Алекса покачала головой. Надо же, как все обернулось. Узнать о своей беременности после того, как муж ее бросил из-за того, что она не была готова стать матерью! Она и сейчас сомневалась в том, что готова. Алекса думала об этом все воскресенье. С утра, чтобы справиться с тошнотой, она погрызла сухое печенье, потом прогулялась вдоль реки, пытаясь представить, как катит перед собой коляску с младенцем, как несет его или ее на груди в сумке-«кенгуру». Она никак не могла понять, привлекает ее такая перспектива или отталкивает.

Пожалуй, и то и другое сразу. Одно дело обсуждать вопрос о беременности, и совсем другое — узнать точно, что меньше чем через восемь месяцев на свет появится плод их с Филиппом любви. Человек. Маленький Кейтс-Джером. В этом есть что-то от чуда.

Ей вдруг вспомнились слова врача: что бы она почувствовала, узнав, что никогда не сможет стать матерью? Теперь Алекса точно знала что: это было бы ужасно.

К вечеру настроение улучшилось настолько, что она даже стала улыбаться. Пусть это было нелепо, но чем больше Алекса думала о своей новости, тем больше гордилась собой, словно сделала нечто умное. Да уж, умное, это точно! То, чем занимаются на лугу корова с быком. Нет, это не одно и то же. Разница в том, что у нее есть разум. И еще любовь.

Это будет их ребенок, ее и Филиппа. Природа решила за нее, и в каком-то смысле Алекса испытывала облегчение.

В этот вечер она даже стала смотреть передачу Филиппа, и время от времени на ее губах появлялась улыбка. Какой же он хороший, чудесный, удивительный! Можно представить, как муж обрадуется, узнав, что скоро станет отцом. Тогда они и поговорят о разделении обязанностей. В конце концов, Филипп ее любит — нельзя же разлюбить так быстро! — и он должен пойти на компромисс. В этом Алекса не сомневалась. Ведь когда люди получают то, что хотели, они становятся более сговорчивыми, разве нет?

Алекса вдруг поняла, что не может ждать больше ни минуты, и набрала номер домашнего телефона Кэй. Проклятие! На том конце провода по-прежнему никто не брал трубку. По-видимому, секретарши не было дома, а телефон без автоответчика.

Алекса повесила трубку и приказала себе не глупить. Ничего страшного, можно позвонить завтра утром. К тому же, чтобы не оставалось никаких сомнений, лучше дождаться результатов анализов.

Ложась спать, Алекса улыбалась. «Наверное, я даже подожду возвращения Филиппа. Хочется посмотреть, какое у него будет лицо, когда я сообщу ему долгожданную новость».


Глава 17


Пейдж нервно расхаживала по коридору возле своей палаты. Она старалась ступать как можно тише, не то ночная медсестра заметит ее и даст таблетку, а Пейдж не желала никакого снотворного. Господи, да она и так спит по пятнадцать часов в сутки! Наверное, ей что-то подмешивают в еду.

О, она все знает о психбольницах! Там с человеком обращаются, как со зверем в зоопарке. Санитарам не нужны проблемы. Нарочно начиняют ее еду наркотиками, чтобы она спала без просыпу, этак можно и всю жизнь проспать…

И за всем этим стоит ее сестра. Младшая сестренка с фальшивой теплотой в голосе. Да у нее во рту и масло бы не растаяло. Самодовольная дрянь, самодовольная и неискренняя. Притворяется обеспокоенной, а на самом деле надеется, что она, Пейдж, никогда отсюда не выберется.

А все дело в Брайане. У Алексы нет собственных детей, вот она и решила воспользоваться болезнью сестры, чтобы под этим предлогом отобрать у нее сына. Только так Пейдж могла объяснить себе, почему, когда она недавно звонила сыну, тот вел себя как-то странно, нервничал и разговаривал, как чужой.

Видно, Алекса снова взялась за старое. Сестренка хочет оттолкнуть от нее Брайана точно так же, как много лет назад оттолкнула родителей, лишила Пейдж их любви.

И вот она сидит взаперти в сумасшедшем доме в Англии. О, Пейдж знает почему: потому что она американка. Потому что у нее больше нет мужа, который мог бы заступиться. Власти хотят запереть ее здесь навсегда, чтобы наложить лапу на пенсию за Тима.

Вдруг Пейдж остановилась, пораженная мыслью, которая раньше не приходила ей в голову. Алекса! Опять Алекса! Наверное, она приплачивает им, посылает деньги доктору Уэстону, чтобы тот говорил, будто ей все еще требуется лечение. Точно, Алекса подкупает врачей. Они никогда не выпустят ее отсюда, она больше никогда не увидит сына, своего Брайана. Маленький Брайан, он такой милый малыш, это все говорят.

Когда Тим умер, Алекса предлагала: «Переезжай в Нью-Йорк, будешь жить с нами». Ну нет, она не такая дура, чтобы попасть в эту ловушку. Но сестра сумела подкупить докторов, чтобы они заперли ее в сумасшедшем доме, а сама забрала ее сына. Алекса подкупает и Брайана — подарила ему велосипед, телевизор…

— Миссис Барнс, что вы делаете в коридоре? В это время вам полагается спать.

Пейдж покорно позволила проводить себя в палату. Тюрьма, вот что это такое! Врачи и медсестры ее травят, но она хитрее и больше не станет принимать их «лекарства». Только нельзя давать им понять, что она их раскусила, иначе силой заставят ее глотать отраву или введут внутривенно.

Нет, она будет со всем соглашаться, будет улыбаться, а потом тайком выбросит таблетки в унитаз.


Филипп вернулся с Карибского моря почти на неделю раньше запланированного. На Ямайке его ждали сплошные разочарования. Никто не потрудился известить Брук, что премьер-министр улетел в Австралию на встречу стран Британского содружества. С музыкантами регги тоже ничего не вышло: руководитель группы угодил в больницу с бронхиальной пневмонией.

Организовывать какие-то другие интервью было слишком поздно, тем более что на Карибах скоро ничего не делается. Впрочем, в течение трех дней он не слишком старался что-то предпринять. Тодд вечно поднимал шум из-за расходов, а Филипп не мог ему предложить ни одного мало-мальски интересного гостя, ради которого стоило бы идти на дополнительные расходы.

Хорошо по крайней мере, что поездка на Мартинику оказалась удачнее. Француженка-ботаник, у которой он приехал брать интервью, очень интересно рассказывала об открытом ею новом методе выращивания гибридных цветов, к тому же оказалась очаровательной женщиной, не утратившей былой красоты.

Но Филипп страшно тосковал по Алексе. Яркие краски тропиков, буйство зелени, навязчивые ритмы музыки, веселые местные жители и туристы, немалую часть которых составляли молодожены, проводящие здесь медовый месяц, — все это заставляло его только острее ощущать свое одиночество. Ничто из того, что обычно доставляло ему удовольствие, сейчас не радовало.

За последнее время жизнь стала похожа на затянувшийся кошмарный сон, который никак не кончался. Не прошло и двух дней, как он расстался с Алексой, а уже оказался в постели Гейл. Филипп, конечно, понимал причину своей слабости, но все равно стыдился этого поступка. Его беспокоили проблемы с потенцией, и он начал опасаться, что с Алексой останется бездетным.

И вот теперь, когда прошло несколько дней, а она не только не позвонила, но даже не связывалась с Кэй, чтобы узнать его номер телефона, Филипп начинал испытывать нечто вроде мрачного удовлетворения. Что же пытается сказать жена своим молчанием? Что лучше потеряет мужа, чем согласится рожать? Неужели после этого можно поверить в то, что она по-прежнему его любит?

Каждый раз, когда звонил телефон, у Филиппа замирало сердце: он думал, что это Алекса. Но она молчала. Зато Гейл звонила несколько раз, интересовалась, как идут дела, сочувственно выслушивала его жалобы, говорила, что скучает без него.

Филипп не знал, что ответить. Конечно, ее интерес льстил, но он чувствовал себя виноватым, так как понимал, что в ту ночь лег в ее постель только для того, чтобы избавиться от тоски и одиночества. Он был пьян, а Гейл — доступна, красива и сексуальна. Кроме того, он когда-то ее любил. Может, с его стороны было подло воспользоваться одиночеством вдовы. Филипп не знал, как ко всему этому относиться.

Но одно знал точно: он все еще муж Алексы, и их разговор не окончен.

Вернувшись в пятницу утром, Филипп поехал в отель, где провел несколько ночей, и стал звонить Алексе в офис. Номер не ответил. Вместо того чтобы оставить сообщение секретарше, Филипп сразу позвонил на квартиру в надежде, что Алекса работает дома. Но, услышав на автоответчике собственный голос, бросил трубку.

Филиппа вдруг разобрала злость. Похоже, Алексу не интересует, как прошла его поездка, вернее, проходит, ведь она даже не знает, что муж вернулся. Черт подери, да он мог попасть в аварию, погибнуть, а ей все равно!

Пока Филипп сделал для себя только один вывод: в вопросе о ребенке они все еще не сдвинулись с мертвой точки. Так какой смысл искать ее и спрашивать снова? Грустные размышления прервал телефонный звонок.

Гейл приглашала его на выходные в Коннектикут, где только что сняла дом на лето.

— Филипп, умоляю, скажи, что поедешь, а то Венди меня уже замучила, каждый день о тебе спрашивает.

Он колебался.

— Вообще-то и собирался в эти выходные встретиться с Алексой и все обсудить, но пока мне не удалось дозвониться. Конечно, жена не ждала меня раньше следующей недели…

— Но она же в Вашингтоне. Несколько дней назад я разговаривала с Биллом Пеннингтоном, он рассказал, как продвигается дело с музеем, и между прочим упомянул, что Алекса едет проконтролировать очередную стадию строительства.

Филипп вспомнил, жена действительно говорила, что в мае собирается поехать в Вашингтон. Он будет выглядеть дураком, если попытается ее выследить! И конечно, с ней сейчас Иган Бауэр, как же иначе! Филиппа охватило отчаяние.

Между тем Гейл продолжала радостно щебетать, расписывая прелести прогулок на яхте, рассказывая о доме в Уэстпорте с плавательным бассейном и теннисным кортом.