— Ах, Филипп, ты заметил, что в последнее время мы вообще не смеемся. Вот что меня пугает. Это… это выросло между нами, как стена. — Она резко втянула воздух. — Как знать, может, я еще не смогу забеременеть. Может, уже слишком поздно.

Выражение лица Филиппа так резко изменилось, что Алекса сразу пожалела о сказанном.

— Конечно, в наше время бесплодие лечится, — быстро добавила она.

— Если мы не сможем зачать ребенка, это будет очень, очень грустно, — тихо сказал Филипп. — Придется подумать об усыновлении, суррогатной матери… какие там еще есть способы. Не знаю, как ты, Алекса, но я очень хочу, чтобы у меня были дети. Я хочу оставить после себя на земле еще что-то, кроме нескольких записанных на пленку интервью. Мне важно знать, что, когда меня не станет, моя жизнь в ком-то продолжится. Кто-то будет выращивать цветы в нашем доме в Вермонте, иногда вспоминать нас. Не так страшно умирать, когда знаешь, что ты продолжишься в детях и внуках.

Это Алекса могла понять, более того, она даже разделяла чувства Филиппа. Но прежде чем все это станет реальностью, родители должны потратить на детей массу сил и времени, и Алекса подозревала, что муж рассчитывает переложить львиную долю забот на ее плечи. Она попыталась высказать свои сомнения, но чем дольше они говорили, тем сильнее становилось ее отчаяние. Филипп рассуждал, как добрый дядюшка, человек, который хотя и любит играть с ребенком, но не имеет ни малейшего понятия о рутине повседневных дел, которые требуются при уходе за ребенком. Видимо, он считал, что материнский инстинкт сам по себе позволяет всякой нормальной женщине легко управиться со всеми делами, тем более если ей по средствам нанять квалифицированных помощников. На самом деле все не так просто.

Каждый из них пытался донести до другого свою точку зрения, и атмосфера все более накалялась.

— Возьмем, к примеру, Брайана, — говорила Алекса. — Именно я записывала его к зубному или к терапевту; когда он забыл дома учебники, именно мне пришлось договариваться с миссис Радо, чтобы она отвезла их в школу; это я, а не ты, встаю пораньше, чтобы завтракать вместе с ним…

— Разве я когда-нибудь отказывался делать то, что ты просила? — перебил Филипп.

— Нет, напрямую не отказывался, но в большинстве случаев тебя просто не бывает рядом, чтобы я могла попросить. Вот и сейчас ты собираешься на Карибы, и тебе даже в голову не пришло поинтересоваться, будет ли это удобно мне. Согласна, Брайан — мой родственник, а не твой, но у меня почему-то такое чувство, что, будь на его месте наш собственный ребенок, ничего бы не изменилось.

Филипп махнул рукой:

— Опять отговорки! Я отказываюсь верить, что ты настолько беспомощна, как пытаешься показать. Миллионы матерей работают. Возьмем хотя бы Бинки. Насколько мне известно, Тодд не опаздывает на работу, чтобы отвезти детей в школу. Скажу больше, когда родился Майкл, Бинки еще училась на юридическом факультете. И она не просила мужа повременить до тех пор, пока выиграет дело в Верховном суде.

— У юристов и архитекторов все по-разному. Сравни, сколько женщин попадается среди юристов и сколько — среди архитекторов.

— Прости, зря приплел сюда Бинки. Я хочу сказать одно: ты все время ставишь какие-то условия и, если они выполняются, тут же находишь новые отговорки…

— Это не отговорки, а реальные причины.

— Алекса, мы ходим по замкнутому кругу. Скажи прямо, ты хочешь заводить ребенка или нет?

— Хочу — как только стану компаньоном.

— А если ты не станешь им еще несколько месяцев?

Алекса колебалась. От волнения ей стало даже трудно дышать.

— Ну… надеюсь, все-таки стану.

От напряжения у Филиппа побелели губы.

— Меня такой ответ не устраивает. Все! Я пошел спать.


Филипп поднимался в спальню в отвратительном настроении. Впервые со дня их знакомства он увидел в карьере жены серьезное препятствие материнству. Самое ужасное, что она, похоже, верила собственным оправданиям и решила, что, став компаньоном, выполнит наконец свое обещание, вот только он уже устал в это верить.

Взять, к примеру, ночные кошмары. Они что, сразу исчезнут, как только Алексу сделают компаньоном? Или историю с ее братом, о котором она никогда не говорила. Наверное, это ужасно — потерять ребенка. Возможно, на родителей Алексы эта смерть подействовала так сильно, что они старались не слишком привязываться к дочерям и спрятались от реальности в мире музыки. Вероятно, Пейдж и Алекса чувствовали себя ненужными, покинутыми?

Филипп не мог не вспомнить, что говорила о материнстве Гейл. Господи, большинство нормальных пар хотят иметь детей! И он не принадлежит к меньшинству, считающему, что можно прекрасно обойтись и без потомства.


Алекса несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Кто бы мог подумать, что этот вечер превратится в горячую дискуссию о детях? Наверное, следовало раньше более четко дать понять Филиппу, что, пока не ясна судьба проекта, о беременности не может быть и речи.

Она медленно поплелась в спальню, заметив, что в комнате Брайана тихо. Впрочем, почему бы и нет? Он уже добился того, чего хотел, — испортил ей настроение и привлек внимание к собственной персоне.

Филипп еще не спал. Полностью одетый, лежал на кровати, заложив руки за голову.

Алекса села рядом и посмотрела на мужа.

— Прошу тебя, не сердись.

— Я не сержусь. Я в отчаянии, Алекса. Любовь — это еще не все. Когда два человека стремятся к разным целям…

От слов, которые остались недосказанными, у Алексы вдруг засосало под ложечкой.

— Значит, дети — это все, что тебе нужно от нашего брака? — прошептала она.

— Нет, конечно, нет! Но мы же сразу договаривались, что заведем детей, и я ждал пять лет…

— Знаю. И сейчас я прошу тебя подождать еще чуть-чуть.

Филипп медленно встал. Потом так же медленно обошел вокруг кровати, остановился напротив Алексы, сцепившей руки на коленях.

— Боюсь, мы зашли в тупик. — И, помолчав, добавил: — Если мы не договоримся, нам придется разъехаться.

У Алексы перехватило дыхание.

— Не верю, что ты мог сказать такое!

— Как видишь, сказал, и серьезно. Решение за тобой. — Филипп смотрел на жену, как на постороннюю. Алекса никогда не видела у него такого взгляда. — Продолжать в том же духе бесполезно. Нам будет только хуже.

Алекса медленно встала, ее глаза застилали слезы.

— Но… но я люблю тебя.

Филипп сглотнул.

— Я тоже тебя люблю, но я не могу заниматься с тобой любовью. Этот нерешенный вопрос встал между нами.

Какая-то ее часть готова была броситься ему на шею и пообещать все, чего он пожелает, но другая часть, более трезвая, ужаснулась тому, что Филипп мог предъявить ей такой ультиматум.

Несколько мгновений они молча стояли и смотрели друг на друга.

— Филипп, я не знаю, как быть! — закричала Алекса. — Я не могу сейчас об этом думать, завтра у меня очень важная встреча…

— Что ж, даю тебе на раздумья всю следующую неделю и еще одну, пока меня не будет. Если ты ничего не решишь к тому времени, то, боюсь, не решишь никогда.

— Но это же шантаж! Если я нужна тебе только для продолжения рода, можешь уходить прямо сейчас!

— Хорошо, я уйду. — Филипп достал свои чемоданы и начал без разбору бросать в них все подряд: носки, рубашки, белье.

Алекса стояла посреди спальни, дрожа от страха и гнева. В висках стучало: «Неужели это происходит с нами?»

Наблюдая, как Филипп складывает вещи, она чувствовала себя героиней телефильма. Так и казалось, что сейчас зазвучит музыка, начнется рекламная пауза, а затем последует неизменный хэппи-энд.

Филипп защелкнул замки на чемоданах и поднял их.

«Нужно его остановить!»

— Брук в отпуске, но если в мое отсутствие ты что-то решишь и надумаешь мне позвонить, Кэй знает, где меня искать.

Прежде чем Алекса придумала, что ответить или сделать, муж спустился по лестнице и ушел.

Алекса села на кровать. Она была так ошеломлена, что не могла даже плакать. Как это случилось? Вечер, начинавшийся праздничным ужином, закончился почти разводом. Господи, это же абсурд какой-то! Муж пригрозил, что уйдет, жена ответила, мол, пусть уходит, он собрал вещи и был таков. Подумать только, предъявил ей ультиматум! Роди мне ребенка — или браку конец!

Неужели он ее больше не любит? С любимыми так не обращаются. Когда у Филиппа на работе случались кризисы, Алекса старалась его ободрить, а не требовала срочно принять серьезнейшее решение, от которого будет зависеть вся дальнейшая жизнь.

Сначала муж согласился на длительную поездку, даже не посоветовавшись. Затем, прекрасно зная, насколько она занята, стал настаивать, чтобы Алекса прилетела на выходные. Дальше — больше: хотя она просила его подождать, Филипп предъявил ей невыполнимый ультиматум. А после этого просто взял и ушел.

Непонятно, почему он вдруг стал настаивать на ее беременности так яростно. Может, есть какие-то причины, о которых она не подозревает? У его брата и сестры уже есть по ребенку, и сестра снова беременна. Может, он чувствует себя проигравшим в негласном соревновании? Или в их семействе отцовство я мужественность считаются синонимами?

Алекса умылась и легла в постель, но заснуть в таком взвинченном состоянии не смогла. Ей не давал покоя вопрос, где сейчас муж и как он мог так поступить с ней.


Филипп зарегистрировался в небольшом отеле под девичьей фамилией матери. Он долго сидел, тупо уставившись в пространство и ровным счетом ничего не чувствуя. В душе было пусто. Все тело онемело, словно его накололи новокаином.

Брак обернулся фарсом. Он всегда уступал своей жене, и возможно, именно в этом была его ошибка. Алекса не принимала мужа всерьез, и в конце концов пришлось вынудить ее обратить на него внимание. Может, хоть теперь она поймет всю глубину его страдания и перестанет убаюкивать их обоих разговорами про «завтра», которое никогда не наступит.