— Чуи хочет избавиться от этого дерьма по семьдесят пять баксов за штуку. Двадцать пять баксов — наши.

С грохотом захлопываю бардачок.

— Чувак, это же кокс. Меня в выходные и так из-за него чуть не замели.

— А то я не знаю. Вот, держи, — Марко вытаскивает откуда-то клочок бумаги с накорябанным на нем адресом: «Эванстоун, Ньюбери-драйв, 2416». — Чуи сказал, можно сплавить дурь этому culero.

Мы пересекаем Фейерфилд по Шеридан-роуд и сворачиваем на извилистое, обсаженное деревьями шоссе, что ведет в Эванстоун. Всю оставшуюся дорогу я молчу, разглядывая людей на улицах. Интересно, что они о нас думают? Вот видят они двух мексиканцев в машине и, наверное, сразу понимают, что мы наркоту толкаем? Что ж, сегодня они бы не ошиблись. Дури у нас, конечно, не так много, чтобы загреметь в тюрягу лет на десять, но ее точно хватит, чтобы нас арестовали.

Я вновь вспоминаю об угрозах Сото. «Либо ты будешь с нами, либо против нас. Ты же хочешь, чтобы твоя семья жила в безопасности, правда?»

Да, правда. Я хочу, чтобы моя семья жила в безопасности. А значит, я должен сделать это — ради братьев, ради племянника, ради невестки… и ради mi’amá. Видимо, торговля наркотой — неизбежная плата за возможность узнать нужную информацию и подобраться к Чуи Сото как можно ближе. Я почти уверен, что Алекс тоже продавал наркотики по указанию «Крови», и совершенно точно знаю, что это делал Карлос… значит, теперь моя очередь.

На улице еще светло, и найти нужный адрес удается без труда. Марко подъезжает к дому, глушит двигатель. Я разглядываю куски искореженного металла и какие-то доски, кучами сваленные во дворе.

— Да это помойка просто.

— Я подожду в машине, — говорит Марко.

Рассовываю по карманам пакетики с дурью. Никогда не занимался ничем таким и оттого чувствую себя полным придурком.

— А может, ты сходишь? — спрашиваю я Марко. — Ты же вроде привычный к таким делам.

— Чуи велел, чтобы ты сам это сделал. Типа, чтобы верность доказал и все такое. — Он смотрит в зеркало заднего вида. — И, кстати, я не удивлюсь, если этот парень окажется каким-нибудь приятелем Чуи. С него станется проверить, что ты сделал все как нужно.

Ну я и влип.

— Ты хоть меня прикроешь, если что?

— Угу… Да прикрою, прикрою. — Марко ведет себя так развязно, словно он уже тысячу раз такое проделывал и ему это раз плюнуть. — Иди уже. Не тяни кота за яйца.

Я вытаскиваю с заднего сиденья небольшой рюкзак, который сегодня утром специально оставил в машине Марко, и достаю пистолет. Засовываю его за ремень, выхожу из машины и иду к дому. На двери красуется наклейка: «Торговым агентам вход запрещен». Ага, а я торгую наркотиками. Это тоже считается? М-да, можно было бы наваять обалденное эссе на эту тему, со всеми аргументами «за» и «против».

Так, я определенно тяну время. Говорю себе: «Ты сможешь это сделать», — чувствуя, как тяжело и часто бухает в груди сердце. Нажимаю на звонок и слышу в доме шаги — кто-то подходит к двери. Наконец мне открывают.

На пороге стоит бритый наголо парень. Глядя на него, я вспоминаю о боях без правил, которые как-то видел по телику. И, кажется, хозяин дома не мылся как минимум неделю — такой вонью от него несет.

— Кто ты, черт тебя побери, такой? — спрашивает бритый.

М-м-м… и как мне представиться? Нелегко придумать такое на ходу.

— Э-э-э… У меня есть кое-что такое, что тебе нужно.

Идиотская фраза.

— И что именно? — спрашивает парень, ничуть не смутившись тем, как странно звучит наш разговор.

За уголок вытягиваю из кармана один из пакетиков, но не успеваю достать его полностью — бритый хватает меня за футболку и втягивает в дом.

— Никогда больше так не делай, понял? Здешние полицаи только и ждут, чтобы прижучить парней вроде тебя. Если они прознают, что ты кокос притащил, загребут нас обоих. Ладно… — Он несколько раз тянет носом, словно принюхиваясь, и я вижу, как у него от нетерпения дрожат руки. — Показывай, что там у тебя.

Я вытаскиваю из кармана пять пакетиков.

— Семьдесят пять баксов каждый. Триста семьдесят пять за всё.

Ага, с математикой я всегда был в ладах.

— Может, триста пятьдесят, и по рукам? — предлагает он.

Да ладно, мы еще и торговаться будем? Он явно думает, что я новенький. Ну, то есть я и правда новенький, но если это подстава от Чуи, отступать нельзя. Если прогнусь, у банды точно возникнут вопросы.

— Я тебе что, чертов оптовик? — цежу сквозь зубы я, сам удивляясь, как легко мне дается роль конченого отморозка. — Триста семьдесят пять, или я ухожу. — Раз уж я в это ввязался, надо стребовать с него все бабки. — У меня еще с десяток парней найдется, кто и четыре сотни за такую чистую дурь выложит. Не тебе, так им кокс достанется, мне-то какая разница?

И с экономикой у меня тоже все в порядке, спецкурс даром не прошел. Закон спроса и предложения — мощная хрень. Если этот бритый будет думать, что предложение ограничено, а спрос высок, шансы, что он поведется и будет играть по моим правилам, резко увеличиваются. Он еще мнется пару секунд. Я решаюсь на блеф: разворачиваюсь и иду к двери.

— Ладно-ладно, хорошо! — вопит парень. — Сейчас принесу деньги. Просто… просто жди тут.

Беру все пакетики в одну руку, а второй тянусь к ремню и вытаскиваю пистолет. Если этот парень собирается в меня пульнуть, лучше быть готовым выстрелить первым или смыться от греха подальше.

Вот дерьмо, в кого же я превращаюсь? В бандита, который торгует наркотой, да еще и крутого из себя корчит? Как, оказывается, просто можно поменяться, стать полной противоположностью себе прежнему! Но я понимаю, что иначе не смогу узнать, какой козырь Чуи прячет в рукаве, и это единственная причина, почему я сейчас здесь торчу. Сото явно замыслил что-то, касающееся меня, я уверен в этом на сто процентов. И в полицию не пойдешь — у Чуи глаза и уши на всех окрестных улицах, он даже намекал, что прикармливает каких-то копов в Фейерфилде. Впервые в жизни я не могу поступить так, как должен поступить и как будет правильно.

Мне приходит в голову, что чувак, к которому мы приперлись, может оказаться переодетым полицейским. Но нет, судя по тому, с какой тоской он смотрел на кокс и как втягивал воздух, предвкушая скорую дозу, это обычный наркоша со стажем.

Парень возвращается в комнату с пачкой купюр и протягивает мне баксы.

— Вот, — говорит он.

И что, черт возьми, мне делать с деньгами? Пересчитать прямо тут? Или это будет оскорблением? Понятия не имею, как следует поступать, поэтому просто забираю баксы, где-то секунду их разглядываю и протягиваю бритому пакетики.

Возвращаюсь к машине, а сердце все еще колотится. Из-за выброса адреналина я словно под кайфом — точно как тогда, во время «одиночки» в Боулдерском каньоне. Тут змей нет, конечно, зато приходится врать своей семье и Никки, а это куда больнее и опаснее, чем самые ядовитые на свете укусы.

— Поехали отсюда, — говорю я, плюхнувшись на переднее сиденье. Марко стартует с места, а я читаю пришедшую на телефон эсэмэс.

Никки: Привет. Чем занимаешься?

Ничего не ответив, убираю сотовый в карман.

30. Никки

Я ПОПРОСИЛА ЛУИСА ВСТРЕТИТЬСЯ со мной в собачьем приюте. Но когда возле ворот останавливается крутой мотоцикл, некоторое время недоверчиво приглядываюсь, не уверенная, что это он. Луис снимает шлем и подходит ко мне.

— Это что, твой байк?

— Нет, моего кузена Энрике. Он дал погонять. И заодно сказал, что я могу несколько дней в неделю работать у него в автосервисе. Энрике знает, что меня вышвырнули из «Брикстоуна», но у него вроде дела пошли в гору, так что еще один механик не помешает.

Луис привлекает меня к себе, и какое-то время мы просто стоим, обнявшись.

— Неважно, что от тебя несет мокрой псиной, я все равно по тебе скучал, — наконец говорит он.

— Угу. Я проводила для Гренни водные процедуры.

— Для Гренни?

— Это моя любимица. Хочешь, познакомлю?

— Конечно.

— Пойдем.

Наскоро познакомив Луиса с сотрудниками приюта, подвожу его к вольеру Гренни.

— Ну скажи же, милашка, правда? — Я беру собаку на руки. — Она слепая, но прекрасно все слышит.

Луис забирает у меня бульдожку.

— Эй, Гренни, как дела? — спрашивает он. Собака утыкается носом в его рубашку, и Луис треплет ее по загривку. — Ты хочешь забрать ее домой?

— Как ты узнал?

— Увидел, как ты на нее смотришь.

— Родители пока не разрешают мне завести собаку, но я не теряю надежды их уговорить. Кажется, они скоро сдадутся. Я даже заставила их познакомиться с Гренни. — Отвожу взгляд и смотрю вдаль. — Думаю, они боятся, что я свихнусь, когда она умрет.

— А ты правда свихнешься?

Треплю Гренни за ухо.

— Кто ж знает? Может быть.

— Сколько ей еще осталось?

— А сколько нам с тобой осталось? Сколько осталось людям на земле? — вопросом на вопрос отвечаю я. Луис задумчиво улыбается.

Я знакомлю его с другими обитателями приюта, рассказываю истории их жизни и особенности характера. Бигль Джейк воет, не переставая; Ханна, помесь овчарки, обожает своего соседа по клетке. Щенков, которых недавно подбросили в приют, к полудню скорее всего заберут.

— Неудивительно. Малышей все любят.

— Кроме тебя. Тебе самых бедненьких подавай, вроде Гренни.

Я шутливо пихаю его в бок.

— Она не бедненькая. Ей просто нужно больше заботы, чем другим.

— Знаешь, в прошлом году у меня был факультатив по психологии. Будь я психотерапевтом, сказал бы, наверное, что ты из тех людей, которым нравится о ком-то заботиться.

— Справедливо, — не могу не признать я. Во всяком случае, хотеть о ком-то заботиться — это лучше, чем нуждаться в чьей-то заботе. — Ну а вы, мистер Фуэнтес? Как у вас с потребностью в заботе?