«Неужели это случилось на самом деле? Как такое могло произойти?»

Если бы еще месяц назад ей сказали, что она встретит мужчину, который ее по-настоящему поймет, она лишь горько рассмеялась бы и уверила всех, что им прямая дорога в приют для умалишенных. Никто, кроме ее портного, не понимал истинных устремлений Электры, не знал, для чего ей нужен откровенно-соблазнительный гардероб, откуда у нее повадка соблазнительницы, почему она столь придирчиво следит за фигурой и лицом…

Если у кого-то есть чистокровная кобылка на продажу, он холит и лелеет ее денно и нощно. Если у кого-то есть дочка на выданье и пустой банковский счет, он – если, разумеется, это не Айрис и Арчи Уортингтон, – одевает ее с иголочки и выставляет в высшем свете со всем возможным блеском, чтобы извлечь из нее максимальную выгоду.

И как больно сознавать, что нашелся наконец человек, который ее понял, – портной, конечно, не в счет! – и что этот человек подходит ей не более, чем ломовой мерин породистой кобыле, за которую можно выручить миллион!

В душе ее боролись радость от нежданного открытия – мистер Хейстингз понял ее! – и осознание бездны, их разделяющей: мистер Хейстингз – слуга и простолюдин… Эта внутренняя борьба напрочь лишила Электру дара речи, и всю дорогу до Бонд-стрит они проделали в глубоком молчании.

Магазин Лементера – если можно назвать столь прозаическим словом дом воздушных кружев, шелков и изысканного стиля – снаружи выглядел весьма сдержанно, но представительно. На дубовых дверях красовались резные буквы «Л», подобные тем, что украшали перчаточные и шляпные картонки, один вид которых заставлял дам терять головы. Тяжелые двери распахнулись так легко, словно их открыли руки невидимых привратников, и Электра вошла в одно из любимых своих мест на земле, однако об истинных причинах этой любви никто не догадывался… или почти никто.

Тут жил и трудился человек, который был для Электры все равно что добрый дядюшка – или, может быть, добрый волшебник, или нечто среднее… или все это вместе. И что еще важнее, это был человек, который ее понимал. До сего дня он был единственным…

Из-за конторки выступил безупречно красивый молодой человек и отвесил поклон:

– Мисс Уортингтон!

Электра грациозно присела:

– Приветствую, Кабо. – Она оглядела магазин, великолепие которого все же не могло вполне отразить того волшебства, что творилось за закрытыми внутренними дверями. – А Сам у себя?

Кабо и бровью не повел, услышав, как аттестовала девушка хозяина.

– Ну, разумеется. Маэстро никогда не упустит случая повидать вас, мисс Уортингтон.

Мистер Хейстингз ошарашенно озирался с видом человека, которому куда привычнее путешествия, передряги и опасности, нежели это море шелков и кружев. И – о боже! – Электра совсем позабыла о том, что здесь на всеобщее обозрение выставлено изящное нижнее белье!

Электра Уортингтон решила посмеяться над ним! Эрон понимал это столь же ясно, как и то, что во взгляде пристальных серых глаз приказчика таилась та же насмешка…

Разумеется, Эрон был не в своей тарелке. И пусть он когда-то бывал на Бонд-стрит у своего портного и посещал модные магазины готового платья, но это было очень давно, в другой жизни. А с тех пор он покупал себе лишь насущно необходимые мелочи.

Впрочем, в глазах мисс Уортингтон и, вероятно, всех светских леди то, чем торгует этот Лементер, – это и есть «насущно необходимые мелочи»…

Глава 16

В обществе Кабо Электра всегда чувствовала себя превосходно. Ведь у них было много общего. Оба были привлекательны, в меру циничны и оба работали на потребу мужчин.

Фундаментальная разница между этими двумя, за очевидным исключением разнополости, состояла в том, что Кабо, невзирая на усталое презрение к этому бренному миру и очевидный цинизм, все-таки еще верил в любовь.

Оставалось лишь недоумевать, отчего мистер Баттон этого в упор не желал замечать.

Еще несколько месяцев тому назад Электра поклясться могла, что между знаменитым Лементером и его протеже происходит нечто. Кабо казался тогда таким… счастливым. Ну, по крайней мере, питающим радужные надежды.

Сегодня же в глазах юноши, серых, словно вечернее небо, сквозила пронзительная грусть – и сердце Электры исполнилось искренней жалости к молодому человеку. Вернее, к ним обоим. Она не понимала, отчего Баттон просто-напросто не влюбился – ведь любовь ему буквально поднесли на тарелочке!

Если бы в ее жизни случилось подобное, она бы не упустила золотой шанс…

Увы, ее сердце решительно никому не надобно. Совсем не та история у добросердечного Баттона и преданного Кабо.

Ее сердце не нужно даже галантному простолюдину Хейстингзу, который легко мог уничтожить ее, кое о чем поведав, – и все же молчал, не ожидая при этом награды за свое благородство…

Впрочем, она сама уже потеряла счет своим хитростям, фокусам и манипуляциям с людьми. Родные считают ее мелочной и расчетливой пустышкой. А в свете она стяжала репутацию занятной штучки, которую никто и никогда не считал ни милой, ни нежной… Этих слов она не удостоилась.

«Я вовсе не милая… У меня вообще нет границ дозволенного».

«Не зовите меня милой. Я удовольствуюсь эпитетом „просто великолепна!“»

Конечно, во всем виноват этот Хейстингз. Сейчас она мысленно спорит с человеком, назвавшим ее сложной.

Впрочем, какая разница, что там думает о ней какой-то Хейстингз? Куда важнее, что подумает лорд Невилл…

А Кабо увлекал Электру все дальше и дальше в святая святых ее величества Моды.

– И что ваш грандиозный план? Продвигается?

Электра передернула плечами – этот жест совершено не подобал утонченной леди. Однако Кабо никогда ее не осуждал.

– Я надеюсь этим вечером единолично и надолго завладеть вниманием герцога Камбертона.

– И, похоже, вы в восторге от этой перспективы.

Электра невольно улыбнулась. Кабо умел шутить как никто другой…

– Все понимаю. Но ничего нельзя поделать. Времена переменились. После моего возвращения из Шропшира все… все стало иным.

Кабо никогда не позволил бы себе усмехнуться, но уголки его губ едва уловимо дрогнули.

– Слыхал я, Шропшир способен на такое. Место на редкость тихое и спокойное. Именно тем и опасное для душевного равновесия… – И распахнув двери в демонстрационный зал, где бесчисленным высокородным леди, герцогиням и даже принцессам крови со всей сопутствующей помпой демонстрировали впервые их новые наряды, прибавил: – За последнюю неделю в Лондоне ничего не изменилось. Если бы случились перемены, вы, вероятно, заметили бы их именно здесь, а вовсе не на улицах города.

Электра склонила голову:

– Я подумаю над вашими словами, о великий мудрец!

– Ну не грешно ли насмехаться надо мной, несчастным? Что ж, хорошо. Входите… и, умоляю, напомните ему, что пора что-нибудь съесть!

Когда Электра вошла в «галерею» – а именно так мэтр Лементер именовал свой демонстрационный зал, – она тотчас увидела невысокого, худощавого человека с острыми чертами, одетого по последней моде, с безупречной прической, из которой не выбивалось ни единого волоска. Он стоял посредине комнаты и внимательно смотрел в потолок.

Электра проделала именно то, что делают все, увидев, что некто на что-то внимательно смотрит. Она проследила направление его взгляда – и узрела новую фреску в куполообразном потолке.

Неведомый художник изобразил голубое небо с пухлыми пушистыми облачками, подсвеченными золотым солнечным сиянием. А среди облаков замерли в хороводе трое херувимов. Из одежды на них были лишь задорные улыбки, колчаны, полные золотых стрел… ну, и некоторые места их тел целомудренно прикрыты были краешками облачков.

Живописец не просто снабдил великолепное помещение достойным потолком, подобно тому как искусный кондитер венчает засахаренными розами свадебный торт. Он сделал больше. Все трое лукавых и жизнерадостных херувимов неуловимо походили на владельца этого изысканного заведения.

– Уж не знаю, что это, – промолвил невысокий человечек, – однако в этих херувимчиках положительно есть что-то эдакое… – Он уморительно нахмурился, словно и вправду не понимая, что именно. – Я им почему-то не доверяю.

– Что ж, в таком случае и впрямь не следует спускать с них глаз. – Электра приблизилась, подняла голову и будто невзначай заговорила о насущном: – А что сегодня вечером наденет на бал его светлость? Наверняка кумушки с Бонд-стрит вовсю судачат об этом…

Баттон сцепил тонкие пальцы и вновь воздел голову к потолку.

– Он предпочитает одежды цвета пурпура. Его портной только что дошил ему новый камзол цвета темного винограда.

Электра кивнула.

– Что ж, тогда лиловый шелк, как вы полагаете?

Баттон насупился, словно на потолке появилось вдруг нечто раздражающее.

– Но вы надевали лиловые шелка на приеме у Уортингтонов всего три недели назад!

– И они пользовались ошеломительным успехом!

Электра не питала иллюзий – она просто не сможет позволить себе обновки. Единственное достойное платье в ее гардеробе было подарком этого человека. Баттон назвал это «своей инвестицией», подразумевая, что Электра сделает блестящую партию и станет в высшем обществе иконой стиля – разумеется, в платье от Лементера. На него тотчас посыплются заказы, портной озолотится и станет богаче принца Георга.

Электра тогда приняла в подарок эту «инвестицию», поскольку у нее не было выбора. Она никогда не позволила бы себе в погоне за богатством разорять своих друзей… ну разве что в безвыходном положении.

Лементер помахал рукой херувимам на потолке. Херувимы шаловливо улыбнулись в ответ.

– Нет, это не годится. Пришлите мне платье, и я его быстренько переделаю. Никто в мире не справится с этим лучше меня.

Сложив на груди руки, Электра с нежностью взглянула на своего милого друга:

– Мистер Баттон, не смейте лишаться обеда, перешивая для меня платье!