— Послушай, ты! — Эрнест сделал два быстрых шага ей навстречу и, взмахнув рукой, выбил расческу из ее пальцев. — Это мой дом, не забывай! Это мой дом, поняла? Это мой дом, и, черт меня побери, я буду повторять это сколько хочу и где хочу!

Лицо Алисии осталось невозмутимым.

— Что ж, делай как хочешь, но и я сделаю то, о чем предупреждала тебя не раз: я брошу тебя. А ты прекрасно знаешь: стоит мне уйти, как перед тобой захлопнутся почти все двери в нашем округе. Любое общество отвергнет тебя. И знаешь почему? Ты перед всеми кичился своим богатством, но почему-то скрывал, откуда оно у тебя появилось и откуда появился ты сам! Если бы ты не делал тайны из своего происхождения, к тебе, может, относились бы иначе. Но ты меня не послушал тогда. А сейчас все уже разглядели, что за солидной внешностью у тебя скрывается душа маленького человека...

— Закрой рот, мне это надоело!

— А мне еще больше!

— Замолчи, я сказал. И не поворачивайся спиной, когда я говорю с тобой!

Она резко развернулась:

— Ах, ты хочешь, чтобы я смотрела на тебя? Тогда мне действительно можно помолчать, на моем лице ты и так прочтешь все, что нужно.

Лицо Эрнеста пошло красными пятнами, а по вискам покатились крупные капли пота. Когда-то давно, когда Алисия впервые увидела, как злость искажает лицо этого человека, ей стало жаль его, и она даже начала укорять себя за то, что могла быть причиной этой злости. Но теперь жалость давно прошла. Она вышла замуж за этого человека, чтобы спасти отца и сохранить дом. Отец прожил недолго, а дом, как оказалось, не стоил тех душевных мук, что ей пришлось вынести. Единственной радостью за все годы семейной жизни были дети. Но сейчас их не было рядом.

Алисия очень скучала, особенно по Эндрю. Она даже не знала, жив он или нет, воюет или находится в немецком плену. Ричард был ранен и лежал сейчас в госпитале в Дувре, а Дженис поехала к нему. Дженис, наверное, было легче — она хотя бы знала, что Ричард жив, а вот Эндрю...

Справившись с нахлынувшими вдруг слезами, Алисия снова повернулась к мужу и сказала громким, слегка дрожащим голосом:

— Ты устроил сцену из-за того, что в доме могут появиться чужие дети. А ты не подумал о том, где твой собственный сын и что с ним могло случиться?

— С чего ты решила, что я не думаю о своем сыне? Ты всегда знаешь, что люди думают, да? А ты сама подумала, что будет, когда он вернется? И если завтра привезут Ричарда? Ему нужен покой и уход, а не какие-то дети, которые орут и носятся по всему дому. Или ты не помнишь тех троих, что были здесь в прошлом году? Мне лично их хватило вот как! — Эрнест поднял ладонь над головой.

— Это не такие уж дети, — сказала Алисия, — им уже по четырнадцать лет. Два мальчика и две девочки. Они могли бы и по хозяйству помогать. Ты думаешь, легко держать дом в порядке? А у меня, кроме повара, осталась только Флори Райс, да Нэнси Бассет приходит, когда трезвая.

«Странно, — подумал Эрнест, слушая жену. — Иногда она рассуждает, как хозяйка на кухне». Но это еще можно понять. А вот ее высокомерие и спокойствие доводили его до белого каления. Он никак не мог понять, почему он должен жить с этой женщиной, которая высмеивала любую его мысль, издевалась над каждым словом и ненавидела каждую клетку его существа. Конечно, он не идеал, но меняться он не собирается, поздно уже, да и зачем? Он сам проложил себе путь в общество тугих крахмальных воротничков. Он мечтал об этом, а что в результате? Все оказалось совсем не так, как он думал. Но пути назад уже не было. Оторвавшись от своих корней, он так и не смог пустить их в новом месте — эта земля лишь терпела его присутствие на ней.

Одно только утешало Эрнеста — дочь. В ней он видел родственную душу. Выйдя замуж за Ричарда Боунфорда, она закрепила свое положение в том обществе, в котором он так и не стал своим.

Одно время Эрнест очень переживал из-за того, что Дженис, вернувшись после окончания школы, вроде бы снова начала встречаться с этим парнем, сыном Фултонов, которого он отвадил от нее годом раньше. Одна только мысль, что эта деревенщина может приблизиться к его дочери, заставляла Эрнеста хвататься за ружье. Правда, все это благополучно закончилось в тот день, когда Дженис объявила, что мистер Боунфорд сделал ей предложение. Боунфорды были тем семейством, с которым считались. И хотя они происходили с севера, имели не слишком обширные владения, и богатыми их никак нельзя было назвать, у них было имя, а это главное.

Все складывалось как нельзя лучше. Дженис играла роль леди не хуже, чем мать, но началась эта ужасная война, и Ричард оказался в госпитале в Дувре, причем, как подозревал Эрнест, ранен он был довольно серьезно. Что, если он умрет, не оставив наследника? Упрямство Дженис в этом вопросе Эрнест считал большой ошибкой.

Медленно повернувшись, он направился к двери, но его догнал голос жены:

— Так ты скажешь им, да?

Он замер на секунду, но не обернулся и захлопнул за собой дверь.

«Молчание — тоже ответ», — подумала Алисия. Ей нужно было решать эту проблему, и довольно быстро. По правде говоря, ей тоже не хотелось, чтобы по дому ходили эти несчастные, эвакуированные из больших городов дети. С другой стороны, если они не примут детей, им могут подселить целое семейство или даже военных. А Клара Джонсон из комитета по размещению эвакуированных однажды сказала Алисии, что полдюжины солдат в сто раз хуже, чем дюжина детей.

«Стоп, — сказала себе Алисия, — а ведь это идея!» Она не будет возражать против размещения одного-двух офицеров. Да и Дженис не станет скучать, если в доме появятся приличные молодые люди. Хотя когда ей скучать с этой волонтерской деятельностью? Вот без Ричарда ей действительно скучно. Иногда Алисия удивлялась, почему Дженис не хочет остаться на денек-другой с его родителями. Они хоть и немного странные и старомодные, но очень милые люди. Но Дженис не могла сидеть без дела — у нее было слишком много энергии, как у... На этом месте Алисия постаралась оборвать ход своих рассуждений, так как даже самой себе не хотела признаться, что ее дочь похожа на отца.

Когда раздался стук в дверь, Алисия наконец вернулась к реальности и громко сказала: «Войдите!» На пороге появилась Флори Райс и сообщила, что леди из комитета по размещению эвакуированных хочет успеть на автобус через пятнадцать минут, потому что следующий будет только через полтора часа.

— Хорошо, Флори, скажи, что я уже спускаюсь.

Один глаз Флори был полуприкрыт веком, поэтому она не могла найти работу в военных организациях и служила кем-то вроде горничной. Сейчас ее больной глаз усиленно двигался, как будто хотел выскочить и сказать нечто важное.

— Должна сообщить вам, мадам, что вместе с этой леди пришла другая, такого вида, знаете ли... из простых. Это она так громко разговаривала там внизу. И она довольно пожилая. Я думала, что вас стоит предупредить.

— О, спасибо, Флори!

— Мадам! — Флори слегка наклонилась и вышла.

Алисия вздохнула и, собравшись с силами, стала спускаться вслед за ней. Пройдя через холл, она подошла к двери маленькой библиотеки, где ее ожидали две дамы.

Голос она услышала еще из-за двери. Принадлежал он, очевидно, той, что «из простых», и, войдя в библиотеку, Алисия поняла, что не ошиблась. Женщина была невысокого роста, полная и какая-то неопрятная. На ней было синее пальто и серая соломенная шляпа, а лицо под шляпой сплошь покрыто мелкими морщинами, среди которых сверкали выразительные черные глаза.

— Добрый день, миссис Брэдфорд-Браун. — В голосе мисс Таггарт из комитета явно слышались нервные нотки.

— Здравствуйте, мисс Таггарт. Чем могу помочь вам?

— Я... — Мисс Таггарт взглянула на пожилую женщину. — Это... по поводу детей, я звонила вам... Вы помните?

— Да, конечно, помню!

— Вот, двоих мальчиков я устроила, но... еще девочки остались... им... в общем, одной четырнадцать, а другой...

Когда она запнулась, «старушенция», как успела назвать ее Алисия, вмешалась, глядя на нее своими немигающими глазами:

— Она хочет вам сказать, мадам, что у нее есть две юных распутницы, помешанные на мужиках, что за ними нужен присмотр и что она думает поселить меня здесь, у вас, чтобы я за ними смотрела. Но я сказала: нет. И вам то же повторю. У меня есть на то свои причины, и я не хочу оставаться тут. И я уже сказала мисс Таггарт, что она зря потратилась на автобус. Я вернусь в город. Я не боюсь бомбежки — лучше бомбы, чем некоторые люди.

— Миссис Прайс, пожалуйста!

— Пожалуйста что?

— Успокойтесь!

— Нечего меня успокаивать, если я хочу говорить! И вообще, дорогу назад я смогу найти сама!

— Успокойтесь, прошу вас! — Мисс Таггарт повернулась к Алисии: — О, простите! Но если бы вы смогли взять девочек...

— Минутку! — Алисия протянула руку к обеим сразу, успокаивая их. — Если, как сказала... э?..

— Меня зовут Мэг. Миссис Мэг Прайс.

— Да, конечно... Так вот, как сказала миссис Прайс, за этими девочками нужен присмотр. Но я боюсь, что у меня в доме нет никого, кто бы мог присматривать за ними. И потом, мне сообщили, что... вернее, я поняла из разговоров в министерстве, что мне придется разместить военный персонал.

Лгать убедительно Алисии не составляло труда — за многие годы она достигла в этом деле больших высот.

— О! Я понимаю. В таком случае мне придется поискать другое место. — Мисс Таггарт посмотрела в окно и добавила сочувственно: — Как жаль, что такой прекрасный цветник пришлось превратить в овощные грядки. Вас это очень расстроило, не правда ли?

— Ну что вы, вовсе нет! Видите ли, цветы нельзя есть, а сейчас все мы должны помогать нашей армии.

— О да, конечно, я понимаю, — пробормотала мисс Таггарт, — нам пора. Автобус, знаете ли...