— Не дождешься. — Кендалл тепло улыбается. — Ты меня вдохновляешь.

— На что? На истерики?

— Нет, конечно. Ты вообще прикидываешь, скольким собакам помогла спастись от смерти? Ты — девушка, которая не боится иметь дело с неудачниками.

— Я сама себя чувствую жуткой неудачницей.

— Значит, ты никогда не узнаешь, каково это — ставить на себе крест. Ты сильнее, чем думаешь, Никки.

Каждый день, каждую минуту мне хочется написать Луису эсэмэс. Или позвонить — просто чтобы услышать его голос.

В среду Луис болтает с Марианой возле своего шкафчика. Во время обеда они сидят рядом. На химии он отпускает какую-то шутку, и она ржет так, что мне кажется, у нее сейчас легкие взорвутся. Слава богу, что в четверг после уроков мне нужно поработать в приюте. Возня с собаками поможет мне хоть ненадолго выбросить из головы мысли о Луисе.

Отмечаюсь у дежурной и бегу обратно к клеткам. Сердце пропускает удар, когда вижу, что отсек Гренни пуст и в специальном кармашке на двери нет ее розовой идентификационной карточки.

Она умерла ночью, когда была совсем одна, в жутком страхе? Или так отощала от голода, что ее пришлось отвезти к ветеринару? Запаниковав, бегу к Сью.

— Что случилось с Гренни? — спрашиваю я.

— Ее забрали. — У нее звонит телефон, и, прежде чем ответить, Сью скороговоркой выпаливает: — Думала, ты знаешь.

Откуда бы я узнала? Я же не готовила ее документы. Достаю и изучаю книги заявок на собак и просматриваю утвержденные. Когда вижу кличку Гренни на последнем листе, сердце сжимается от счастья, что она наконец обрела дом.

Пока не добираюсь до имени и фамилии того, кто ее забрал. Луис Фуэнтес.

— Быть не может, — выдыхаю я.

— Твой друг пришел вчера прямо перед закрытием и забрал Гренни, — говорит мне кто-то из волонтеров.

Луис знал, что я сама хотела забрать бульдожку. Как он посмел увести ее у меня из-под носа?! Наверняка сделал это, чтобы меня позлить. Господи, как я вообще могла общаться с человеком, который забирает собаку из приюта только ради мести?

В мозгу мутится от ярости. Я выполняю положенную работу — мою клетки, гуляю с собаками, — но как только заканчивается мое время, прыгаю в машину и несусь к дому Луиса.

Стучу в дверь.

Тишина.

Колочу кулаком.

По-прежнему тихо.

Прикладываю ухо к двери и слышу работающий телевизор. Значит, кто-то точно дома.

Я протискиваюсь через кусты к свободному пространству перед окном. Вижу, что Луис сидит на диване, положив Гренни на колени, и стучу по стеклу, чтобы привлечь его внимание. Он поднимает глаза, и я тычу пальцем в сторону чертовой двери, на универсальном языке жестов давая понять, чтобы он мне открыл.

Протискиваюсь обратно к крыльцу и вижу, что дверь уже открыта.

— Ты бы поосторожнее по кустам шастала. Я там блеванул несколько дней назад.

Фу! Я и так старалась не наступать ни во что подозрительное, но в этих зарослях все равно ничего не было видно.

— Не могу поверить, что ты украл мою собаку!

— Я не крал собаку, Ник. Неужели ты меня считаешь настолько жестоким?

— Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. О Гренни.

— А что, когда собаку официально забирают из приюта, это считается кражей?

Я прищуриваюсь.

— Ты знал, что я сама хотела ее взять.

— Даже если так — что такого? Ты же знаешь эту поговорку… Кто не успел, тот опоздал. Могу по-испански сказать, хочешь?

Луис явно делает все возможное, чтобы меня позлить, и ему это удается.

— Нет. Ты ведь даже не хотел заводить собаку.

— Теперь захотел. Мы с Гренни уже как родные. — Он скрещивает пальцы. — Вот так.

— Вся эта история ведь никак не связана с Гренни. Дело в нас с тобой.

— «Нас с тобой» больше не существует, забыла?

Его слова кусаются и больно жалят меня.

— То есть ты украл ту самую, единственную в приюте собаку, к которой я привязалась, просто чтобы вывести меня из себя и поприкалываться надо мной?

— Я тебя умоляю, не воспринимай все так серьезно. Да не ради мести тебе я ее забирал. В районе было несколько краж, и мы решили, что сторож не помешает.

— Она слепая, Луис! — ору я. — Она ничего не видит. Я даже не уверена, что она может лаять. Гренни уже одной лапой в могиле, понимаешь?

Он делает вид, что мои слова жутко оскорбили и его, и бульдожку.

— Ш-ш, зачем ты такое говоришь, она же все слышит!

— Ты издеваешься, да?

Луис пожимает плечами.

— Слушай, сотрудница приюта приняла мою заявку. Если у тебя какие-то проблемы — разбирайся с приютом, не со мной. Мне плевать, что ты себе напридумывала.

Если бы это был мультик, у меня из ушей повалили бы сейчас огромные клубы пара.

— Что насчет вечера субботы, Луис? Ты вроде говорил, что любишь меня?

— А разве не это говорят парни своим подружкам перед тем, как переспать с ними, а? Я думал, это такое обязательное условие для секса.

— Врешь.

— Чего ты пытаешься от меня добиться, Ник? Чтобы я вернулся в твою постель, а ты бы в это время думала о другом парне? Нет уж, спасибо.

Гренни вразвалочку подходит к двери. Луис наклоняется и подхватывает ее на руки. По той нежности, с которой он держит бульдожку, я вижу, что в нем очень много тепла и заботы. Только он пытается их не показывать.

— Ты не знаешь, о чем я думаю, Луис. И не притворяйся, будто у тебя нет от меня никаких секретов. Ты явно проворачиваешь какие-то сомнительные дела с этим парнем, Чуи. Не в бойскауты же он тебя завербовал. И тем не менее я решила не обращать внимания на предупреждающие знаки и довериться тебе. А ты врал мне, так ведь? У тебя тайн больше, чем у Пентагона.

— Я всем вру. Ничего особенного.

— Для тебя, может, и ничего. Для меня — важно. — Указываю на шрам на его руке. — Это ведь не в гараже случилось. Тебя порезали в драке?

— Мимо. Подстрелили из пистолета. — Луис опускает Гренни на траву, чтобы она могла побегать вокруг, и примирительно поднимает руки. — Ладно, хорошо. Ты меня поймала. Перед тобой стоит новенький член «Мексиканской крови», детка. Я торгую наркотой и вымогаю у людей деньги, а Марко меня прикрывает. Это мой секрет. А у тебя какой?

Тяжело сглатываю, пытаясь хоть как-то подготовиться к тому, чтобы рассказать правду. Раз больше не имеет никакого значения, кто такой Луис, почему тогда по щекам у меня текут слезы? Мне хочется их сдержать, но не получается. Я злюсь, мне больно, грустно… Он такой же, как Марко. Сколько бы я ни пыталась это отрицать, правда в буквальном смысле колет глаза.

— Я была беременна от Марко. В тот день, когда он порвал со мной. — Луис, совершенно ошеломленный, отступает от меня на шаг. — Я потеряла ребенка сразу после того, как мы вернулись со свадьбы Алекса, и едва не умерла. Но то, что происходит между нами, никак не связано с тем, что было у меня с Марко! — кричу я, накручивая сама себя. — Все дело в доверии. В глубине души я знала, что ты врешь мне о банде. И не стоит укорять меня в излишней скрытности, Луис. Я была почти готова наплевать на все и попробовать снова довериться другому. Да, мне требовалось время, и, может, не все получилось так, как надо, но я по крайней мере попыталась. Я не собиралась этого говорить, но в том, что я молчала и сдерживалась, виноват ты, а не я. Ты слишком многое от меня скрывал.

Я достаю из сумочки метеорит.

— Может, я и не смогла этого сказать, но попробовала показать. Показать, как сильно ты мне небезразличен.

Слезы уже потоком льются по щекам. Я не удерживаю камень, и он падает на крыльцо к моим ногам.

Жду, что после моих слов Луис захлопнет передо мной дверь, но этого не происходит. Он не сводит с меня глаз.

— Почему ты не рассказала? — негромко говорит он и тянется ко мне.

Я бью Луиса по руке.

— Не смей больше никогда ко мне прикасаться!

41. Луис

ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ, САДЯСЬ на мотоцикл на парковке возле библиотеки — я писал там эссе для поступления в Пердью, — вижу машину, которую уже не раз наблюдал у себя на хвосте в зеркало заднего вида. Только теперь она подъезжает и останавливается прямо передо мной, перекрывая дорогу.

Парня, вышедшего из нее, я тоже уже видел пару раз на складе банды, но ни разу не разговаривал с ним. Знаю только, что это кто-то из НБ.

— Чуи хочет поговорить с тобой.

— Попозже, — не соглашаюсь я.

— Ты не понял, — парень шагает ближе ко мне. — Он хочет поговорить с тобой прямо сейчас.

Приходится оставить мотоцикл на стоянке и сесть в машину. Я старался избежать этой встречи, но не получилось. А ключ, который дал Сото, висел у меня на совести как неподъемный груз.

Чуи сидит на заднем сиденье и ждет меня. Мы колесим по городу — видимо, просто так, без определенной цели.

Достаю ключ из бумажника.

— Я не могу это сделать. Думал, что смогу, но никак.

Жуткий, полный ненависти взгляд Никки, когда я попытался успокоить ее после того рассказа о беременности и ребенке Марко, заставил меня осознать, что между нами действительно все кончено. Она ненавидела Марко, ненавидела «Мексиканскую кровь», а теперь и меня туда же записала, потому что я ее предал, как и Дельгадо. Я всю неделю пытался понять, знает ли Марко о беременности Никки, но ни на одну приманку он не клюнул. То ли понятия об этом не имеет, то ли решил хранить в секрете.

— Тебя тянет к банде, — говорит Чуи. — Но ты не знаешь почему.

Храню молчание. Каждое сказанное им слово — чистая правда. Но я в этом не признаюсь, потому что мне стыдно.

— Не стоит скрывать свои истинные чувства. Tu papa[65] хотел, чтобы ты был в «Крови», Луис. Он сделал так, чтобы тебя оберегали и охраняли. Он принес тебя на склад спустя неделю после твоего рождения и благословил тебя на служение «Мексиканской крови»… собственной кровью. Ты полноценный, настоящий член банды, Луис.