— И что? Луис — геймер, — с гордостью заявляет Бен. — Прямо как я. А американские геймеры должны держаться вместе.

Никки хмыкает.

— Луис не геймер, Бен. — Она раздраженно выдыхает и выбегает из комнаты.

— Скоро вернусь, — говорю я парню и иду следом за Никки. Она направляется к лестнице, но я успеваю перехватить ее за локоть и заставляю посмотреть на меня. — В чем проблема?

— Ты мне не нравишься.

— Ты даже не дала мне шанса тебе понравиться.

Девушка горько смеется.

— И не нужно. Ты слишком высокого о себе мнения, и слава богу, что это сразу понятно.

— Рядом с тобой я чувствую себя беззащитным, Никки, вот и притворяюсь, как могу. Может, мы смогли бы понять, есть между нами «химия» или нет? Всего-то и нужно — поцеловаться.

— Просто поцеловаться?

Я киваю.

— А то ты ведь даже не знаешь, от чего отказываешься.

Никки одним движением преодолевает пространство между нами и, прежде чем мой мозг успевает осмыслить происходящее, вцепляется пальцами мне в волосы и тянет мою голову к себе. Наши губы почти касаются друг друга.

Вот он, адреналин.

— Просто чинно поцелуемся? — шепчет она, легонько задевая мои губы своими. — Или попробуем что-нибудь повкуснее?

Ее язык проникает между моими губами в медленном, чувственном ритме, отчего в голове сами собой появляются фантазии о нас двоих, только где-нибудь в более интимной обстановке.

Я не поднимаю рук, прижимаю их к бокам, позволяя Никки самой контролировать поцелуй. Пусть развлекается — зато я не сорвусь. Знаю, что она специально меня заводит, заставляя хотеть ее еще сильнее, чтобы потом она могла бы унизить меня, сровнять с землей. Ну и пусть.

Вообще-то, кажется, она первая начинает терять контроль.

— Мне определенно нравится то, что повкуснее, — бормочу я и проскальзываю языком ей в рот. Там горячо и влажно, и это офигенно приятно. У нее вырывается едва слышный стон. Могу поклясться, что он звучит подозрительно похоже на «О Луис!», — и тут уже сам не выдерживаю.

Никки — это настоящий выброс адреналина, в чистом виде. С трудом заставляю себя отстраниться от девушки и обхватываю ладонями ее раскрасневшееся лицо.

Мы просто стоим и смотрим друг на друга.

— Что ты делаешь? — наконец спрашивает она.

— Смотрю на тебя. Видишь, какая между нами обалденная «химия»?

— Не-а. — Но глаза Никки не отводит — видимо, хочет, чтобы я первым опустил взгляд. Я этого не делаю, и тогда она просто отступает от меня. На лице девушки играет задорная усмешка. Она делано разочарованно щелкает языком и качает головой. — Прости, Луис, но тебе, кажется, нужно попрактиковаться. Особенно в том, что касается языка. Получилось немного неуклюже. То есть не то чтобы все совсем плохо. Потенциал у тебя определенно есть, но пока что мы с тобой, увы, несовместимы.

Я стою ошарашенный, и мне уже кажется, что эта девушка — никакой не ангел, а самая настоящая ведьма. Она околдовала меня, и я едва не задыхаюсь, готовый рухнуть на колени и умолять ее дать мне еще один шанс. Но я точно знаю: то, что сейчас произошло, нельзя назвать просто «не совсем плохо», и язык у меня вовсе не неуклюжий. Я целовался со многими девушками. С целой толпой, можно сказать. И никто до сих пор не жаловался. А когда я смотрел ей в глаза и Никки не сводила с меня взгляда, между нами совершенно точно происходило что-то еще. Я не сомневаюсь в этом.

Никки вытирает губы тыльной стороной ладони.

— Только посмей сказать кому-нибудь, что мы целовались.

Это еще почему? Потому что я нищий мексиканец, а после Марко ее достойны только парни, которые сорят вокруг сотенными купюрами?

В дверях компьютерной комнаты появляется Бен.

— Что это вы тут делаете? — спрашивает он, с любопытством глядя на нас.

Никки спокойно произносит: «Ничего», а я говорю:

— Мы с твоей сестрой целовались.

16. Никки

НЕКОТОРЫЕ СОБЫТИЯ В ЖИЗНИ нужно как можно скорее выкидывать из головы. Например, тот факт, что я целовалась с Луисом. И это было вовсе не так плохо, как я ему сказала… Вообще-то теперь мне больше всего хочется сделать это снова. Но ему об этом знать не нужно. Я всю неделю старательно избегала Луиса, и у меня получилось. Если, конечно, не обращать внимания, сколько энергии на это уходит. Тяжело не общаться с тем, кого просто не можешь не замечать.

Утром по воскресеньям я всегда помогаю в приюте для животных — он недалеко от моего дома. Приезжаю туда, и директор, Сью, говорит, что сегодня появилась новая подопечная, Гренни.

— Она слепая, — предупреждает Сью, и я чувствую, как сердце начинает биться быстрее. — Бульдог. Лет девять или десять. Ее хозяйка была совсем старенькой и недавно умерла, а из семьи никто не может взять пса к себе.

Я уже видела, как умирают в своих отсеках пожилые собаки. Мало кто захочет взять пса и платить большие деньги ветеринару — а старые псы почти все много болеют. К тому же людям не хочется связываться с животным, которое через год-два умрет.

— Где она? — спрашиваю я.

— Отсек тридцать три. Можешь выгулять ее, а потом надо почистить вольеры на западной стороне.

Бегу к названной ею клетке. Гренни лежит в углу, опустив голову прямо на пол.

— Привет, девочка, — говорю я, открывая замок.

Бульдожка поднимает морду, когда я треплю ее по холке, и кладет голову мне на колени. Методом практики быстро выясняю, что Гренни больше всего нравится, когда ей чешут брюхо. Вывожу ее на прогулку — на небольшой лужок за приютом, — чтобы старушка могла учуять как можно больше новых запахов.

Гуляю с остальными собаками, но все время думаю о Гренни. Раз пять захожу к ней, глажу и чешу брюхо.

— Завтра зайду, посмотрю, как там Гренни, — говорю я Сью, когда мы устраиваем себе перерыв.

— Это же не твой день.

— Знаю. Но я заметила, что у нее миска полная. Кормила старушку с рук. Если она завтра тоже не поест сама, я ей помогу.

Сью раздраженно вздыхает.

— Она поест, Никки. Здоровые собаки не морят себя голодом.

— Если они не в депрессии, — возражаю я. — А ей явно плохо.

— Как обидно, что нам не хватает денег на собачьего психолога, да?

— У тебя есть я, — говорю, глядя Сью в глаза.

Остальное время я вожусь с другими собаками. Наконец выхожу из приюта и бегу домой — мыться.

Сворачиваю на подъездную дорожку. Кендалл уже ждет меня. Выхожу из машины, и подруга напряженно разглядывает мои перепачканные джинсы.

— Переносчица собачьих микробов.

— Угу, — улыбаюсь я.

Кендалл поднимает руки.

— Тьфу, гадость какая. Не подходи близко. Я подожду в машине, пока ты душ примешь. Только поживее!

Мы собирались ненадолго завалиться к Дереку в гости, на Фокс-лейк, — там у него яхта. Конечно, она не его, а его родителей, но какая разница?

Через двадцать минут выскакиваю из дома. Я чистая и готова остаток дня провести, отдыхая и загорая на яхте.

— Итак… — начинает Кендалл. — Не хочешь поделиться, что происходит между тобой и Луисом с «того самого поцелуя»?

Да, я позвонила подруге сразу после случившегося и обо всем ей рассказала.

— Ничего. Ты же знаешь, я целовалась с ним, чтобы доказать кое-что себе… ну, и ему.

— И что именно ты пыталась доказать?

— Что я могу целоваться с парнем, не испытывая никакого эмоционального влечения.

— Ну и как, сработало?

Смотрю за окно.

— Я не настолько эмоционально невосприимчива, как мне хотелось бы. Но я рада, что мы едем кататься на яхте, — хоть мозги проветрю. И я точно знаю, что не хочу ни с кем связываться, Кендалл. Особенно с кем-то вроде…

— Вроде Марко? — заканчивает за меня Кендалл.

— Да. Я просто не могу.

Подруга пожимает плечами.

— А что, если Луис другой, Ник? Что, если на самом деле он тебе нравится, и ты ему нравишься, и все хорошо и замечательно?

— Ты же знаешь, что все не так просто. Ты любишь Дерека, Дерек любит тебя, но вы никак не можете избавиться от проблем.

— Тогда за каким фигом я поперлась сегодня на эту яхту? Просто я стараюсь жить настоящим и не зацикливаться на будущем, которого все равно не избежать.

— Ты предлагаешь мне поступать так же?

Мы едем уже минут сорок, и Кендалл наконец сворачивает на грунтовку.

— Я предлагаю тебе быть счастливой, Никки. Ты уже два года себя наказываешь.

— Не хочу снова переживать ту боль. — Улыбаюсь и обнимаю подругу. — Но мне ужасно нравится твое желание, чтобы я была счастлива.

Кендалл была рядом со мной, когда я потеряла ребенка. Сидела и слушала мои рыдания — час за часом, день за днем, ночь за ночью, пока у меня не осталось больше слез. Когда мне нужно было поговорить, просто сказать что-нибудь, чтобы отвлечься от мыслей о случившемся, она сразу же приходила. Она болтала обо всем подряд, бесконечно, пока не начинало першить в горле. А когда мне не хотелось говорить, мы просто сидели и молчали — тоже часами. Подруга покупала мне мороженое и открытки с ободряющими словами и утешала, уверяя, что даже если на теле остались шрамы, сердце непременно однажды исцелится.

— Тогда постарайся просто повеселиться, ладно?

Мы огибаем дом Дерека и направляемся к небольшому причалу.

— Привет, девчонки! — кричит нам с яхты Дерек. — Опаздываете.

— Никки смывала с себя собачьи микробы, — отвечает Кендалл и впервые за всю неделю повисает на шее у Дерека, целуя его. Радуюсь, что у них все понемногу налаживается, хотя сомнения мои никуда не деваются.

А в следующую секунду вижу Луиса и впадаю в ступор. Он растянулся на носу яхты. На нем только длинные плавательные шорты — и больше ничего. Не могу отвести глаз от загорелого рельефного пресса и тонкой полоски волос, что тянется от пупка и исчезает за резинкой шортов, низко сидящих на бедрах.