы: МК, «Мексиканская кровь».

— Это ты, — объясняет Чуи. — И твой papá. Твой настоящий papá.

Он еще не успевает договорить, а я чувствую, как меня накрывает волной ужаса. Нет, это не может быть правдой. Но, с другой стороны, сразу вспоминается куча мелких знаков и намеков. Я никогда не видел своего свидетельства о рождении. Когда ранили Алекса, Карлос ходил сдавать кровь, но меня mi familia ни о чем подобном не просила, и это настораживало. Чего боялась мама? Того, что мы с Алексом не совпадем по крови, или того, что мы братья только наполовину и я об этом узнаю? Чуи сказал, меня благословили на служение банде, но mi papá умер до моего рождения. Если это так, то я никак не мог с рождения принадлежать «Мексиканской крови». А если я действительно благословлен бандой, значит, мой отец в то время был ее членом.

Мне нужны ответы, и желательно прямо сейчас. Получается, mi’amá старалась оградить меня от бандитской жизни, потому что не хотела, чтобы я узнал правду?

До сих пор я четко знал, кому предан, а кому нет. Теперь я уже ни в чем не уверен.

— Отвези меня обратно в библиотеку, — говорю я чуваку, который сидит за рулем. — Мне надо выбраться отсюда.

Водитель косится в сторону Чуи, и тот утвердительно кивает.

Даже когда мы останавливаемся на парковке и я выхожу из машины, то чувствую, что ловушка, в которую меня загнали, никуда не делась. Чуи знает, где меня найти, знает, чем пригрозить, чтобы я не смог отмахнуться и проигнорировать. Фотку с Мартинезом я оставляю в машине Сото, надеясь, что хоть так удастся избавиться от застрявшей в голове картинки: Гектор гордо показывает всем своего сына, младенца… меня.

За размышлениями я не замечаю, как оказываюсь у дома Алекса. Стучу в дверь, надеясь, что брат никуда не уехал: мне нужны ответы, а он — единственный человек, кто может их дать. Алекс открывает.

— Что случилось, Луис?

Я решаю не ходить вокруг да около.

— Ты мой брат? — спрашиваю я.

— Конечно, я твой брат. — Он сбит с толку.

— Так, давай уточню. Я тебе сводный брат, не родной?

Алекс не отвечает, только смотрит на меня, и татуровки «Мексиканской крови» у него на груди и руках вдруг начинают неимоверно меня бесить.

— Да пошел ты, Алекс!

— Что происходит? — Бриттани подходит к нам с Пако на руках. — Луис, ты выглядишь не очень здоровым. Надеюсь, не подхватил от Пако простуду. У тебя все в порядке?

— Уиз! — Племянник хлопает в ладоши, он очень рад меня видеть.

— Нет, не все у меня в порядке. — Я с презрением смотрю на Алекса. — Брит знает?

Он медленно кивает.

— Что я знаю? — непонимающе уточняет Бриттани, крепче заворачивая Пако в одеяльце. — Да что тут у вас стряслось?

— Алекс только что подтвердил, что я ему не брат, — говорю я.

Алекс разворачивает меня за плечо к себе. Мы смотрим друг другу в глаза.

— Черт возьми, конечно, ты мой брат.

— Угу, наполовину. А вторая половина не скажешь чья?

— Не знаю, кто чего тебе наплел, но…

— Мой отец — Гектор Мартинез, так ведь?

Я смотрю на плечо Алекса. Туда попала пуля Гектора — сразу после того, как Мартинез убил Пако.

— Ну? Ведь так? — настаиваю я.

Алекс сдается.

— Sí, Луис. Твой отец — Гектор Мартинез.

Бриттани успокаивающе кладет руку мне на плечо, но я сбрасываю ее.

— Карлос тоже в курсе? Или я все-таки не единственная паршивая овца в нашей семейке, кто еще не знает, кем на самом деле был мой ублюдок-отец?

Алекс явно не хочет говорить. Конечно, он предпочел бы, чтобы я по-прежнему ничего не знал, но теперь это не прокатит. Я больше не ребенок. Далеко не ребенок.

— Скажи мне! — ору я. Все мышцы напряжены, и я с трудом сдерживаю невесть откуда взявшуюся безумную ярость, бурлящую внутри.

— Успокойся.

— Нечего меня успокаивать. Не смей говорить мне ничего, кроме истинной правды.

— Ладно. — Алекс проводит рукой по волосам. — Карлос подозревает. Он как-то обмолвился мне об этом, лет десять назад, но я велел ему заткнуться и больше никогда не поднимать эту тему. Он и не поднимает.

— Что ж, да здравствуют тайны семьи Фуэнтес! — саркастично замечаю я и, чувствуя в горле комок размером с баскетбольный мяч, все-таки решаюсь спросить: — Он что, изнасиловал маму?

— Нет.

— Она изменила отцу?

— Не совсем. Почему бы тебе самому не поехать домой и не спросить у нее?

— У меня нет дома, Алекс.

— Не глупи, Луис. Твой дом — там, где твоя семья. А Mamá сделала это, чтобы мы были в безопасности.

— То есть она себя продала. Мило.

Алекс отталкивает меня, в его глазах вспыхивает безумный гнев.

— Не смей так говорить о mi’amá! Она сделала то, что нужно было сделать. Точка. Не суди ее, если не знаешь, что тогда произошло.

Все это время я был непроходимо слеп. Доказательства валялись прямо у меня под носом, а я даже не удосужился соединить их в осмысленное целое. Жил себе в иллюзии, что я — золотой ребенок, последний подарок жене от убитого мужа, а все было совсем не так. На самом деле я никогда не был золотым ребенком. Я был белой вороной… Называл себя Фуэнтесом, но не имел права на это имя.

Я отступаю от Алекса.

— Adios, братец.

— Что это, черт побери, значит?

— Это значит, что я ухожу. Навсегда.

— Никуда ты не уйдешь.

— Ты не сможешь удержать меня, Алекс. Черт, вообще-то у нас с тобой отцы разные!

Я невольно вспоминаю, сколько раз переживал из-за Карлоса, потому что он казался самым ненормальным из нас. Природа не дала ему ни мозгов, ни терпения, как нам с Алексом.

Но судьба подшутила не над ним, а надо мной. Мы с братьями — даже не одной крови.

— Ты что же, думаешь, гены имеют какое-то значение? — вскидывается Алекс. — Ни фига. Ты был моим братом с той самой секунды, как родился. Я держал тебя на руках, когда тебе и часа не исполнилось. Ты был моим братом, когда Mamá пропадала на работе и я подтирал тебе задницу и менял памперсы. И ты будешь моим братом до последнего моего вздоха! ¿Comprende?

— Но ты отнял у меня мою историю… мое происхождение!

— Я ничего у тебя не отнимал, Луис. Твой биологический отец был… — Он замолкает.

— Ну давай, продолжай, Алекс. Говори уже, нечего отступать.

— Гектор Мартинез — конченый интриган, манипулятор и засранец. Он запугивал других людей, чтобы заставить их делать то, что ему было нужно. Он был наркобароном и убийцей. Мы еще оказали тебе большую услугу, не сказав, что половину своих генов ты унаследовал от человека без чести и совести.

— Ты бы поосторожнее, Алекс. — Я пихаю его в грудь, готовый и к драке, если она завяжется. — Ты говоришь о моей крови.

Мои слова причиняют ему боль, я вижу это.

— Очнись, Луис. Ты стоишь перед своей кровью. Я — твоя кровь.

С отвращением разглядываю его.

— Все, что я вижу перед собой, — бывшего члена «Мексиканской крови». Предателя моего народа.

— Хватит нести чушь.

— Будь начеку, братан. Никогда не знаешь, кто твой друг… а кто — враг.

Вылетаю из дома, не обращая внимания ни на просьбы Алекса вернуться, ни на мольбы Бриттани не уходить. Она еще успевает крикнуть, что вместе мы со всем справимся.

Вот только не хочу я ни с чем справляться.

Чуи был прав. Быть в банде — моя судьба, мое право, данное от рождения. Я говорил себе, что хочу быть ближе к Сото, чтобы разузнать нужную мне информацию о «Мексиканской крови», но я врал сам себе. Все это время я хотел быть в банде, быть ее частью, пусть даже это связано с наркотой и вымогательством. Я еду на склад «Крови», а в голове бьется только одна мысль: я должен оправдать наследие моего отца.


Чуи сидит в своем импровизированном кабинете и разговаривает с НБ, которых я не знаю. Он вскидывает на меня взгляд — и сразу же велит всем убраться вон. Остается только здоровенный парень по имени Тини, хотя трудно придумать более неподходящее ему имя[66].

— Я пойду в банк и посмотрю, что лежит в ячейке, — говорю я. — Но у меня есть условия.

Вездесущая сигара по-прежнему торчит в углу его рта. Чуи вынимает ее и выпускает дым в воздух. Я слежу, как тот медленно собирается в облачко над его головой и растворяется в прокуренной атмосфере комнаты.

— Условия?

— Sí. Первое: ты никогда больше не будешь угрожать семье Алекса, Карлоса или mi’amá. Второе: ты устроишь мне посвящение в банду, точно такое же, через какое проходят все.

Хватит болтаться между двумя мирами. Я выбрал свой и не хочу, чтобы кто-нибудь принимал меня за того, кем я не являюсь и кем я никогда не стану.

— Рад, что ты передумал, Фуэнтес.

— Не называй меня так, — обрываю его я. — Я не Фуэнтес, и ты это знаешь, так что хватит нести чушь. Так ты согласен с моими условиями или нет?

Мы пристально смотрим друг на друга.

— Конечно. Гектор предсказывал, что из тебя вырастет настоящий боец, — с гордостью говорит Чуи, а я невольно вспоминаю фотку, где Гектор держит новорожденного меня. Сото кивает Тини, чтобы тот позвал обратно остальных НБ. — Ребята, тут вот Луис желает закрепить за собой место в нашей дружной семье, — кричит он, когда все собираются в кабинете. — Проблема в том, Луис, что ты уже благословлен бандой. Посвящение тебе не нужно.